– Ты смеешься надо мной. Черт побери!.. А, ладно. Не буду делать из нужды добродетель, но и не согнусь под ее ударами. Поскольку обвиняемого в убийстве под залог не отпустят и раз уж я должен поговорить с мистером Чапином, то от экспедиции на Сентр-стрит не отвертеться. Но только после того, как узнаем, кто убил доктора Бертона. – И не забывайте, что еще до окончания ночи калека может все выложить Кремеру – возьмет и признается в убийстве. – Арчи… – Вулф направил на меня палец. – Раз ты настаиваешь… Но нет. Кнуд Великий пытался[19]. Я лишь повторю: вздор! Разве я не объяснял тебе этого? Есть такая распространенная фраза: «Все возможно». Истина же заключается в том, что возможно весьма немногое, прискорбно немногое. И возможность, что мистер Чапин убил доктора Бертона, не относится к этому числу. Нам предстоит определенная программа. Бессмысленно просить тебя изгнать из своего мозга все заблуждения, которые, подобно червям, ползают по его полостям, но я все-таки надеюсь, что ты не позволишь им вмешиваться в необходимые нам операции. Уже поздно, третий час, время ложиться спать. Я обрисовал твои поручения на завтра… на сегодня. Объяснил, что может получиться сделать, а что – нет. Спокойной ночи, приятных снов. Я встал и зевнул. Меня слишком клонило в сон, чтобы разозлиться, так что ляпнул я чисто механически: – Понял, шеф, – и отправился к себе спать. Воскресным утром я проснулся поздно. В тот день мне предстояло выполнить три задания, и первое из них навряд ли было осуществимо в ранний час, так что я дважды после пробуждения и взгляда на часы вновь зарывался в подушку. Наконец около половины десятого выскочил из постели, принял душ и поскоблил физиономию. Застегивая рубашку, я поймал себя на том, что насвистываю, и задумался о причине подобного веселья. В итоге пришел к заключению, что я, по всей видимости, просто радуюсь пребыванию Пола Чапина за решеткой, откуда ему не дано полюбоваться солнечным светом, который видел на фасадах зданий через улицу. Я тут же перестал насвистывать. Какой смысл переживать о человеке, если мне предстояло бороться за его свободу. Стояло ноябрьское воскресное утро, и мне было прекрасно известно, что произошло, когда я доложил по телефону Фрицу, что вышел из ванной: он положил на дно горшочка масло, добавил шесть столовых ложек сметаны, три свежих яйца, четыре колбаски, соль, перец, паприку и лук-резанец и поместил все это в духовку. Но прежде чем появиться на кухне, я заглянул в кабинет. Там читал утреннюю газету Эндрю Хиббард. Он сообщил, что толком не выспался, что уже позавтракал и что только и мечтает, как бы разжиться собственной одеждой. Я ответил ему, что Вулф наверху с орхидеями, и если он изъявит желание их посмотреть, то ему там только обрадуются. Он решил сходить. Я взялся за телефон и позвонил на Сентр-стрит, где мне сообщили, что инспектор Кремер еще не пришел и вряд ли вообще появится. Так что я отправился на кухню и неспешно взялся за горшочек и приборы. Естественно, убийство доктора Бертона оказалось на первых полосах обеих газет. Я прочел статьи, получив от них неслыханное удовольствие. Затем я дошел до гаража, сел в «родстер» и покатил в даунтаун. Кремер оказался у себя в кабинете, когда я добрался до него, и ждать меня не заставил. Он курил большущую сигару и вид имел вполне довольный. Я присел и послушал, как он обсуждает с парой детективов наилучший способ уговорить некоего обитателя Гарлема прекратить свои анатомические эксперименты на черепах аптекарских кассиров, а когда они удалились, посмотрел на него и растянул рот в ухмылке. Он не улыбнулся в ответ, но развернулся в кресле ко мне и спросил, чего я хочу. Я ответил, что ничего не хочу, просто желаю поблагодарить его, что прошлым вечером он позволил мне понаблюдать с кромки поля за игрой в приемной доктора Бертона. Он сказал: – Ага. Ты ушел, пока я отсутствовал. Наскучило? – Вот именно. Не смог отыскать ни одной улики. – Не может быть. – Однако он так и не улыбнулся. – Это дело – одна из тех загвоздок, в которых как будто ничего не сходится. Все, что у нас есть, – это убийца, оружие и две свидетельницы. Так чего ты хочешь? – Много чего, – ответил я. – И у вас это есть, инспектор. Ладно. Вы можете позволить себе расщедриться, а Джордж Пратт должен отстегнуть вам два куска – половину того, что вы ему сберегли. Я хотел бы знать, обнаружили ли вы какие-нибудь отпечатки пальцев на револьвере. Хотел бы знать, объяснил ли Чапин, почему провернул дельце так по-любительски, коли сам профессионал. Но что я действительно хотел бы, так это переговорить