Перед выходом из дома его охватили сомнения. А вдруг эти тунисцы случайно видели его по телевизору и узнают комиссара Монтальбано? Вероятность мала, но она есть. И как ему изменить лицо за пять минут без подручных средств? Он нацепил темные очки, закрывшие пол-лица, нахлобучил широкополую шляпу, годную разве что для огородного пугала и доходившую до самых глаз, повязал на шее огромный красный платок, задрав его почти до носа, и вверил себя Господу. Интелизано уже ждал его на развилке. Бросил на комиссара слегка изумленный взгляд, но не стал задавать вопросов. Наконец посреди вполне проезжего проселка машина Интелизано остановилась. Монтальбано, ехавший следом, тоже притормозил. — Теперь пойдем пешком. Заприте машину. Налево шел узкий гужевой тракт. Они пошли по нему. — Отсюда начинается моя земля. Шагали минут двадцать по свежевспаханному полю. Монтальбано вдыхал аромат земли — земля вкусно пахнет, как и море. Потом они прошли мимо конюшни из каменной кладки, там были лошади; рядом стоял большой ангар из листового железа. Наверху было устроено нечто вроде сеновала. Вдруг, пока Монтальбано разглядывал постройки, яркий луч света, шедший с сеновала, резанул ему прямо по глазам. Хотя на нем и были солнечные очки, он машинально зажмурился, а когда открыл глаза, света уже не было. Комиссару пришлось снять очки и вытереть слезящиеся глаза. Наверное, луч солнца отразился от осколка стекла. 9 — Ангар очень удобный, — объяснял Интелизано, — наверху — сеновал, а внизу — склад, гараж, зернохранилище… Работники приходят сюда поесть, когда слишком жарко, или в непогоду. — У них есть ключи? — Само собой. — И ночуют тут? — Нет, вроде я вам говорил. В Монтелузе они ночуют. Спустя еще десять минут они дошли до места, где работали двое тунисцев. Монтальбано убедился, что оттуда, где они находились, вторая половина участка, бесплодная, где стоял дом-развалюха, не была видна из-за заслонявшего его холмика. Но наверняка тунисцы забирались на холм, когда работали на земле, так что они знали о существовании заброшенного домика. Тунисцы прервали работу. Тот, что сидел на тракторе, слез с него. Они сняли кепки. Интелизано представил их. — Это Алькаф, а это Мохаммед. — Очень приятно, — сказал Монтальбано, протянув руку. — Они из Туниса, — продолжал Интелизано, — работают тут уже два года. Этот синьор — инженер Карло Ла Порта, он намерен купить землю. — Ты продавать? — спросил Мохаммед; лицо его выражало сожаление. — Три больших надела, трудно за всем присматривать, — ответил Интелизано. Алькаф улыбнулся Монтальбано. — Хорошее дело ты делаешь. — Еще больше хорошо, если оставляешь нас у тебя, — сказал Мохаммед. Им было лет по пятьдесят, но выглядели молодо. Оба сухощавы, внимательный умный взгляд. Хоть и одеты, как оборванцы, а держались достойно. — В Тунисе вы работали на других или у вас была своя земля? — спросил Монтальбано. — Да, своя земля, — ответили они хором. — Но немного, — уточнил Алькаф. — Тракторами пользовались? — Нет, — сказал Мохаммед. — Трактор нет деньги. Мотыга и плуг. Водить трактор научиться тут. — Пройдемте дальше? — спросил Интелизано. Монтальбано кивнул и на прощание снова протянул руку работникам. Когда тех уже не было видно, Интелизано спросил у комиссара, в какое время тот собирается вернуться сюда для разговора с батраками. — Не позднее пяти я буду уже здесь. Но почти наверняка успею раньше. — Не забудьте: с закатом солнца они сворачиваются и уезжают домой в Монтелузу. — Хорошо. — Как они вам показались? — На вид опытные и разумные. — Так и есть. И большие трудяги. — Вы склонны исключить… — Уважаемый комиссар, в нормальной ситуации они оба были бы важными господами, но в их нынешнем положении… Комиссар был того же мнения. Они добрались до места, где оставили машины. — Я поеду в Монтелузу, у меня там кое-какие дела, — сказал Интелизано. — Вернусь сюда к часу дня, может, раньше, а уеду не позднее трех, чтобы вам не мешать. По пути в Вигату комиссар пришел к убеждению: руки Алькафа и Мохаммеда не похожи на руки крестьян, привыкших с утра до вечера мотыжить землю. Когда он в первый раз пожал их, ощутил, что кожа гладкая, без мозолей. Потом проверил еще раз, чтобы окончательно убедиться. И убедился. — Здравствуйте, синьор комиссар! — едва завидев его, выпалил Катарелла. Монтальбано застыл на месте. Как же так? На нем ведь очки, шляпа и платок — ходячее пугало! — а Катарелла безошибочно вычислил его, глазом не моргнув? — Как ты понял, что это я? — Я не должен был понять? — Нет. Я маскируюсь. Катарелла изобразил на лице огорчение. — Простите, я не понял, что вы маскуруетесь. Прошу прощения и разумения. Если хотите, давайте вы выйдете, возвернетесь, а я прикинусь, что… — Да ладно, проехали. Лучше скажи, как ты меня узнал. — Во-первых, усы и родинка, синьор комиссар. А во‑вторых, походка. — Да? И какая у меня походка? — Особенная, синьор комиссар. В общем, вполне можно было обойтись и без маскарада. — Пришли ко мне Фацио.