В кабинет я вернулся после трех и сразу же занялся звонками. На меня остались те восемь человек, с которыми Вулф не смог связаться. Он объяснил мне, какой тактики придерживаться: мол, мы готовы разослать счета клиентам, оставившим свои инициалы на меморандуме, но перед этим хотели бы все объяснить им и заручиться их одобрением. Это тоже однозначно говорило о нахальстве Вулфа, поскольку нашим клиентам было чертовски хорошо известно, что Чапина за убийство Бертона схватила полиция и что мы имеем к аресту отношения столько же, сколько, скажем, каменные львы перед входом в библиотеку. Впрочем, я согласился, что тактика хороша, так как имела целью заманить их в кабинет. Я вполне неплохо справлялся со своей восьмеркой, заполучив пятерых чуть более чем за полчаса, когда без четверти четыре – в поисках Роланда Эрскина я как раз просматривал телефонный справочник на предмет номера Актерского клуба – раздался звонок. Я снял трубку, и это оказался Вулф. Стоило мне услышать его голос, и моей первой мыслью было: ага, пошло-поехало, вечеринка накрывается медным тазом. Однако, как оказалось, дело заключалось в другом. Он спросил: – Арчи? Как с миссис Бертон? – Оба отрицательные. Бертон не звонил, перчаток никто не брал. – Но возможно, их видела горничная? – А, так вы и это знали. Да, видела. Она видела, как миссис Чапин взяла их и положила обратно. – Отлично! Я звоню просто потому, что дал обещание и хочу без промедления его выполнить. Возьми шкатулку мистера Чапина в кабинете, хорошенько упакуй, доставь к нему на квартиру и вручи миссис Чапин. Вероятно, к твоему возвращению я буду дома. – Ладно. Есть какие новости? – Ничего потрясающего. – Я и не ожидал ничего потрясающего. Попробуем простой и откровенный вопрос. Вы получили подпись под признанием или нет? – Получил. – Правда? – Правда. Но я забыл еще кое-что: прежде чем упаковать шкатулку мистера Чапина, достань оттуда пару перчаток из серой кожи и убери куда-нибудь. Будь так добр, отвези шкатулку миссис Чапин немедленно. – Хорошо. Я повесил трубку. Жирный дьявол все-таки добился своего. Я понятия не имел, какими боеприпасами он разжился у Доры Чапин, и, конечно же, у него было то преимущество, что Чапин уже содержался в Гробницах по обвинению в убийстве первой степени, но даже со всем этим ему нельзя было не воздать должного. Я бы сказал, из всей моей практики этот калека оказался самым крепким орешком, за исключением, пожалуй, того торговца духами из Нью-Рошелла, который имел привычку топить в ванне котят, а однажды по ошибке взялся за жену. Я бы с удовольствием посмотрел, как Вулф всаживает в него иглу. Вулф велел не медлить, так что пришлось отложить три последние жертвы на потом. Я упаковал шкатулку и отправился с ней на Перри-стрит, предварительно, согласно указаниям, достав из него пару перчаток и убрав их в ящик своего стола. Припарковавшись на противоположной стороне улицы от дома номер 203, я вышел. Надлежащий способ доставки этой посылки был продуман мной заранее, так что я только подошел в холле к лифтеру и сказал ему: – Отвези этот пакет миссис Чапин на пятый этаж. Потом возвращайся, и я дам тебе четвертак. Он взял сверток и сообщил: – Вчера коп был вне себя, когда обнаружил, что вы сбежали. Как вы себя чувствуете? – Прекрасно. Давай пошевеливайся, мистер. Когда он вернулся, я вручил ему двадцать пять центов и поинтересовался: – Сломал я что-нибудь в твоей вертикальной тележке? Рычаг не сработал. Его рот расползся в усмешке. – Ага, как же, не сработал. Не, вы не сломали его. Так я выполнил обещание Вулфа и доставил посылку, не подвергаясь излишнему риску оказаться приглашенным на чай, и это обошлось мне всего лишь в четвертак, сравнительно дешево. Вулф вернулся домой раньше меня. Я понял это еще в прихожей, увидев его шляпу и пальто. Поскольку шел уже пятый час, он, несомненно, был наверху с растениями, но слишком уж я разнервничался из-за всех этих его прогулок, так что поднялся на три этажа. Почти целую неделю мне только и доводилось, что видеть орхидеи лишь мельком. Вулф находился в тропическом отсеке и ходил вдоль рядов, выискивая тлю, и по выражению его лица я понял, что таковая ему уже попалась. Я все стоял там, и вскоре он обернулся и посмотрел на меня так, словно я сам был тлей либо же она сплошь меня покрывала. Пытаться заговорить с ним не имело смысла, так что я отправился вниз завершать звонки. Из остававшихся троих