с Чапином. Если бы вы могли устроить это мне… Теперь Кремер усмехнулся и перебил меня: – Я и сам бы не прочь переговорить с Чапином. – Ну, я буду только рад ввернуть за вас словечко. Он затянулся сигарой, вытащил ее изо рта и оживленно заговорил: – Вот что я скажу тебе, Гудвин. С удовольствием посидел бы и потрепался с тобой, но дело в том, что сегодня воскресенье и я занят. Так что запиши следующее. Во-первых, даже если бы я и пустил тебя к Чапину, то ничегошеньки ты бы не добился. Этот калека упрям как осел. Прошлым вечером я потратил на него четыре часа, и – клянусь Господом! – он даже не назвал свой возраст. Он не разговаривает и не будет ни с кем разговаривать, кроме своей жены. Говорит, адвокат ему не нужен, – точнее, ничего не говорит, когда мы спрашиваем его, кто ему нужен. Его жена приходила к нему дважды, и о чем они там разговаривают, не слышно. Тебе ли не знать, что развязывать языки я умею, но мои методы на него не действуют. – Ага. Только между нами: вы не пытали его? Он покачал головой: – Пальцем не трогали. Но допрос продолжим. После того, что прошлым вечером Вулф сказал мне по телефону – полагаю, этот разговор ты слышал, – у меня появилась мысль, что ты захочешь с ним увидеться. И я решил: ни в коем случае. Даже если бы он соловьем заливался. Ни за что! Учитывая обстоятельства, при которых мы его взяли, я не понимаю, почему вы вообще им интересуетесь. Черт, ну может Вулф хоть раз в жизни остаться ни с чем?! Нет, ты погоди. Не надо напоминать мне, что Вулф всегда поступал со мной по чести и что я его должник. Я окажу ему услугу, как только подвернется подходящего размера. Но вот сколь бы крепко я ни припечатал этого калеку, лучше с ним перестраховаться. – Ладно. Ну, будет побольше возни. Вулфу придется устроить это через контору окружного прокурора. – Да пожалуйста. Если у него получится, вмешиваться не буду. Что касается меня, единственные два человека, с кем ему положено видеться, – это его жена и адвокат, а адвоката у него нет, да и от жены, если хочешь знать мое мнение, только название… Слушай, а теперь, когда ты попросил меня об одолжении и я завернул тебя, как насчет сделать одолжение мне? Скажи, зачем ты хочешь с ним повидаться, а? – Вы будете удивлены. Я должен спросить у него, как бы ему хотелось, чтобы мы поступили с тем, что осталось от Эндрю Хиббарда, прежде чем ему выдастся возможность заняться этим самому. Крамер уставился на меня, потом фыркнул: – Не, меня не проведешь. – Даже и не мечтаю. Конечно, если он не разговаривает, то, вероятно, и не ответит, но, быть может, мне все-таки удастся его включить. Слушайте, инспектор, где-то в вас должна оставаться крупица человечности. Сегодня у меня день рождения. Дайте мне с ним поговорить. – Ни за что! Я поднялся: – Насколько правда, что он не разговаривает? – Тут все честно. Ни разу даже не пикнул. Я поблагодарил его за проявленную доброту и вышел. Сев в «родстер», я направился на север. Отказ Кремера меня не огорчил. В историю я не вошел, но такового и не ожидал. Помня ту маску, что Пол Чапин надел на лицо, когда прошлым вечером я видел его в кресле в приемной Бертона, я совершенно не удивился, что Кремер не выявил в нем и зачатков болтливости, я также не ожидал что-либо услышать от него, если бы мне вдруг позволили с ним увидеться. На Четырнадцатой улице я припарковался, зашел в табачную лавку и позвонил Вулфу. Мой доклад был краток: – Снова в точку. Им приходится спрашивать у его жены, предпочитает он белое или темное мясо, потому что он не говорит им даже этого. Адвокат ему не нужен. Кремер не разрешил мне с ним повидаться. – Превосходно! – отозвался Вулф. – Переходи к миссис Бертон. Я вернулся к машине и двинулся в аптаун. Когда из холла позвонили в квартиру Бертонов справиться насчет ожидающего мистера Гудвина, я только и надеялся, что за ночь она не изменила взгляд на вещи. Как однажды заметил Вулф, на женщину можно положиться во всем, кроме постоянства. Но она осталась верна своим словам – мне кивнули на лифт. Наверху горничная, которую прежде я не видел, – конечно же, экономка, миссис Куртц, – провела меня в ту же комнату, где я был прошлым вечером. Настроена она была достаточно враждебно и решительно, чтобы у меня отпала охота спрашивать у нее насчет ключа или чего-то другого. Миссис Бертон сидела в кресле у окна. Вид у нее был бледный. Если с ней и находился кто-нибудь, то она их отослала. Я заверил ее, что не буду садиться, у меня лишь несколько вопросов, которые мне поручил задать Ниро Вулф, и зачитал первый по блокноту: – Говорил ли вам Пол Чапин