– Ладно, – кивнула она. – Мистер Гудвин, вы почти вдвое моложе меня, и вижусь я с вами впервые. Вы представляетесь мне вполне сообразительным. Полагаю, вы понимаете, какое сильное потрясение я испытала при виде мертвого мужа. А теперь я делаю нечто, что меня саму поражает. Обычно я не разговариваю на серьезные темы. С самого детства ни с кем не разговаривала, за исключением двух человек. Моего мужа, моего дорогого мужа, и Пола Чапина. Однако мы говорим не о моем муже, о нем нечего говорить. Он мертв. Мертв… Мне придется повторить это себе самой еще множество раз… Он мертв. Он хочет продолжать жить во мне, или же я этого хочу. Я думаю – именно это я и говорю, – я думаю, что хотела бы, чтобы Пола… Ох, это же невозможно! – Она вскинула голову и снова стиснула руки. – Нелепо пытаться говорить об этом… даже с незнакомцем… и когда Лорри мертв… Нелепо. – Может, нелепо не пытаться, – отозвался я. – Откройте все разом, выплесните наружу. – Да нечего открывать, – покачала она головой. – Мне совершенно не с чего хотеть говорить об этом, но я все же говорю. В противном случае зачем же я вообще позволила вам расспрашивать меня? Сегодня я заглянула так глубоко к себе в душу, как не заглядывала еще ни разу. Ни когда увидела мужа мертвым и ни когда стояла одна в своей комнате и смотрела на его фотографию, пытаясь осознать, что он мертв. А когда сидела здесь с тем инспектором полиции и он говорил мне, что в случае убийства первой степени признание себя виновным в расчет не принимается и что мне придется побеседовать с представителем окружного прокурора и подтвердить мои показания перед судом, чтобы Пола Чапина смогли осудить и наказать. А я не хочу, чтобы его наказали. Мой муж мертв, разве этого не достаточно? А если я не хочу, чтобы его наказали, за что же мне тогда цепляться? За жалость? Я никогда его не жалела. Я была весьма высокомерной, и мне не приходило в голову жалеть Пола Чапина. Вы сказали, что у него есть шкатулка с моими перчатками и чулками, которые для него воровала Дора, и что, по словам Ниро Вулфа, в ней его душа. Возможно, мою душу тоже поместили в какую-нибудь шкатулку, а я этого даже не знала… Миссис Бертон резко встала. Пепельница соскользнула с дивана на пол. Она наклонилась и неспешно, не выказывая ни малейших признаков дрожи в руках, подобрала обгоревшую спичку и окурок и бросила их в пепельницу. Я даже не шелохнулся, чтобы помочь ей. Она поставила пепельницу на стол, вернулась к дивану и снова села, а потом продолжила: – Я никогда не любила Пола Чапина. Однажды, когда мне было восемнадцать лет, я пообещала выйти за него замуж. А когда узнала о несчастном случае с ним, что он остался калекой на всю жизнь, испытала облегчение, потому что вовсе не собиралась выполнять свое обещание. Тогда я не понимала этого, но позже осознала. И я никогда не жалела его. Я не высказываю этим никакой оригинальности, думаю, его вообще никогда не жалела ни одна женщина, только мужчины. Женщинам он не нравится – даже тем, кто на короткий срок попал под его очарование. Я люто ненавижу его. Я размышляла над этим, у меня была возможность проанализировать свои чувства. Дефект – вот что в нем невыносимо. Не его физический дефект. Дефект его нервной системы, мозга. Вы слышали о женском коварстве, но вы не понимаете его так, как понимает Пол, потому что он сам им обладает. А в мужчине это крайне омерзительная черта. Женщин она очаровывает, а две-три, которые ей поддались – я не из их числа, даже когда мне было восемнадцать, – в качестве награды получали лишь презрение. – Он женился на Доре Риттер. Она вообще женщина? – О да, Дора – женщина. Но она посвятила себя отрицанию собственной женственности. И я люблю ее и понимаю. Она знает, что такое красота, и видит, что она собой представляет. Это и подтолкнуло ее к отрицанию, еще давно, и она держится его силой воли. Пол тоже ее понял. Он женился на ней, чтобы продемонстрировать свое презрение ко мне. Он так и заявил мне. Он мог рискнуть с Дорой, поскольку на нее можно было положиться, что она никогда не побеспокоит его ни единой просьбой, которая показалась бы ему унизительной. А что касается Доры, то она ненавидит его, но способна умереть за него. Яростно и тайно, наперекор собственному отрицанию, она стремилась к достоинству брака, и это оказалось удачей и настоящим чудом, что Пол предложил ей