— Часов до одиннадцати вечера точно провозится. Это её слова, — ответил поручик. — Хорошо, я к этому времени подъеду и смену казаков приведу. Пускай и ночью посторожат. Тем более квартира мадам Динесс на втором этаже над фотосалоном. С этими словами вскочив на смирную коняшку, направился назад в канцелярию. Предстояла очередная бумажная работа. Чтение докладов, написание аналитической справки для Николая по золотопромышленности в Приамурье. Для этого вчера встречался со своими старыми знакомыми купцами Касьяновым, Патриным и Ельцовым. Кто как не золотопромышленники и контрабандисты золота в Китай знали все тонкости его добычи и реализации в Приамурье. Особо откровенного разговора не получилось, но завтра-послезавтра купцы клятвенно пообещали представить своё видение по данному вопросу. Ну а мы проанализируем, сведем официальные данные с неофициальными и доведём до наместника. Кстати, надо уточнить, откуда такой интерес прорезался у Николая к добыче золота. И по своему земельному участку надо заодно вопрос прояснить. Надо сказать, что не сильное желание Николая работать в качестве наместника, его распоряжение и бумага от Петра Александровича Черевина, позволили мне получить доступ к очень многим бумагам, содержащих сведения об экономическом, политическом, административном положении дел в Приамурье и в целом по Российской империи. Признаюсь, этим беззастенчиво пользовался. Но чем больше узнавал, тем больше понимал, что Дальний Восток находится в такой …опе по всем направлениям, что даже не понятно зачем вот уже почти двести пятьдесят лет Россия пытается его освоить. Это если считать с занятия в одна тысяча шестьсот пятьдесят первом году казаками Ерофея Хабарова укреплённого селения даурского князя Албазы, будущего Албазинского острога — центра Албазинского воеводства. Видимо, такая политика в отношении этих земель была позже определена Николаем I в словах: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Вот так вот! Господин Невельский поднял флаг на остроге в устье Амура, который назвал Николаевск-на-Амуре. И всё. Назад пути нет. Будем эту землю, не смотря на все трудности осваивать. Хотя и в две тысячи восемнадцатом году, откуда переместилась моё сознание или матрица души, дела на Дальнем Востоке обстояли также на уровне …опы. Несмотря на все дотации из федерального бюджета. А жёлтая раса тихой сапой практически заняла его уже до Байкала. В общем, увлечённо проработал в своём кабинетике до позднего вечера. Когда глянул на часы, оказалось, что время уже двадцать два тридцать. Пора было выдвигаться к фотосалону. Спустившись вниз, увидел в вестибюле двух казаков-амурцев, которые были должны охранять мадам Динесс и её недвижимость ночью. — Готовы, братцы? — спросил я казаков. — Так точно, Вашбродь, готовы, — дружно ответили они. — Тогда догоняйте. Где фотосалон мадам Динесс знаете? — Так точно, знаем, — ответил Забелин Петро. Кивнув ему, я вышел на крыльцо и направился к коновязи, где стояло три дежурных лошади для офицеров канцелярии наместника. Казаки быстрым шагом направились за здание, где была коновязь для лошадей нижних чинов. Я же отвязав крайнего жеребчика, вскочил на него и неспешной рысью направился по улице. Та тревожность, которая отпустила меня, пока занимался бумагами, сейчас переросла в уверенность, что скоро случится или уже случилась большая неприятность. Чуйка начала подавать сигнал. Я непроизвольно дал шенкеля коню, ускоряя его бег. Когда выехал на улицу, где располагался фотосалон, мне показалось, что от него послышался вскрик и звук захлопнувшейся двери. Наддав шенкелями, я перевёл коня в галоп. Подлетая к салону краем глаза заметил, как сбоку от входной двери отделилась тень и взмахнула рукой. От греха подальше я резко свесился на другую сторону лошади. Это меня и спасло. Сначала что-то пролетело надо мной, потом я почувствовал звук удара в потник под седлом рядом с моей ногой. Конь, издав какой-то звук, похожий на визг, пару раз взлягнул задними ногами и я вылетел из седла. Признаться вовремя, так как, падая, успел увидеть, что в том месте, где только что находилась моя голова, в тело лошади воткнулся какой-то предмет. Жеребчик же вскидывая задом, с ржанием помчался дальше вдоль улицы. «Значит, нападают двое, с обеих сторон улицы», — подумал я, катясь после падения по земле, успев