— Одно с другим не вяжется! — досадливо пробормотала я, и болтавшийся поблизости Вадик осчастливил меня очередной сексуально-философской сентенцией: — Нужно, чтобы одна с другим или один с другой, тогда они будут вязаться о-го-го как! Я обещала обдумать эту мудрость эротомана на досуге и покинула трудовой пост, чтобы принять вахту дома. Няня с Масей уже вышли на вечернюю прогулку, я перехватила их в парке. — Вел себя нормально, ел хорошо, но спал всего полчаса, — коротко отчиталась она. Я посмотрела на сынишку. Мася с большим энтузиазмом колотил сломанной веткой по воде фонтана и не выглядел усталым. — Он вечером рано лег, а утром встал аж в половине девятого! — объяснила я. И замерла с раскрытым ртом, пораженная простой, как холстина, мыслью. Няня, не заметив моего превращения в подобие скворечника, попрощалась и ушла, а я присела на бортик фонтана и рассмотрела явившуюся мне светлую мысль со всех сторон. Ну конечно! Как это я сразу не подумала, что у периодической бессонницы Тихоньковой могло быть самое простое и естественное объяснение? Женщина имеет обыкновение заваливаться на боковую белым днем! Что, если именно по пятницам ее послеобеденный сон особенно крепок? Тогда она замечательно высыпается и закономерно не может уснуть ранним вечером, но всеми средствами принуждает свой организм к неукоснительному соблюдению режима. Она пьет таблетки, капли и теплое молоко с медом, нюхает корень валерианы, вслух считает овец, обматывает голову мокрым полотенцем и разными иными способами издевается над собой и несчастными близкими, которые в результате всей этой суеты тоже лишаются сна. И наутро все семейство (за исключением счастливчика Витьки, который спокойно спит в мансарде) страдает от головной боли и общей слабости! Порадовавшись своей сообразительности, я улыбнулась и тут же снова нахмурилась. В этой простой и понятной версии не было места ролику «Волны» с его необъяснимым воздействием на нежный организм Клавдии Яковлевны! Ведь ролик вкупе с метеопрогнозом она смотрела уже после того, как обеспечивала себе очередной приступ бессонницы особо крепким дневным сном! Значит, ролик ни при чем? Но ведь я уже выяснила, что тринадцатого и двадцать седьмого, когда «Волну» изымали из утреннего эфира, Тихонькова спала, как младенец! Может, значение имеет как раз утренний, а не вечерний показ? Может, именно от наличия или отсутствия ролика в семичасовом блоке зависит, спать или не спать Клавдии Яковлевне днем и, как следствие, ночью? Однако установлено, что по утрам страдалица телевизор вовсе не смотрит… — Может, она его слушает сквозь сон, в полудреме? — подумала я вслух. — И в таком состоянии оказывается особенно восприимчива к загадочному негативному воздействию? Кто бы мне еще объяснил его природу… С вопросами о природе рекламного ролика имело смысл обращаться к его авторам, а на них мне могла ответить супруга директора «Волны». Как ее? Виолетта Игнатьевна. Будь у меня при себе ноутбук, я мигом нашла бы координаты ЧП «Волна» в Интернете. В отсутствие компьютерной техники мне показалось наиболее естественным отыскать эту мужнюю жену с амбициями бизнес-леди через ее супруга. Я, правда, даже имени его не знала, но это не должно было помешать: еще днем, копаясь в своей записной книжке, я решила, что мне поможет Сашка Галкин — мой бывший коллега-журналист, перековавший перо на поварешку. У Сашки свой ресторанчик, при котором он организовал престижный в деловых кругах клуб «Кому за миллион». Удачное название провинциальных бизнесменов пленяет и завораживает. Конечно, поднять планку на должную высоту Сашке не удалось, он не учел инфляции, при которой миллионеров у нас развелось, как тараканов, зато картотека членов клуба почти так же обширна, как база данных налоговой службы. И в отличие от налоговиков Галкин с удовольствием поделится со мной своими знаниями, ему даже лестно будет, что действующий журналист обращается к нему за помощью. Я увела Масяню от фонтана к каруселькам, отправила ребенка в трехминутный полет на игрушечном истребителе и без помех позвонила Сашке. — ЧП «Волна»? Как же, знаю! — не обманул моих надежд экс-коллега. — Директор и владелец — Панченко Андрей Николаевич, активнейший член моего клуба. Ни одного заседания без уважительной причины не пропускает! Если не может прибыть, обязательно предупреждает. — Ты ведешь журнал учета посещаемости? — съязвила я. — Не посещаемости, а финансовых поступлений! — хохотнул Сашка. — Они же у меня, помимо ежемесячных членских взносов, за каждое посещение платят дополнительно! А как иначе? Это официально действо называется скучно и чопорно — «заседание», а на самом деле у нас такие знойные тусовки — куда до них бразильскому карнавалу! — Оргии, что ли? — Ну, почему сразу — оргии? — Сашка сначала обиделся, но живо развеселился. Чувствовалось, что человек