выйти за него замуж при единственных обстоятельствах, при которых брак мог оказаться для нее приемлемым. О, они понимают друг друга! – Она ненавидит его, но вышла за него замуж, – уточнил я. – Да, Дора оказалась способна на такое. – Удивлен, что она приходила к вам сегодня. Насколько я понял, утром в среду с ней произошел несчастный случай. Я видел ее. Судя по всему, в характере ей не откажешь. – Можно и так сказать. Дора безумна. Юридически, полагаю, нет, но все же она безумна. Пол говорил ей это множество раз. Она пересказывает мне все это тем же тоном, каким обсуждает погоду. Есть две вещи, сама мысль о которых ей невыносима: что какая-нибудь женщина заподозрит ее в способности к нежности и что какой-нибудь мужчина вообще воспримет ее в качестве женщины. Ее характер исходит из ее безразличия ко всему, кроме Пола Чапина. – Она похвалялась перед Ниро Вулфом, что замужем. – Естественно. Это же отвлекает от нее внимание. Ох, над ней невозможно смеяться, и жалеть ее больше, чем Пола, тоже не стоит. С тем же успехом меня может жалеть обезьяна, что у меня нет хвоста. – Вы говорили о своей душе, – напомнил я ей. – Вот как? Да. Вам, мистер Гудвин. Я не смогла говорить о ней со своей подругой Алисой. Пыталась, но из этого ничего не вышло. Я не говорила, что не хочу наказания Пола Чапина? Возможно, это не так, возможно, я все-таки хочу, чтобы его наказали, но не жестоко, без казни. Что же у меня на уме? Что в душе? Бог его знает. Но я начала отвечать на ваши вопросы, когда вы кое-что сказали – кое-что о его наказании… – Я сказал, что Пол Чапин не должен получить больше, чем ему причитается. Вам, конечно, происшедшее представляется очевидным. Вероятно, так же на это смотрят и копы. Вы услышали выстрелы, прибежали в приемную и увидели живого, мертвеца и револьвер. И конечно, инспектор Кремер уже получил прочие доказательства, например мотив, причем достаточно убедительные. Я не говорю уже о его желании поквитаться с Чапином за доставленные им определенные неудобства. Но, как говорит Ниро Вулф, няня, которая везет коляску в парк без младенца, упустила главное. Быть может, если я осмотрюсь кругом, то найду младенца. Например, Дора Чапин ушла от вас в семь двадцать. Чапин явился в семь тридцать, через десять минут. Что, если она ожидала на лестничной площадке и снова зашла вместе с ним? Или если она не могла этого сделать, так как его впустила горничная, то он мог открыть ей дверь, пока горничная отправилась докладывать доктору Бертону. Она могла выхватить револьвер из кармана Бертона, выстрелить и сделать ноги, прежде чем туда прибежали вы. Это объясняло бы выключенный свет. Она могла щелкнуть выключателем, перед тем как открыть наружную дверь, чтобы из коридора не было ничего видно, если бы по нему кто-нибудь случайно прошел. Вы говорите, она ненавидит Чапина. Может, для него это оказалось полной неожиданностью, он понятия не имел, на что она способна… – Я не верю в это, – покачала она головой. – Это возможно, но я не верю. – Вы говорите, что она сумасшедшая. – Нет, насколько только Доре мог нравиться какой-нибудь мужчина, Лорри ей нравился. Она не сделала бы этого. – Даже чтобы уготовить место для Чапина на электрическом стуле? Миссис Бертон взглянула на меня, по ее телу пробежала едва заметная дрожь. – Это не лучше… чем другое. Это ужасно. – Конечно ужасно. Что бы мы ни достали из этого мешка, вряд ли это окажется приятным сюрпризом для любого замешанного в деле, кроме разве только Чапина. Я обязан упомянуть и другую возможность. Доктор Бертон застрелился. Он выключил свет, чтобы Чапин вовремя не увидел, что он делает, и не закричал, что могло бы все испортить. Это тоже ужасно, но вполне возможно. Эта версия как будто не взволновала ее так, как мое предыдущее предположение. Она просто спокойно ответила: – Нет, мистер Гудвин. Допустить, что Лорри хотел… имел какой-то повод покончить с собой и что я этого не знала, еще можно было бы. Но чтобы при этом он попытался возложить вину на Пола… на кого-то другого… Нет, это просто немыслимо. – Ладно. Совсем недавно вы сами сказали, миссис Бертон, что всякое может случиться. А что касается убийства, то его вообще мог совершить кто угодно – любой, кто мог проникнуть в приемную и знал, что там находится Чапин и вот-вот должен появиться доктор Бертон… Кстати, как насчет той горничной, которая этим вечером отсутствует? У нее есть ключ? Что она собой представляет? – Да, у нее есть ключ. Ей пятьдесят шесть лет, с нами она уже девять лет и называет себя экономкой. Вы просто потратите время, интересуясь ею. – И все же я мог бы полюбопытствовать насчет ключа. – Он у нее будет, когда она придет утром. Можете увидеться с ней, когда пожелаете. – Благодарю. Теперь другая горничная. Могу я поговорить с ней сейчас? Миссис Бертон встала, подошла к столу и нажала кнопку, а потом взяла еще одну сигарету и прикурила. Я обратил внимание, что со спины ее вполне можно принять за двадцатилетнюю. Правда, она немного сутулилась. Пока она стояла, плечи у нее поникли. Однако она снова расправила их и вернулась на диван, когда внутренняя дверь открылась и явились все: кухарка, горничная, подруга Алиса, дочь и ее дружок. Кухарка несла поднос. – Спасибо, Хенни, не сейчас, – сказала миссис Бертон. – И не пытайся повторить, пожалуйста: мне и правда кусок в горло не лезет. И остальные… Если не возражаете… Мы хотим поговорить с Розой, несколько минут. Только с Розой. – Но, мама, действительно… – Нет, дорогая. Пожалуйста, всего лишь несколько минут. Джонни, с твоей стороны это очень мило. Я весьма тебе признательна. Подойди сюда, Роза. Парень залился краской: – Ой, не стоит, миссис Бертон. Они удалились. Горничная подошла и встала перед нами. Я видел, что она тщетно пытается держать себя в руках, но ей это не очень удается. У нее было совершенно необычное выражение лица: она явно старалась выразить сочувствие, но была слишком потрясена и напугана и в то же время ее мучило любопытство, так что все эти чувства отражались на ее плоской физиономии с широким плоским носом и выщипанными бровями. Миссис Бертон сказала, что я хочу задать ей несколько вопросов, и она уставилась на меня так, будто ей сообщили, что я собираюсь продать ее в рабство. Потом она увидела блокнот у меня на коленях и перепугалась еще больше. Я поспешил ее успокоить: – Роза, я прекрасно понимаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что другой человек уже записывал твои ответы на свои вопросы, и теперь я собираюсь проделать то же самое, а потом мы сравним их, и, если они не совпадут, мы затащим тебя на самую верхушку Эмпайр-стейт-билдинг и сбросим вниз. Забудь о подобных глупостях. Не бери в голову. Кстати, – я повернулся к миссис Бертон, – у Доры Чапин есть ключ от квартиры? – Нет. – Хорошо. Роза, это ты открывала дверь, когда сегодня вечером приходила Дора Чапин? – Да, сэр. – Ты впустила ее, и она была одна. – Да, сэр. – Когда она уходила, ты ее провожала? – Нет, сэр. Я никогда ее не провожаю. И миссис Куртц тоже. Она просто ушла. – Где ты была, когда она ушла? – В столовой. Я пробыла там долго. Мы не подавали обед, и я протирала там бокалы. – Тогда, полагаю, ты не провожала и мистера Боуэна. Это мужчина, который… – Да, сэр, я знаю мистера Боуэна. Нет, я не провожала его, но это было намного раньше. – Знаю. Ладно, ты никого не провожала. Вернемся к встречам. Ты открыла дверь, когда пришел мистер Чапин. – Да, сэр. – Он был один? – Да, сэр. – Ты открыла дверь, он вошел, и ты закрыла за ним. – Да, сэр. – Теперь посмотрим, вспомнишь ли ты следующее. Ничего страшного, если не вспомнишь, но, может, тебе удастся. Что сказал тебе мистер Чапин? Роза посмотрела на меня, потом на миссис Бертон и наконец уперлась взглядом в пол. Сначала я решил, что горничная, возможно, пытается сочинить какую-нибудь липу, но потом понял, что она всего лишь сбита с толку ужасающей сложностью проблемы, перед которой я поставил ее своим вопросом. На него нельзя было ответить «да» или «нет». Я попытался помочь ей: – Ну же, Роза. Вспоминай: мистер Чапин зашел, ты взяла у него шляпу и пальто, и он сказал… Она подняла взгляд: – Я не брала у него шляпу и пальто. Он остался в пальто и перчатках. Он попросил сказать доктору Бертону, что он пришел. – Он остался стоять у двери или прошел к креслу и сел? – Я не знаю. Думаю, сел. Думаю, он пошел за мной, но он шел медленно, и я отправилась сообщить доктору Бертону. – Когда ты ушла из приемной, там был включен свет? – Да, сэр. Конечно. – А куда ты пошла, когда сказала доктору Бертону о Чапине? – Я вернулась в столовую. – Где была кухарка? – На кухне. Она все время была там. – Где была миссис Бертон? – Она одевалась в своей комнате… Разве нет, мадам?