— Ее изнасиловали, верно? — Увы, — сказал Монтальбано. Спустя пять минут после того, как супруги Ди Марта ушли, комиссар устроил совещание с Фацио и Мими. Первым делом Монтальбано велел ввести Ауджелло в курс дела по поводу допроса, а сам пошел выкурить сигарету на парковке. Ему надо было в одиночку поразмыслить над случившимся. Вернувшись, он открыл совещание. — Хочу узнать у тебя, Фацио, есть ли ко мне вопросы. — Да, есть. Я понял, вы выдумали про подозрения в отношении Бонифачо только чтобы вызвать реакцию Лореданы. Ну а насчет того, что случилось после поцелуя, — вам действительно показалось, что Бонифачо, когда говорила про ласки, сказала не все? — Нет. Когда я с ней говорил, мне так не показалось. Скорее поведение Лореданы тут, в кабинете, помогло мне понять игру, которую она затеяла. — Какую игру, простите? — Разве ты не понял, что Лоредана хотела взять меня за ручку и отвести, куда нужно ей? А я послушно подал ей ручку и дал себя отвести? — Хочешь сказать, ее не изнасиловали? — спросил Мими. — Тогда зачем она ходила на осмотр? — Этого я не сказал. Я говорю, что она дала себя изнасиловать. Ей нужно было подтверждение факта сексуального насилия. И она получила его у гинеколога. Прошу заметить, это не она сообщила нам об изнасиловании, а я вынудил ее признаться. Ловкачка. — Но с какой целью? — Сейчас скажу. Да уж, эти две женщины… Лоредана возвращается домой с покусанными губами, Валерия говорит мне, что грабитель заставил ее трогать себя, она заявляется сюда возбужденная, словно скрывает некую тайну… Как ловко они подсунули мне в голову мысль о насилии! Безупречно сработано в паре! Мастерски! — Хорошо, — ответил Ауджелло, теряя терпение. — Но зачем ей понадобилось, чтобы ее изнасиловали? — Потому что в таком случае невозможно заподозрить, что они с грабителем были сообщниками. — Правда ваша, — с готовностью подтвердил Фацио. — Так что раз насильник и жертва — любовники и сговорились, значит, через Лоредану мы можем выйти на грабителя. И тут вступаешь в игру ты, Мими. — Я понял. Мне надо подкатить к Лоредане. — А вот и ошибаешься. — Тогда что? — Ты должен подкатить к Валерии Бонифачо. И должен тебя заверить, она того стоит — как женщина. Пусть Фацио даст тебе все сведения, и не суйся в комиссариат до тех пор, пока не закадришь ее. Монтальбано заметил, что Фацио задумался. — Что не так? — Комиссар, я не уверен. — Ты не согласен с поручением Ауджелло? — С ним все в порядке. Меня берут сомнения: неужели они затеяли весь этот шурум-бурум из-за шестнадцати тысяч евро? — По-твоему, мало? — Не то чтобы, но мало по отношению ко всему остальному. Хотя это только мое впечатление. — Возможно, ты и прав. Но пока что нам остается только идти вперед. Помолчал немного, потом сказал: — Кстати, я тут пораскинул мозгами, кем мог быть этот грабитель, и кое-что смекнул, особенно когда выяснилось, что речь идет о добровольном изнасиловании. — Раз уж на то пошло, — сказал Фацио, — и я кое-что смекнул. — Да? Ну назови имя. — Давайте вы. — Давай так. Ты назовешь имя, а я — фамилию. Идет? — Идет. — Кармело… — начал комиссар. — Савастано, — закончил Фацио. — Подумаешь, гении сыска! — раздраженно воскликнул Мими. — Это было настолько очевидно, что я решил не участвовать в вашем благородном турнире уровня детского сада. Он встал и вышел из кабинета. Зазвонил телефон. — Синьор комиссар, там до вас синьор Диндилин… — …дон-дон, — договорил за него Монтальбано. — Нет, синьор комиссар, его не так зовут, его зовут Диндилинзано. — Проводи ко мне. Интелизано не возражал против предложения Монтальбано. — Согласен, синьор комиссар. Если вы желаете, чтобы мы съездили поговорить с тунисцами в Спириту-Санто, будет удобнее проехать туда со стороны Монтелузы — там дорога получше. Я всегда так делаю. — Как договоримся? — Лучше поедем на двух машинах, на моей и на вашей. Увидимся перед въездом в Монтелузу, у развилки на Арагону. В половине восьмого вас устроит? — Вполне. — Как мне вас представить? — Инженер Карло Ла Порта. Он уже собирался к себе в Маринеллу, когда позвонил Катарелла с известием, что к нему явился доктор Спустито из отдела по борьбе с терроризмом и желает говорить с ним, лично и персонально. Комиссар был с ним хорошо знаком. — Его зовут Спозито, Катарелла. Проводи. Спозито, заместитель шефа полиции, лет сорока пяти, был всегда неряшливо одет и нечесан и вечно куда-то спешил. Дел у них общих никогда не было, но они часто пересекались в управлении, и комиссар неплохо к нему относился. — Отниму у тебя только пять минут, — сказал Спозито. — Тороплюсь. Пробегал мимо и вот решил… — О чем разговор! Садись. — Сразу скажу: мы провели негласный обыск в том домике в предместье Спириту-Санто. Ты был совершенно прав. Речь почти наверняка идет о грузе, состоящем из ящика с гранатометом и двух ящиков с боеприпасами. Но мне нужно кое-что уточнить. — Давай. — По словам Ауджелло, хозяин участка, когда заметил, что у домика появилась дверь, сообщил вам не в тот же день, а днем позже. — Нет, он пришел вечером того же дня, но я уже ушел, и Ауджелло велел ему вернуться утром. — И ты направился на место тем же утром? — Да. А что? — А то, что, если дело обстоит так, ясно, что за домиком велось наблюдение, и тот, кто его вел, знал, что Интелизано — не случайный прохожий, а владелец. Так что они примчались туда и все забрали, как только Интелизано уехал. — Понял. Ну и что? — Возможно — раз их застали врасплох, — что оружие еще не переправили. Возможно, его не успели увезти далеко, и оно все еще спрятано в окрестностях домика, где-то, где будет не так трудно его отыскать. Спасибо. Он встал; они обменялись рукопожатиями. Почему Спозито не упомянул о батраках-тунисцах? Разве он мог до сих пор не докопаться до них? Может, просто не хотел говорить об этом с комиссаром?