прижать к телу ножны с дедовским оружием. С трудом остановившись, успел только встать на одно колено и выхватить шашку, как меня атаковал какой-то кэндоист, только с катаной в руках вместо бамбуковой палки. С характерным выдохом он ударил мечом, который держал обеими руками, чётко сверху-вниз. Я ничего не успевал сделать, кроме того, как принять этот удар на шашку. Волчок на дедовской шашке не подвёл. За моей спиной звякнула об землю передняя часть, развалившегося пополам лезвия катаны. Та часть лезвия, что осталась в руках нападавшего, изменив траекторию удара, прорубила папаху над моей левой бровью и располосовала кожу на лбу. Я же махнув шашкой справа-сверху-вниз, подрубил напавшему ногу и тут же откатился в сторону. Вскочив на ноги, я развернулся в сторону двери салона. На меня также молча, быстро перебирая ногами, надвигалась еще одна фигура в темной одежде, которая в руках держала перед собой катану, лезвие которой блеснуло в свете падающего из окна фотоателье. Взмах клинка и неожиданный удар противника от его левого плеча. На одних рефлексах я выполнил приём, который в меня вбивал Джинг Ли, когда показывал основы защиты от техники боя самураев на мечах. Подшаг вправо, шашка встречает меч противника в расслабленной руке. Катана сносит мой клинок, но моя рука не останавливается и проходит дальше налево, волоком таща за собой оружие нападавшего. После того, как шашка проскочила под мечом, я нанёс сильный кистевой удар в спину вражеского клинка, заставив противника провалиться в ударе, возвратным движением снизу-вверх располосовал ему внутреннюю поверхность бедра, а последующим ударом сверху вниз вскрыл артерию на шее. Всё это заняло времени меньше, чем три удара сердца. Подскочив к первому противнику, который пытался подняться, не смотря на почти перерубленную ногу, я закончил с ним бой коротким уколом в шею, который тот не успел блокировать своим обрубком меча. «Всё хватит схваток белым оружием. Двадцатый век на носу! — Подумал я, перекинув шашку в левую руку. Правой рукой вынул из кобуры свой Наган восемьдесят седьмого года и взвёл курок. — Посмотрим, кто у нас внутри, тем более и казаки подоспели». Не дожидаясь пока казаки спешатся, я толкнул дверь салона и, выставив шашку вперёд, шагнул в помещение. В глаза сразу же бросились две пары ног в казачьих шароварах и сапогах на полу, которые было видно из двери, ведущей в чулан. Там у мадам Динесс хранился всякий инвентарь и оборудование. Из салона раздался громкий мужской голос, но что было произнесено, я не разобрал. Сердце бухало, громко отдаваясь в голове. По левому виску и щеке стекала кровь. Двинувшись приставными шагами вперёд, я шашкой чуть отодвинул штору, которая отгораживала комнату для фотографирования. Картина, которую я увидел, заставила меня немедленно действовать. Какой-то тип, стоящий ко мне спиной замахивался для удара коротким мечом на мадам Динесс, а в углу комнаты без движений лежал поручик Чижов, по левому виску которого струилась кровь. Не раздумывая более и мгновения, я выстрелил навскидку в спину нападавшего на Аглаю Павловну. Почувствовав движение за спиной, начал разворачиваться через левое плечо, надеясь успеть шашкой, перехватить удар, но понял, что опаздываю. Я действительно не успел. Всё что мне удалось — это подставить под катану шашку, которую противник просто снёс своим ударом. Мало того, моё же оружие ударила меня по правой руке, и резкая боль заставила выпустить револьвер. Ну а напоследок, я получил классический прямой удар ногой в грудь с проносом, после чего оказался спиной на полу со сбитым дыханием. Надо мной чуть наклонившись, встал молодой японец, в чьих раскосых глазах читалось торжество. Он занёс меч для удара, а я смотрел на его движение и понимал, что ничего не могу сделать. Удар ногой был настолько силён, что я не мог сделать вздох-выдох и пошевелиться. «Вот и всё, гвардии подполковник, — подумал я, глядя, как катана начинает движение вниз. — Недолго пожил в новом мире». Додумать мысль не успел, так как в этот момент грохнул выстрел и брошенный силой удара пули вперёд японец свалился на меня, окончательно выбив из меня дух. — Вашбродь, слава Богу, живы! Это было первое, что я услышал, придя в себя. Времени, судя по всему, с момента моей отключки прошло немного. Казак Трегубов, свалив с меня