– Сними-ка очки, – говорю я понятную каждому ребенку фразу. – Успокойся, здоровяк! – Иван примирительно поднимает руки. – Я отправлю вас домой. Все в силе. Я смотрю на Прежнего и размышляю. Он заметно нервничает. – Можно было договориться сразу, – рычу я. – Можно было договориться, – соглашается Иван. – А можно было и не договориться. Ты хочешь уйти, я хочу остаться. Все хорошо. Высший где-то здесь, рядом, но пока он не вселился в Ивана. – Не могу доверять тебе, – отвечаю я. – Выпусти отца. Иван кивает. И преображается. На этот раз Иван не просто «выпускает на поверхность», а дает Андрею возможность стать самим собой. Я смотрю на человека, которого встретил когда-то возле Комка сумасшедшим бомжом. В нашем мире он отверг судьбу Прежнего, отказался быть частью его коллективной семейной личности. Здесь – согласился. Могу ли я ему доверять? – Могу ли я тебе доверять? – спрашиваю я. Андрей смотрит на меня. – В твоей реальности мы дружны? – Да, в какой-то мере, – признаю я. – Тебе удобно говорить с такой… пастью? – интересуется Андрей. Я смеюсь. Конечно же, не очень удобно. Но я не хочу менять форму Защитника, она придает мне уверенность. – Нормально, – говорю я. – Так скажи, это все ты замутил? – Я лишь воспользовался ситуацией, – уверяет Андрей. – А кто меня сюда отправил? – Возможно, что и я, – признает он. – Но тут ничего не могу гарантировать. Одно скажу честно, если Высший войдет в нас, мы отправим тебя домой. Это наиболее разумное решение, ты слишком непредсказуем, чтобы пытаться тебя поглотить. – Вот, значит, как… Андрей виновато улыбается и добавляет: – Это не мое личное мнение, это коллективное. – Что будет на Земле? – спрашиваю я. – На здешней? Ничего особенного я не жду, но Андрей меня удивляет. – Прежние уйдут с Земли. Мы сохраним ее нейтральной, это коллективное решение. – Почему? Ждать от них моральных решений не стоит, но мне кажется, что Андрей не врет. – Все усложнилось, – объясняет Андрей. – Мы заигрались с человеческой цивилизацией. Если у нас появится кто-то подобный тебе, то лучше сохранить нейтральные или союзнические отношения. – А что будет на Ровиане? Андрей смотрит вверх. Я замечаю, что расползающиеся в разные стороны газовые протуберанцы немного сдвинулись, а замершие зигзаги молний начали неспешно ползти по поверхности Даута. – Вначале надо стабилизировать ситуацию, – вздыхает он. – А потом? Андрей начинает негромко декламировать: Не плачь о неземной отчизне, И помни, – более того, Что есть в твоей мгновенной жизни, Не будет в смерти ничего. И жизнь, как смерть необычайна… Есть в мире здешнем – мир иной. Есть ужас тот же, та же тайна – И в свете дня, как в тьме ночной. Мне нравится, когда он читает стихи. Я их совсем не знаю, но они красивые. И мне кажется, что каждый раз я понимаю чуть больше, чем в них сказано. – А что там дальше? – спрашиваю я. Андрей продолжает: И смерть, и жизнь – родные бездны; Они подобны и равны, Друг другу чужды и любезны, Одна в другой отражены. Одна другую углубляет, Как зеркало, а человек Их съединяет, разделяет Своею волею навек. И зло, и благо, – тайна гроба. И тайна жизни – два пути – Ведут к единой цели оба. И все равно, куда идти. Будь мудр, – иного нет исхода. Кто цепь последнюю расторг, Тот знает, что в цепях свобода И что в мучении – восторг. Ты сам – свой Бог, ты сам свой ближний. О, будь же собственным Творцом, Будь бездной верхней, бездной нижней, Своим началом и концом[10].