соскучился по нормальному журналистскому трепу с подколками и смешками. — Не оргии, а тематические мероприятия, с культурной частью и бескультурной! — Бескультурная — это попойка, сауна и девочки? — А также мальчики и пальчики, то есть всякая там мануальная терапия и прочий тайский массаж, — разоткровенничался Сашка. — Но это уже в частном порядке, в уединении комфортабельных номеров и только после обязательной программы. Сначала я своих миллионеров хоть немножно культурно воспитываю и интеллектуально подращиваю: профессоров привожу, чтобы лекции им читали, блиц-семинары устраиваю, ролевые игры организую. Иной раз такие интересные диспуты случаются, аж с мордобоем! Ты приди как-нибудь, посмотри, не пожалеешь! — И по каким дням у тебя семинары с мордобоем? — хмыкнула я. — В оптимальное для восприятия время, еженедельно в канун уик-энда! — Сашка загнул изящную фразу, но я не дала ему поважничать: — Про оптимальное восприятие ты своему бизнес-бомонду вкручивай, а мне попросту скажи, когда вы заседаете и в каком часу! — Да по пятницам же! Только время у нас плавающее: зимой мы в семнадцать часов собираемся, летом в два. — А почему так рано? — удивилась я. — В теплое время года у бизнесменов меньше работы, что ли? — В теплое время года у них больше желания умотать на уик-энд из города на свои дачки у моря и в горах! — объяснил Сашка. — Дяди все, как один, на своих колесах, а на дорогах в курортный сезон дикие пробки, господа начальники норовят закончить рабочую неделю в пятницу к обеду и выехать пораньше. А я должен еще до этого момента их перехватить и нацелить на иное времяпрепровождение, иначе укатят мои миллионеры тратить свои денежки в другом месте. — Сашка, ты стал жадным, беспринципным и циничным! — посетовала я. — Так ведь с кем поведешься! — ничуть не огорчился Галкин. Я вытянула у него домашний адрес и телефон Панченко и в режиме ответного приглашения позвала в гости к нам в студию. — Посмотришь, какой у нас монтажный стол собрали, Вадик тебе свою новую камеру покажет, Слава расскажет про темпоритм… — Да-а-а, темпоритм — это вещь! — с тоской сказал Галкин и грустно откланялся. А я подумала: умного человека не портит даже общение с миллионерами! Хоть и обуржуился наш Галкин, но все-таки помнит, что темпоритм хорош не только с пивом. С этой мыслью и с приятным сознанием собственной принадлежности к племени интеллектуалов я оставила размышления о детективном расследовании на завтра. Рабочий день я начала позже обычного и в приятном одиночестве. Когда мои коллеги разбежались на съемки, я села на телефон и позвонила Панченко. В десять часов утра я не рассчитывала застать Андрея Николаевича дома, хотела поговорить с его супругой, по совместительству — замдиректора по рекламе, но она тоже упорхнула из семейного гнезда. — Виолетта Игнатьевна к парикмахеру поехала, а потом к портнихе, — легко выдала мне хозяйские тайны простодушная домработница. — Вы могли бы ей передать, что звонили с телевидения?… — Я тут только до полудня работаю и Виолетту Игнатьевну нынче уже не увижу, — огорчила меня собеседница. К счастью, женщина знала, что ее хозяйка обслуживается в «Брюсселе». Я тут же отправилась в эту цирюльню, умеренно радуясь, что наконец-то составлю представление о творческой манере тамошних мастеров. Прежде я никогда не пользовалась услугами «Брюсселя», потому что название этой парикмахерской четко ассоциируется у меня с капустой, а данный овощ никогда не казался мне прототипом стильной прически. На ближних подступах к «Брюсселю» я разминулась с клиенткой. Дама лет сорока пяти, очевидно, остро тосковала по чудесным школьным годам: ее волосы были заплетены в две косицы с лентами из дымчатой органзы. Прелестная девичья прическа плохо сочеталась с телосложением матрешки, но вряд ли дама рисковала услышать шокирующую правду о своей внешности. Модный костюм, дорогие туфли, бриллианты в ушах и собственный «Пежо» позволяли предположить, что мадам вращается не в тех кругах, где ценят простодушие, искренность и откровенность. Это соображение помогло мне успешно переконвертировать зависть по поводу «Пежо» в сочувствие, и в салон я вошла с грустной улыбкой на устах. — Вы по записи? — без восторга оглядев мой наряд (майка с капюшоном, укороченные джинсы, высокие кеды и сумка на длинном ремне), поинтересовалась особа, на голове которой красовался превосходный муляж термитника из медно-красных волос неизвестного происхождения. — Виолетта Панченко здесь? — я оглядела полупустой салон. — Отъезжает! — медноволосая мечта бесприютных насекомых накренила свой термитник в сторону окна. Я увидела широкую корму отчалившего «Пежо» и поняла, что только что разминулась с самой госпожой Панченко. Далее по маршруту у нее была портниха, но я не знала ее адреса, а бросаться вдогонку за иномаркой с криком «Погоди, постой!» казалось мне унизительным. Поэтому я быстро поменяла планы и сказала медноволосой особе: — Хочу такие же косички, как у нее! Кто плел? — Алла, ты свободна? — крикнула медноволосая. — Возьмешь французские косички прямо сейчас? — Возьму! — донеслось из-за низкой стенки, перегораживающей зал. Термитник качнулся, указывая мне направление, и я проследовала за перегородку. — Из своих волос плетем? — усаживая меня в кресло, спросила симпатичная девушка с лохматой головой в отменном капустном стиле. — Из своих, из своих! Нам чужого не надо! — испугалась я, вспомнив красный термитник. Страшно подумать, сколько медной проволоки на него ушло! Сколько аккумуляторов рассталось со своей обмоткой! — А мне знакомо ваше лицо! — улыбнувшись моему испугу, сообщила мастерица. — Вы не с телевидения? — С него, родимого! — призналась я, надеясь, что эта информация сделает наше общение более теплым и искренним. Так и случилось. Алла похвалила мою работу, я — ее, и от разговора о французских косичках, украсивших голову госпожи Панченко, мы плавно перешли к обсуждению самой Виолетты Игнатьевны. Разговорчивая Аллочка между делом рассказала мне о ней все, что могла. Мне осталось только слушать и удивляться, что мастерица, обслуживающая клиентку какой-то год, знает чуть ли не всю ее жизнь! Сведения, которые сообщила словоохотливая Аллочка, по большей части были мне совершенно не нужны, но пришлось слушать, уйти я не могла: болтая языком, парикмахерша совершала движения руками, заплетая мои волосы в затейливые косицы. Кстати, мне такая прическа шла гораздо больше, чем мадам Панченко. К тому моменту, когда я смогла в этом убедиться, я уже знала, что Виолетте Игнатьевне сорок девять лет, она скрипачка, но никогда не концертировала, тихо-спокойно работала в музыкальной школе, пока ее супруг не раскрутил свое дело. У Виолетты Игнатьевны нет детей, но есть две прелестные собачки чихуа-хуа. Ее любимая еда — вареники с вишней, любимая книга — «Анжелика — маркиза ангелов», любимое место — площадь у кинотеатра «Варяг», где стоит старый дом с колоннами, в котором Виолетта жила в детстве. Скверных вещей в комфортной жизни мадам Панченко две: проблема лишнего веса и аллергия на амброзию. А делами мужней фирмы она занимается потому, что ей скучно. О последнем я, впрочем, и сама уже догадалась. Вернувшись в студию, я первым делом позвонила Виолетте Игнатьевне. Она уже была дома и с робким интересом выслушала мое предложение встретиться, чтобы записать небольшое интервью для телевизионной программы «Женское дело». То, что такой программы на самом деле не существует, не имело значения — во всяком случае, для меня. Виолетта Игнатьевна, впрочем, не рвалась на телеэкран, хотя могла бы, с новой-то прической. Но нет, бизнес-леди сослалась на занятость и медлила назначить встречу. С большим трудом я уговорила ее принять нашу съемочную группу в пятницу, в полдень, пообещав, что мы отнимем у деловой женщины не более получаса. Положив трубку, я погрузилась в размышления, которые прервал своим появлением Вадик. — Ух, какое хитросплетение! — с опасливым уважением сказал он, увидев мои франко-бельгийские косички. — Не то слово! — отозвалась я, думая о другом. Потом встала, поманила напарника пальчиком и привела прямиком в кабинет главного редактора. Против обыкновения, Мамай был занят делом — считал на калькуляторе. При этом он тряс головой, дергал носом, шевелил губами, ерзал на стуле и, как никогда раньше, был похож на дрессированного слона, натужно занимающегося арифметикой. — Геннадий Владимирович! — позвала я. Слон поднял на меня затуманенный взгляд, и я, устремив гипнотический взор в нервный узел между чакрой и основанием хобота, веско сказала: — Дело Тихоньковой можно считать законченным успешно и с опережением графика. Полдня из отпущенного мне срока я сэкономила, но возьму это время в пятницу. И еще мне понадобится Рябушкин с камерой. — Э-э-э… Елена! — проснулся шеф. — Так в чем же была проблема? — Знаете, Геннадий Владимирович, чем меньше людей будет в курсе этой истории, тем лучше, — неосторожно ляпнула я. Мамай надулся, и я поспешила внести дипломатическую коррективу: — Конечно, вам-то я все расскажу, но не сейчас. Позже, когда Василий Онуфриевич убедится, что мы с Вадимом все разрулили. Напрашивавшееся далее по тексту «и откажется от намерения нас урыть» произнесено не было, но Мамай и без того смекнул, что ему выгоднее не вникать в курс дела раньше времени, чтобы в случае неудачи не быть урытым за компанию. — Хорошо, поговорим позже! — постановил он и отпустил нас величественным взмахом руки. Разумеется, с Вадиком я поделилась и своими выводами, и своими планами. — А я о чем тебе все время твердил? — выслушав меня, пожал широкими плечами напарник. — Я тебе с самого начала говорил, где корень зла, а ты меня и слушать не стала!