нападавшего, ощупывал меня в поисках ранений. — Трегубов, мать твою, я тебе что баба, чтобы меня щупать, — я с трудом вытолкнул слова из глотки. — Ох ты, совсем в себя пришли, Ваше благородие. Хорошо-то как! А ощупываю, так Вы сами нас этому учили на занятиях по оказанию помощи. На голове у Вас всё в порядке. Чуток кожу рассекло. Кровь уже запекаться начала. Правую руку перетянул, чтобы кровь остановить. И забинтовал. Слава Богу, догадался прихватить с собой. По Вашему приказанию на дежурство всегда с собой малый медпакет носим в кармане. С помощью казака я с трудом поднялся и сквозь шум в ушах услышал причитания с рыданиями. — Братка мой, да что же я маманьке с батькой скажу. Да как же так. Дмитро, братка… Я посмотрел на Трегубова. — Оба наповал. Глотки перерезали, — ответил мне на невысказанный вопрос казак. — Хорошие казаки были. Трегубов снял папаху и перекрестился. Я с трудом повторил его жест. Правая рука над предплечьем была перетянута куском супони. А само предплечье перебинтовано. Ещё в столице удалось протолкнуть через Черевина и Ширинкина в снаряжение конвоя индивидуальные пакеты. Сделали их просто, из куска марли нарезали полосы, кусок ваты в марлевой подушке. Всё это скатано в рулон и завёрнуто в вощёную бумагу. Без стерилизации, но для сегодняшнего момента, практически, индивидуальный перевязочный пакет из моего времени был прорывом в медицине. Князь Барятинский перед нашим отъездом на Дальний Восток намекнул мне, что я скоро получу кое-какую денежку от привилегии на данное изобретение и не только на него. Эффективность оказания медицинской помощи в бою с помощью похожего пакета князь оценил при нападении на цесаревича. Встряхнув головой отгоняя воспоминания, я скомандовал Трегубову. — Контролируйте с Петро вход. Револьверы не убирайте. А я пойду, посмотрю, как там остальные. С остальными всё было в порядке. Мадам Динесс находилась без сознания. Сомлела. Не каждый день тебя убивать собрались. Поручик Чижов был жив. Череп, кажется, у него пробит не был. Во всяком случае, пропальпировав голову Александра Павловича левой рукой я на первый взгляд ничего страшного не обнаружил. На виске была ссадина и гематома. Кровь практически уже не текла. Экстренных мер к приведению в чувства к этой парочке применять не будем. Очнутся, как очнутся. Подошёл к убитому, который хотел зарезать Аглаю Павловну. «Опыт не пропьешь, — подумал я, глядя на отверстие от пули под левой лопаткой. — Можно даже не контролировать. Жаль, никого живыми не взяли. И вообще, что это было? Какого хрена они на фотосалон напали?» — Трегубов! Трегубов?! — громко позвал я. — Слушаю, Вашбродь, — заскочил в комнату казак. — Выйди на улицу, пальни вверх раза два-три. А потом через окно или дверь смотри, только аккуратно. Глядишь, городовые или наш казачий разъезд появятся. Меня позовешь тогда. А я пока посижу, что-то ноги не держат. — Слушаюсь, Вашбродь! Через несколько секунд на улице раздалось три выстрела, а потом скрипнула дверь. Сидя на стуле, я поиграл пальцами раненой руки. «Слава Богу, пальцы работают нормально, — подумал я. — Значит, сухожилия и нервы не перерублены». В это время в себя пришла Аглая Павловна, вскочив со стула. Заполошно осмотревшись вокруг, она впала в какой-то ступор, смотря на меня пустыми, бессмысленными глазами. — Мадам Динесс, Вы в порядке? Не ранены? — вежливо спросил я. — Что это было? — как-то отстранённо спросила женщина. — Нападение, как я думаю, для того, чтобы уничтожить снимки. А вот кто это сделал, меня сильно интересует, — ответил я. — Это Като Сатоши, — Аглая Павловна показала на труп нападавшего, который мёртвым лежал у её ног. — У него самый большой фотосалон в городе. — Что здесь произошло? — спросил я. — Я печатала фотографии в специальной комнате. Поручик Чижов находился здесь, то есть в этой комнате. Здесь же были двое казаков. Потом я услышала какой-то шум, а через некоторое время ко мне ворвался Сатоши, вытащил меня за волосы в эту комнату. Посадил на стул и спросил где фотопластины и фотографии из гостиницы. — Динесс начала трясти по всему телу заметная дрожь. — Я ответила, и он замахнулся на меня большим ножом. Я закрыла глаза. Потом грохнул выстрел, и я потеряла сознание. Я подошёл к женщине и обнял её левой рукой, чувствуя как Динесс сильно трясётся. — Успокойтесь, Аглая Павловна. Всё