я дозвонился лишь до двоих, так и не отыскав Роланда Эрскина. Но мы и без того весьма преуспели. Из Бостона пришла телеграмма – Коллар и Гейнс обещали прибыть, а из Нью-Хейвена ехал Моллисон. У меня возникло подозрение, что Вулф взял бы на себя уговоры по междугородке, даже если бы я и не спал. Он не пришел сразу из оранжереи в кабинет, как поступал обычно. Очевидно, заглянул сначала в свою комнату, поскольку, появившись около половины седьмого, принес стопку книг, и я увидел, что это романы Пола Чапина. Вулф положил их на стол, уселся и дал звонок принести пиво. Я доложил, что миссис Чапин получила шкатулку, и зачитал записи о дневном визите к миссис Бертон. Вулф отдал мне распоряжения на вечер, которые я тоже записал, так как он любил, когда все записывают, а потом развеселился. Говорил о том о сем, и я выслушивал его, как подобает джентльмену, а затем, поскольку время шло к обеду, заметил, что настало время ознакомить и меня с загадкой перчаток на столе в приемной Бертона. К моему удивлению, он согласился и пустился в объяснения: – Это вклад миссис Чапин. Она предоставила и другую информацию, но эта оказалась самой интересной. Как ты знаешь, она появилась в квартире Бертона в половине седьмого. Ее впустила горничная по имени Роза. Проходя через приемную, она заметила на столе пару перчаток и остановилась, чтобы взять их. Миссис Чапин говорит, что собиралась отнести их миссис Бертон, но не будет ошибкой предположить, что в ее намерения входило начать наполнять драгоценностями для мужа новый ларец. И подобная версия подкрепляется двумя соображениями, которыми она объяснила, что в итоге положила перчатки обратно на стол. Соображения следующие: горничная обернулась и посмотрела на нее, а сами перчатки показались ей чуть тяжелее, чем те, которые, насколько она знала, носила миссис Бертон. Как бы то ни было, миссис Чапин оставила их на месте. Однако когда она покидала квартиру и оказалась в приемной одна, то решила снова взглянуть на них, чтобы удостовериться относительно их принадлежности миссис Бертон. Перчаток не было. Она даже поискала их, но они исчезли. – Понимаю. И это доказывает, что Бертона пришила не она. – Именно. И устанавливает убийцу. Если уж потребуется фактическое подтверждение невиновности миссис Чапин, в чем лично я сомневаюсь, то в качестве такового можно предоставить свидетельство регулировщика на перекрестке Парк-авеню и Пятидесятой улицы, который в половине восьмого остановил ее за езду на красный свет. Не говоря уже о том, что привратник и коридорный могли видеть, как она покидает здание еще до происшествия. Но ничего из этого не понадобится. – Угу. Полагаю, вы заручились ее доверием, подарив ей парочку орхидей. – Нет. Но вообще-то, я пообещал ей их. Сделай заметку на завтра. Я заручился ее доверием, просто сказав ей правду, что признание ее мужа виновным в убийстве обойдется мне в несколько тысяч долларов. Видишь ли, что произошло… Сколько времени? Хорошо. Она была убеждена, равно как и сам Чапин, что в его затруднениях повинен я. Не зная характера моего соглашения с его друзьями, он полагал, будто это я его подставил. Мою особу он видел и потому, естественно, даже подумать не мог, что акробатические трюки в приемной выполнял лично я. А знаешь, кто выполнял? Ты. Да, серьезно, это ты совершил убийство. А я лишь разработал его. Будучи уверенной в данной версии, миссис Чапин ухватилась за представившуюся ей возможность. Усыпив тебя и Питни Скотта, она пошарила по твоим карманам, взяла его фуражку и куртку, села, написала записку и приехала на такси сюда. Она вручила записку Фрицу в дверях и вернулась в машину. Послание было кратким и предельно ясным, я могу процитировать его дословно: «Арчи Гудвин умрет через два часа, если не сядешь в мое такси и не поедешь со мной». Внизу стояло ее имя, Дора Чапин. Восхитительная откровенность. Что убедило меня в необходимости предпринять какие-то действия, так это наличие в конверте кожаного футляра, который, кажется, тебе так понравился. Он отвлекся на стакан с пивом. Я хмыкнул и подумал, что мне следовало бы сказать что-нибудь, но в голову только и пришло: – Ага, понравился. И он до сих пор у вас. Вулф кивнул и продолжил: – Единственный действительно огорчительный аспект сего происшествия исходил из романтического представления миссис Чапин о том, что являет собой удаленное и уединенное место. Поскольку я бы никуда