— У твоих расспросов есть конкретная цель. — Неужели? И какая же? — Узнать, были ли в моей жизни другие мужчины после развода. Да, мужчины были, но ничего серьезного. Доволен? Монтальбано не ответил. Вдруг она сказала: — Завтра мне, к сожалению, надо будет уехать. Но сперва зайду в банк, уточнить, все ли в порядке. Мы не увидимся примерно неделю. — Куда едешь? — В Милан. — К родителям? — С ними я тоже увижусь. Но еду я туда потому, что Педичини сказал одну вещь, которая очень меня заинтересовала. — Можно узнать, какую? — Да, но это секрет. Он хочет, чтобы я раздобыла ему несколько ценных картин XVII века. Они с женой вернутся в Вигату недели через две. Он упомянул имя одного своего друга, который держит галерею в Милане и мог бы мне помочь. Ты расстроился? — Немного. — Только немного? Монтальбано решил сменить тему. — Прости, но я не понимаю. — Чего? — Если у Педичини есть этот друг со своей галереей, зачем ему нужна ты в качестве посредника? — Педичини сказал, что не хочет заниматься этим лично даже через своего друга. Потом добавила, погладив его по руке: — Мне хочется напиться. — Нельзя, ты за рулем, помнишь? — У-у-у! Тогда попрошу счет, и мы сейчас же уедем. Ужин ведь кончился? В меня больше ни одна креветка не влезет. Монтальбано позвал официанта. — Хочешь вернуться домой? — Нет. — А куда? — К тебе. У тебя есть выпить? — Виски. — Отлично. А потом я хочу посмотреть на твои картины. — Картин у меня нет, только гравюры и рисунки. — Сгодятся и они. Веранда привела ее в полный восторг. — Боже, как здесь красиво! Она уселась на скамью и нетерпеливым жестом поманила к себе Монтальбано. — Разве ты не хотела посмотреть на мои… — Потом. Иди сюда. Все шло своим чередом. Он мог лишь еще немного потянуть время. — Схожу за виски. Вернулся с непочатой бутылкой и двумя стаканами. — Хочешь льда? — Нет. Садись. Он сел. Взял бутылку, чтобы откупорить, но не успел: Мариан обняла его и поцеловала. Долгим поцелуем. Потом положила голову ему на плечо. Монтальбано налил полстакана виски и протянул ей. Она не взяла стакан. — У меня пропало желание напиваться. Хочу сохранить ясность ума. Монтальбано двумя глотками осушил стакан: надо было оправиться от душевного и физического потрясения, вызванного поцелуем. Он ощущал, что Мариан нервничает. Та поднялась с места. — Пропусти меня. Монтальбано встал. Мариан взяла его за руку и потянула за собой. Они вышли с веранды на пляж, Мариан сняла туфли. Прогулялись под руку по пляжу до скалы. Потом она отняла руку и, смеясь, побежала по влажной полосе песка. Монтальбано рванул было вдогонку, но Мариан бежала быстрее, и он раздумал догонять. Мариан исчезла во тьме. Комиссар развернулся и двинулся обратно. Не слышал, как она подошла. Мариан обхватила его за талию, резко повернула к себе, прижалась всем телом и шепнула на ухо, дрожа от возбуждения: — Пожалуйста, пожалуйста. Клянусь, потом я не… На этот раз Монтальбано сам взял ее за руку, и они побежали к дому. 4 Он внезапно проснулся, взглянул на часы при свете, проникавшем в щели жалюзи. Семь утра. Сразу вспомнил все, что было. И сильно встревожился. Раньше, просыпаясь «на следующее утро», он испытывал стыд и угрызения совести. На этот раз все было совсем иначе. За ночь между ними произошло нечто непредвиденное. Это ощущение пугало. Он привстал с постели. Вторая половина кровати уныло пустовала, как почти каждое утро. Прикрыл глаза, потянулся, вздохнул, будучи совершенно не в состоянии привести в порядок противоречивые спутанные чувства, парализовавшие мозг. Наверное, дело было так: Мариан встает, идет в ванную, одевается и уходит, а он спит мертвецким сном и не слышит ровным счетом ничего. Его захватил смерч, настоящая экваториальная буря, и отдаться этому шторму было упоительно. Ураган оставил его совершенно обессиленным, со сбившимся дыханием, подобно потерпевшему кораблекрушение, наконец выбравшемуся на берег после отчаянного заплыва.