хорошо. Всё закончилось, — начал я лепетать какую-то чушь, чтобы вывести из стресса женщину. — Тимофей Васильевич, а что же мы такого важного сфотографировали, если такой успешный и обеспеченный человек, как Като Сатоши пошёл на разбой и убийство? — спросила Динесс, решительно отодвинувшись от меня. — Вот и мне это хотелось бы узнать, Аглая Павловна. Очень бы хотелось! Глава 7 Хабаровск Вытянув руки вверх, я потянулся, откинувшись на спинку стула. Опустив руки, протёр уставшие глаза. Всё-таки света трёх свечей не хватает для глаз, если много работаешь с бумагами в ночное время. Тем более в декабре темнеет рано. Посмотрев на стопку документов, глубоко вздохнув, я закрыл крышку чернильницы и положил перо. «Всё! На сегодня хватит, — подумал я и опять с наслаждением потянулся. — Как же задолбала эта бумажная канитель. Ладно, хоть помещение под кабинет дедушка Корф выделил большое. Не приходится ютиться. Да и мебели хватает на меня, Дана, Кораблева и для бумаг, которыми шкафы уже забиты». После того, как в июне цесаревич и его сопровождение добрались до Хабаровки, была поездка во Владивосток. Что про него можно сказать — город-стройка. Грязь, строительный мусор, шум, гам с мая по сентябрь. Потом флот из гавани уходит на ремонт и зимнюю стоянку в Японию, стройка приостанавливается, жизнь замирает. Видимо поэтому, цесаревич вернулся в Хабаровку, точнее уже Хабаровск. Город по предложению наместника Великого Князя Николая Александровича переименовали. Барон Корф под резиденцию наместника-цесаревича отдал свой дом. Интересное такое одно, двухэтажное здание в стиле эклектики, в котором генерал-губернатор проживал со своей супругой и дочерью. Дом был вытянут вдоль центральной улицы, с красивой лицевой кирпичной кладкой, в сочетании красного и серого кирпича. Средняя одноэтажная часть здания была фланкирована двумя разными по величине двухэтажными объемами. На фасаде здания выделялись обрамления — сандрики окон, парапеты, лопатки, подчеркивались декоративные фронтоны. На территории, прилегающей к губернаторскому особняку, был разбит чудесный парк с экзотическими растениями, который жители называли «Сад генерал-губернатора». В общем, шикарная резиденция, где и мне выделили нормальное помещение для работы. А работы было много. Моя авантюра с Фукусимой, которую поддержал чуть больше полугода назад главный жандарм Дальнего Востока, закончилась не столь блестяще, как мы планировали. Можно сказать, облажались мы по полной. Погибли два казака Амурского войска и четверо граждан Японии. Как выяснилось, поручик Чижов сам открыл дверь, узнав Като Сатоши, от которого и получил удар в висок после поклона. Как и кем были убиты казаки, он уже не видел. В квартирах, где проживали фотографы Като Сэтоши, Мигива Изаму и Мизухо Тэкео при осмотре были обнаружены, как нам объяснили, места для созерцания, которое может привести к постижению «истинного сердца Будды» для пути воина. Во всех этих небольших помещениях хранились подставки для дайсё — пары мечей короткого и длинного, в которых якобы находится душа самураев. Вот такие вот фотографы оказались. Като, кстати, пошёл на дело только с вакидзаси. Его катана осталась на месте. На первый взгляд, очень старинное оружие. Четвёртого молодого японца так никто и не опознал. За эту операцию я и Савельев получили люлей в полной мере. Мне было приказано цесаревичем заниматься только своими обязанностями и никуда больше не лезть. Савельеву напомнили, что он должен пресекать преступления против верховной власти, а не шуровать, как какой-то мелкий воришка по номерам, где проживают иностранцы. Одним словом, не проявляй инициативу, ибо инициатива поимеет тебя. Тем более по прошлой жизни был терминатором-разрушителем, а не контрразведчиком. Полез не в своё дело, вот и получил. Как оказалось в жизни киношные и книжные стереотипы не всегда срабатывают. Надо ещё кучу деталей учитывать и прорабатывать. Это не шашкой махать, хотя и ей уметь надо. Как ни странно, но на защиту меня и Савельева встали Корф и генерал Духовский, который в последнее время всё больше и больше перехватывал бразды правления Приамурьем из рук старого барона. Состояние здоровья Андрея Николаевича ухудшалось прямо на глазах. По их обоюдному мнению при штабе наместника необходимо было создать «какое-то разведотделение», которое