от нее не делся, ей вполне подошел бы и какой-нибудь кустарник на углу Центрального парка – нет же, эта адская ослица погнала, с ее-то рывками, такси далеко за пределы города. Впоследствии я выяснил, что она намеревалась доехать до обособленного леска на берегу пролива Лонг-Айленд, куда прошлым летом ездила с мужем на пикник. Это становилось невыносимым. Я опустил перегородку между нами и закричал ей на ухо, что, если она не остановится через три минуты, я начну взывать о помощи к каждой проезжающей мимо машине и каждому человеку в пределах видимости. Мне удалось ее убедить. Она съехала на боковую дорогу и вскоре остановилась среди зарослей деревьев… Это тебя позабавит. У нее было оружие. Кухонный нож! Кстати, те порезы, что она продемонстрировала нам в прошлую среду, были нанесены по ее собственной инициативе, муж этого не одобрял. На то время игра заключалась лишь в том, чтобы уверить друзей мистера Чапина, каким опасным и жестоким человеком он является, без какого-то ни было вовлечения его в доказуемое преступление. Он уже заподозрил, что я могу раскрыть его, а окровавленная шея его жены служила отвлекающим маневром, придуманным исключительно ею… Вряд ли миссис Чапин так уж надеялась убить меня этим ножом, поскольку не найдется такого орудия, которое могло бы достигнуть моих жизненно важных органов. Полагаю, пистолета достать она не смогла или же просто не доверяет им, как и я. Наверное, она намеревалась кромсать меня, пока я не уступлю, и, кроме того, у нее в запасе еще была моя тревога за твою жизнь. В любом случае в ее планы входило вынудить меня раскрыть аферу, посредством которой ее муж угодил в ловушку. Я должен был написать это. Она даже прихватила с собой ручку и бумагу. Такое внимание к деталям подкупило меня. – Ага. И?.. Он глотнул пива: – Ничего особенного. Тебе известно, как я люблю поговорить. А тут мне выдалась для этого прекрасная возможность. Миссис Чапин была спокойна с самого начала. У нас с ней вообще много общего, например нелюбовь к волнениям. Было бы весьма поучительно понаблюдать, как в тот день она полосовала ножом свой затылок. Готов поспорить, она проделывала это так, как другой бы вырезал кусок мяса на отбивную. Я объяснил ей ситуацию, и мы обсудили ее. Скоро настал момент, когда было уже бессмысленно продолжать дискуссию в этом холодном, темном и отвратительном месте, кроме того, я узнал, что произошло с тобой. Она представлялась столь неуверенной относительно препаратов, которыми сдобрила твой кофе, что я счел за благо как можно скорее добраться до телефона… А! Мистер Хиббард, надеюсь, долгий день оказался вполне терпимым. Вошел Хиббард, как будто под хмельком и все еще в моем коричневом галстуке. За ним появился Фриц и объявил, что обед подан. Глава 21 Они набежали рано. Десять человек явились еще до девяти часов, я отметил их в своем списке и приступил к обязанностям хозяина дома. Четверо из них в прошлый раз не присутствовали – Коллар и Гейнс из Бостона, Ирвинг из Филадельфии и профессор Моллисон из Йеля. Майк Эйерс, трезвый как стеклышко, помог мне с напитками. В девять к присутствующим присоединился проницательный Леопольд Элкус. Не знаю уж, как Вулфу удалось заманить его, но он все-таки пришел и даже изъявил желание выпить стаканчик портвейна. Мне удалось сдержаться и не брякнуть ему, что нитроглицерина в нем нет. Меня он узнал и вел себя весьма обходительно. Подтянулись и другие клиенты, среди них и Огастес Фаррелл, который позвонил в воскресенье и сообщил, что вернулся из Филадельфии и добился получения заказа на библиотеку мистера Алленби. Вулф, предположив, что в действительности он звонил напомнить о своих двадцати баксах за проделанную в среду работу, попросил меня отправить ему чек. Наши клиенты уже не казались такими подавленными, какими были неделю назад. Они с удовольствием накинулись на спиртное, разбились на группы и принялись болтать, а двое-трое даже нетерпеливо обратились ко мне. Коллар, бостонский текстильщик и владелец утеса, с которого упал судья Харрисон, поделился со мной, что надеется увидеть последнее действие оперы, а я ответил, что, к сожалению, сам уже давным-давно распрощался с надеждой на это. Еще мне удалось подслушать, как Элкус говорит Фердинанду Боуэну, что Вулф, судя по всему, пребывает на поздней стадии мании величия, попытался услышать и ответ Боуэна, но его заглушили. В четверть десятого – время, на которое