прошлым вечером что-то, кроме того, что вы уже рассказали мне, и если да, то что? Она ответила: – Нет. Ничего. – Инспектор Кремер показал вам револьвер, из которого застрелили вашего мужа. Насколько вы уверены, что это было его оружие, которое он хранил в ящике своего стола? – Совершенно уверена. На нем были его инициалы, это подарок друга. – В течение тех пятидесяти минут, что Дора Чапин пребывала в вашей квартире, заходила ли она в кабинет или имела ли такую возможность и, если да, находился ли там в это время кто-нибудь другой? – Нет, – ответила миссис Бертон, но затем нахмурилась. – Подождите-ка… Да, было такое. Вскоре после прихода я послала ее в кабинет за книгой. По-моему, там никого не было. Муж переодевался у себя в спальне. – И следующий, последний. Не знаете ли вы, оставался ли мистер Боуэн какое-то время в кабинете один? – Да, оставался. Муж заходил ко мне задать вопрос. Я убрал блокнот в карман и сказал: – Не могли бы вы сообщить, что за вопрос? – Нет, мистер Гудвин. Боюсь, нет. – Это может оказаться важным. Не для публикации. В глазах миссис Бертон снова появилось недовольство, но колебалась она недолго. – Что ж… Он спрашивал, не люблю ли я Эстеллу Боуэн, жену мистера Боуэна, настолько, чтобы сделать ей значительное пожертвование. Я ответила «нет». – Он не объяснил вам, что хотел этим сказать? – Нет. – Хорошо. Это все. Вы совсем не спали. – Нет. Обычно я могу говорить, сколько позволяет время, но на этот раз никаких замечаний в голову больше не пришло. Я поблагодарил ее, она кивнула, при этом даже не шелохнувшись, – звучит невероятно, но, клянусь, именно так она и сделала! – и я вышел. Оказавшись в приемной, я чуть задержался, чтобы еще раз проверить одну-две детали вроде расположения выключателя возле двойной двери. По пути в даунтаун я снова позвонил Вулфу и сообщил ему, что узнал у миссис Бертон, а он поведал, что они с Эндрю Хиббардом играют в криббедж. Когда я прибыл на Перри-стрит, было двадцать минут первого. Для воскресенья улица оказалась пустынной. Пешеходов не наблюдалось, и во всем квартале была припаркована лишь пара машин, а перед подъездом дома 203 стояло такси. Я тормознул на другой стороне и вышел. Номер такси я заметил и водителя тоже разглядел. Затем пересек улицу и прошелся по тротуару. Голова водителя свесилась на грудь, глаза закрыты. Я ступил на подножку, наклонился и сказал: – Доброе утро, мистер Скотт. Он вздрогнул и, прищурившись, уставился на меня: – А-а, маленький Ниро Вулф. – Имена меня не волнуют, но мое – Арчи Гудвин. Как чаевые? – Дружище… – Он заклокотал и сплюнул влево, на мостовую. – Чаевые льются рекой. Когда это я тебя видел, в среду? Всего четыре дня назад. Все трудишься? – Еще как! – Я наклонился поближе. – Послушайте, Питни Скотт. Я искал не вас, но рад, что нашел. Когда Ниро Вулф узнал, что вы больше недели назад опознали Эндрю Хиббарда, но не потребовали пяти тысяч награды после ее назначения, он сказал, что у вас потрясающее чувство юмора. Зная, как легко оправдаться за дружеские чувства к пяти кускам, я бы выразился по-другому, но Вулф хотел как лучше, он просто чудаковатый. При виде вас мне пришло в голову, что вам следует знать, что в настоящий момент ваш друг Хиббард гостит в нашем доме. Я привез его туда вчера, как раз к обеду. Если не возражаете, он хотел бы побыть в укрытии еще пару дней, пока мы не расставим все по местам. Если же в вас вдруг проснулся торгашеский дух, вы ничего не потеряете, коли будете держаться своего чувства юмора. – Так… – хмыкнул он. – Значит, вы нашли Энди. И вам нужна лишь пара дней, чтобы все уладить. А я-то думал, что все детективы тупые. – Вообще-то, так оно и есть. Я настолько туп, что даже не знаю, вы ли это вчера вечером отвезли Дору Чапин на Девяностую улицу, а потом доставили обратно. Как раз собирался спросить. – Что ж, спрашивай. И я отвечу, что не я. – Он снова заклокотал и сплюнул – еще одна тщетная атака на воображаемую помеху в глотке человека с постоянной тягой к выпивке, – затем взглянул на меня и продолжил: – Знаешь, братан, – если позволишь подобный жаргон – я зол на вас, что вы вычислили Энди, но и восхищаюсь вами, потому что это было более-менее умно. Как бы то ни было, Лорри Бертон парень был что надо. И если он мертв, а мистер Пол Чапин за решеткой, веселье закончилось. Это уже не смешно, даже для меня, и Ниро Вулф прав относительно моего чувства юмора. Оно восхитительно. Я тот еще тип. Сардонический. – Он снова сплюнул. – Но к черту все это! Я не возил миссис Чапин прошлым вечером, потому что она ездила на собственной машине.