бы занималось поиском-поимкой шпионов в Приамурье и разведкой в Китае, Японии, Корее. И заниматься этим должны именно военные, а не мидовцы. На сегодняшний день, такой отдел имеется. В нём аж целых четыре офицера. При этом, ни один из них не знает языков вероятного противника данного театра военных действий, но двое закончили академию генерального штаба. Сейчас генштабисты готовятся к «географическому путешествию» в Маньчжурию. Выбирают объект для разведки. Как говорил мудрый Лао-Цзы «путь в тысячу ли начинается с первого маленького шага». И этот шаг в становлении разведки и контрразведки Приамурья уже сделан. А реабилитировались мы в своих глазах и умах, когда к концу августа пришёл указ императора. За бумаги от Фукусимы я и поручик Чижов получили по «клюкве», что в мирное время очень почётно, Савельев Станислава третьей степени с мечами, а мадам Динесс шикарную даже на первый взгляд золотую заколку с изумрудами. Что в тех бумагах было я до сих пор не знаю. Подозреваю, что важные сведения, из-за которых японцы решились на нападение, раскрывая разведсеть, были в четырех листочках, которые были написаны не рукой Фукусимы. Каллиграфия сильно отличалась. Во всяком случае, мне лично потом пришла телеграмма от Самодержца Всея Руси: «Японский след подтверждается. Жду ещё информации. Спасибо. Александр». Но что было в тех бумагах и остальных даже наследнику из столицы не сообщили. Майор Фукусима, а точнее, как позже выяснили, уже подполковник, до Японии, вернее всего, не добрался. Во всяком случае, в газетах ничего не сообщалось об успешном завершении конного перехода этого офицера. Опережая почти на десять дней наш отъезд в Хабаровку, он по-английски тихо слинял из Благовещенска на следующее утро после нападения на фотосалон. Совсем незаметно не получилось. Очень настойчиво меня допытывал Петро Забелин, кто виноват в смерти его брата-близнеца. Как тут не помочь брату-казаку?! Вот и показал агент Буров Забелину выходящего из гостиницы майора. В общем, когда Фукусима не появился в Хабаровке в расчетное время, штабс-ротмистр Савельев забеспокоился, что же он будет докладывать наместнику-цесаревичу. Благо тот уже прибыл со свитой в административный центр Приамурья. Проведённое расследование показало, что Фукусима после отъезда из Благовещенска прибыл в станицу Пояркова. Переночевал там и отбыл в дальнейший путь вдоль Амура. Только вот в посёлок Скобельцинский уже не прибыл. Куда делся японский путешественник на этом больше ста вёрст пути выяснить так и не удалось. Была вероятность, что мог и на китайский берег перейти. Напротив станицы Пояркова, чуть ниже по течению Амура китайский пост располагается. Примерно так и ответили на запрос японского МИДа, куда мол пропал их знаменитый гражданин? Я же честно и преданно глядя в глаза Савельева, а потом и цесаревича говорил, что не знаю ничего по этой проблеме. Я и все казаки конвоя находились всегда рядом с наместником на пароходах, которые в это время доставляли цесаревича в Хабаровку. А то, что в станице Пояркова живут родственники убитых казака Забелина и урядника Столетова, это уже проблемы Фукусимы. Кровных обид в этом краю не прощают. Это я уже думал про себя, не совсем представляя, как Петро смог предупредить своих. Фото Фукусимы, которое нашли в фотосалоне Като, слава Богу, я Забелину не отдал. Хватило мозгов не сделать ещё одну глупость. А Буров об утреннем показе майора молчал, как партизан на допросе. Какого-либо сильного общественного резонанса нападение на фотосалон Динесс в Благовещенске не вызвало. Видимо сработал запущенный слух, что это была разборка конкурентов. Только вмешательство казаков из конвоя цесаревича, которые патрулировали город, не позволило японцам довести своё дело до конца. Тем не менее, для поданных японского микадо в Благовещенске наступили тяжёлые времена. В течение десяти дней, что мы ещё в нём находились до отъезда по докладам агентов многие горожане стали отказываться от услуг японцев. Ещё позже в сводке полицмейстера Хабаровска прочитал, что двое фотографов-японцев, которые покинули спустя пару месяцев после известных событий Благовещенск, бесследно пропали на пароходе, который следовал в Хабаровск. Вещи, деньги остались в каюте, которую они занимали, а самих на судне их не оказалось. Такая вот загадка для Шерлока Холмса.