Вулф назначил свой выход, – их было уже пятнадцать человек. Выход удался на славу. Серьезно, Вулф выполнил его безукоризненно. Я не отрывал от него глаз, чтобы не упустить зрелище. Он вошел в кабинет, сделал три шага и остановился, дожидаясь, пока все не обратят на него взоры и не замолчат. Затем склонил голову и звучно произнес: – Добрый вечер, джентльмены, – после чего обернулся к двери и кивнул Фрицу, стоявшему на пороге. Фриц отошел в сторону, и в кабинет вступил Эндрю Хиббард. Его появление вызвало первые волнения. Пратт и Майк Эйерс отреагировали быстрее всех. Оба завопили «Энди!» и подскочили к нему. За ними последовали и остальные. Они окружили его, кричали ему, хватали за руки и хлопали по спине и в итоге так навалились на него, что совершенно закрыли его, а мне так хотелось понаблюдать, какой психологический подход у него заготовлен на такую встречу. Видя и слыша их, легко было понять, что они по-настоящему его любят. Может, его любили даже Драммонд и Боуэн. Мед неизменно приходится принимать вместе с дегтем. Вулф ускользнул от массового нашествия. Он дошел до своего стола, опустился в кресло, и Фриц принес ему пива. Я посмотрел на него и тут же похвалил себя за это, ведь не так уж часто он пребывал в таком настроении, чтобы подмигивать мне, и подобного я никак не хотел бы упустить. Он посмотрел на меня и подмигнул, и рот мой растянулся до ушей. А потом он глотнул пива. Беспорядки продолжались еще какое-то время. Майк Эйерс подошел к столу Вулфа и что-то спросил, но из-за шума я не расслышал что; Вулф кивнул и что-то ответил. Майк Эйерс вернулся и принялся разгонять их по местам, Кэбот и Фаррелл помогали ему. Все затихли. Пратт взял Хиббарда под руку и подвел к одному из больших кресел, сел рядом, достал платок и промокнул глаза. Вулф начал речь. Он сидел прямо, руки на подлокотниках кресла, подбородок опущен, глаза открыты. – Джентльмены! Благодарю, что пришли сегодня вечером. Даже если позже мы и не придем к согласию, уверен, что относительно счастливого начала нашей встречи во взглядах мы сходимся. Все мы рады, что мистер Хиббард с нами. Мистер Гудвин и я довольны, что смогли сыграть Стэнли для его Ливингстона[20]. Что же касается того темного континента, который он пустился исследовать, равно как и наш способ его обнаружения, со всеми этими подробностями придется подождать другой возможности, поскольку у нас есть более неотложное дело. Полагаю, на данный момент вполне достаточно будет указать, что исчезновение мистера Хиббарда являлось его собственным предприятием, этакой образовательной экспедицией. Правильно, мистер Хиббард? Все посмотрели на Хиббарда. Тот кивнул: – Правильно. Вулф извлек из ящика бумаги, разложил их и поднял одну: – Здесь у меня, джентльмены, экземпляр меморандума нашего соглашения. Одним из моих обязательств в нем было избавить вас от всех опасений и ожиданий причинения вреда от личности или личностей, ответственных за исчезновение Эндрю Хиббарда. Полагаю, это выполнено? Вы ведь не опасаетесь самого мистера Хиббарда? Хорошо. Значит, хоть это сделано. – Вулф остановился, чтобы оглядеть их всех, и продолжил: – Для остального же необходимо прочесть один документ. – Он отложил меморандум и взял другие бумаги – листы, сшитые и вставленные в коричневую бумажную папку. – Он, джентльмены, датирован двенадцатым ноября, то есть сегодняшним днем. Подписан Полом Чапином. Сверху заголовок: ПРИЗНАНИЕ ПОЛА ЧАПИНА ОТНОСИТЕЛЬНО СМЕРТЕЙ УИЛЬЯМА Р. ХАРРИСОНА И ЮДЖИНА ДРЕЙЕРА И НАПИСАНИЯ И РАССЫЛКИ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ИНФОРМАТИВНЫХ И УГРОЖАЮЩИХ СТИХОТВОРЕНИЙ. В нем значится следующее… Тут вмешался адвокат Кэбот. Как же иначе. Он заявил: – Мистер Вулф, конечно же, все это очень интересно, однако ввиду произошедшего считаете ли вы это необходимым? – Непременно. – Вулф даже не оторвал глаз от бумаг. – Если позволите: Я, Пол Чапин, проживающий по адресу: Нью-Йорк, Перри-стрит, 203, настоящим признаюсь, что никоим образом не имел отношения к смерти судьи Уильяма Р. Харрисона. В меру моих знаний и убеждений его смерть явилась несчастным случаем. Далее я признаюсь, что никоим образом не имел отношения к смерти Юджина Дрейера. В меру моих знаний и убеждений он совершил самоубийство. Далее я признаюсь… Раздалось оглушительное фырканье Майка Эйерса, кое-кто зароптал. Воздух огласил мягкий голос Джулиуса Адлера, преисполненный сарказма: