– Огастес Фаррелл. – Да. – Теодор Гейнс. – Нет. – Л. М. Ирвинг. – Нет. – Артур Коммерс. – Нет. Трое неньюйоркцев, три «нет» подряд. Что ж, я надеялся, что Вулф останется доволен своими междугородными звонками. – Сидней Ланг. – Да. – Арчибальд Моллисон. – Да. Следующий результат был известен мне еще до того, как я назвал имя Джорджа Пратта, демократа, пытавшегося заставить инспектора Кремера побеспокоиться о его четырех кусках. – Джордж Р. Пратт. – Нет. Для верности я пересчитал голоса, а затем повернулся к Вулфу: – Семь «да» и восемь «нет». Он не удостоил меня взглядом. Снова начались разговоры. Ранее Вулф звонил, чтобы Фриц принес пиво, и теперь открыл бутылку, наполнил стакан и стал наблюдать, как оседает пена, хотя ее он, кажется, даже не видел. Потом глотнул пива и со своей обычной тщательностью вытер губы. А затем откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Наши гости продолжали обсуждение, и двое-трое о чем-то спрашивали у него, однако Вулф совершенно проигнорировал их, даже и не подумав открыть глаза. Леопольд Элкус подошел к его столу, постоял и посмотрел на него с минуту, а затем вернулся на место. Гомон становился громче, споры все жарче. Наконец Вулф пришел в себя. Он открыл глаза, увидел, что на столе появилась новая бутылка – о ней позаботился я, – открыл ее и глотнул пива. Затем взял пресс-папье и ударил им по столу. Все оглянулись на него, однако разговоров не прекратили. Он ударил снова, и тогда шум начал стихать. – Джентльмены, – начал он, – вновь вынужден просить вас о снисхождении… Однако Кэбот, преисполненный собственной важности, раздраженно перебил Вулфа: – Мы проголосовали. Согласно меморандуму, вопрос решен. Вулф в долгу не остался: – Решен вопрос этого голосования, сэр. Но не судьба человечества. Если желаете покинуть нас – пожалуйста, но кворум сохранится и без вас… Хорошо. У меня есть две просьбы. Первая адресована тем восьми, кто сказал «нет». Пожалуйста, слушайте меня внимательно. Я призываю всех и каждого из вас – понимаете, каждого из вас – изменить свое решение и ответить «да». У меня есть особая причина надеяться, что один из вас все-таки изменит свое мнение. Как, джентльмены? Даю вам одну минуту. Они покачали головой. Кто-то что-то забормотал, но в основном все молчали, не сводя глаз с Вулфа. В его голосе теперь зазвучали некие новые нотки. Он достал часы и стал не отрываясь следить за ними. Через минуту убрал их в карман, поднял взгляд и вздохнул: – Значит, я вынужден перейти ко второй просьбе. На этот раз, мистер Боуэн, она касается исключительно вас. Я прошу вас сказать «да». Вы, конечно же, знаете почему. Вы скажете «да»? Все посмотрели на брокера, включая и меня. Он выдержал и это, однако уже не так стойко. Черт, он едва не заикался, отвечая на огонь Вулфа! Я бы сказал, справился на этот раз он удовлетворительно. – Конечно нет. С какой стати? – Рот он так и не закрыл, по-видимому намереваясь что-то добавить, но в итоге передумал. Вулф снова вздохнул: – Мистер Боуэн, вы тупица. Джентльмены, я хотел бы вкратце объяснить вам, почему не сделал ранее того, что намереваюсь сделать сейчас. На то имелись две причины: потому что я не люблю вмешиваться в дела, которые меня не касаются, и потому что это дорого мне обошлось бы. Если уж быть точным, это обошлось бы мне в тысячу двести долларов, сумму платы мистера Боуэна, обозначенную в меморандуме. Кроме того, как я уже сказал, это не мое дело. Если кто-то подозревается в совершении преступления и мне предложена достаточная сумма, чтобы схватить его, я это сделаю. В этом и заключается мой бизнес. Я понимаю, что существуют и такие, кто задерживает преступников, в особенности убийц, без всякой платы. Полагаю, они занимаются этим забавы ради, что не столь уж и удивительно, принимая во внимание все те странные способы развлечений, к коим обращаются различные представители человеческого рода. Сам я предпочитаю другие методы борьбы со скукой, но этот единственный, к которому я прибегаю с целью не впасть в нищету. Я выслежу любого, если мне достаточно заплатят. Однако для выявления убийцы доктора Бертона меня никто не нанимал. Разоблачив и передав его правосудию, я потеряю тысячу двести долларов, однако гарантированно соберу бо́льшую сумму. Итак. Мистер Фаррелл, будьте так добры, пересядьте на другое место. Пожалуйста. А ты, Арчи, займи освободившееся кресло рядом с мистером Боуэном. Я подчинился. Я и без того не спускал глаз с Боуэна с тех самых пор, как Вулф предложил ему ответить «да», а теперь на него и вовсе были устремлены взоры всех присутствующих. Никто не проронил ни слова. Брокер оказался в затруднительном положении. Упорно ходя вокруг да около, ограничиваясь лишь предположениями да намеками, однако не предъявляя обвинений напрямую, Вулф совершенно сбил его с толку. Другие лишь таращились на него, но помогать и не думали. Полагаю, он уже пытался решить, не пришло ли время вскочить и начать бурно выражать негодование. На меня Боуэн даже не взглянул, когда я сел рядом. Он по-прежнему не отрывал глаз от Вулфа. Вулф занялся телефоном. Он действовал со своей обычной скоростью, неспешно, хотя ему и пришлось позвонить по трем номерам, прежде чем удалось застать нужного человека. Но в конце концов тот оказался у телефона. Во время его разговора никто даже не шелохнулся. – Инспектор Кремер? Это Ниро Вулф. Да, я. Добрый вечер, сэр. Инспектор, не окажете ли мне услугу? У меня в кабинете гости, и времени на пространные объяснения нет. Полагаю, вам известно, насколько можно доверять любому моему уверенному заявлению. Хорошо. Не пошлете ли ко мне человека, а лучше даже двух, за убийцей доктора Лоринга Э. Бертона? Он у меня. Нет. Нет же. Прошу вас, с объяснениями можно подождать… Конечно же с доказательствами, какой же смысл в уверенности без доказательств… Всенепременно, приезжайте сами, если желаете. Безусловно. Он повесил трубку, и Боуэн вскочил. Колени у него дрожали, равно как и его маленькие, похожие на женские ручки, за которыми я следил, чтобы он не выкинул номера. Я воспользовался тем, что он поднялся, и обшарил его сзади на предмет наличия пистолета. От моего прикосновения Боуэн вздрогнул и как будто совершенно позабыл, что́ собирался сказать Вулфу. Он повернулся ко мне и, ей-богу, взял и врезал мне ногой в подбородок. Я тут же вскочил, схватил его и толкнул обратно в кресло. Смерив его взглядом, я предупредил: – Еще один дружеский жест вроде этого, и я тебе врежу. Драммонд, сидевший по другую сторону Боуэна, счел за благо удалиться. Несколько человек встали. – Сядьте, джентльмены, – произнес Вулф. – Уверяю вас, оснований для паники нет. Арчи, будь так добр, подведи мистера Боуэна поближе, я хотел бы видеть его получше во время разговора. Если придется подтолкнуть его, не стесняйся. Я встал и велел брокеру подняться. Он не пошевелился и даже не поднял взгляда, лишь ломал руки. На лице и шее у него проступили пятна различных окрасок, и я удивился, не обнаружив среди них желтой. Мне пришлось повторить: – Пошевеливайся, или я пошевелю тебя. Сзади послышался голос Джорджа Пратта: – Не надо показывать, какой ты крутой. Да ты только посмотри на этого бедолагу. – Да? – Я не обернулся, так как не собирался упускать Боуэна из виду. – Это вас он лягнул в подбородок? Будете говорить, когда вас спросят. Я схватил Боуэна за воротник и поднял, он не сопротивлялся. Признаю, вид у него был жалкий. Он постоял секунду, пытаясь оглядеть присутствующих, и проблеял: – Друзья, вы понимаете почему… Если я сейчас ничего не отвечу на… На это нелепое… Закончить он все равно не мог, поэтому я потащил его к Вулфу. Поставив стул, я усадил Боуэна, а затем и сам уселся на край стола Вулфа, чтобы не упускать Боуэна из виду. Двое-трое из компании тоже встали и подошли к нам. Вулф обратился к биржевому брокеру: – Мистер Боуэн, мне совершенно не доставляет удовольствия продлевать ваш конфуз в присутствии ваших друзей, но нам в любом случае придется ожидать прибытия полиции, чтобы вас увели. Только что вы использовали слово «нелепое», могу я позаимствовать его у вас? Вы самый нелепый убийца из всех, кого я когда-либо встречал. Я не знаком с вами достаточно хорошо, чтобы сказать, в силу безмерной глупости или же исключительной беззаботности. Как бы то ни было, вы спланировали опаснейшее преступление так, словно придумывали безобидную салонную игру. Я не просто насмехаюсь над вами. Я лишаю вас последних остатков надежды и смелости, чтобы совершенно вас сломить. Вы украли крупную сумму со счета доктора Бертона в вашей фирме. Механизм вашей кражи мне неизвестен – он выяснится, когда окружной прокурор изучит ваши бухгалтерские отчеты. Вы узнали, что доктор Бертон обнаружил кражу или же заподозрил ее, и явились в воскресенье к нему на квартиру попытаться уговорить его, но при этом разработали и альтернативный план – на случай, если уговоры не увенчаются успехом. Вы беседовали с Бертоном в его кабинете. Он отправился в комнату своей жены спросить, нравится ли ей Эстелла Боуэн настолько, чтобы сделать ей крупное пожертвование, на что та ответила отрицательно. Бертон вернулся в кабинет и сообщил вам ответ, однако в отсутствие хозяина вы достали его автоматический пистолет из ящика стола и убрали к себе в карман. Поскольку вы приходились ему близким другом, вам, вероятно, уже давно было известно, что он хранит там свое оружие. Если же нет, то вечером неделю назад, в этой самой комнате, вы слышали, как он всем нам поведал, что во время последнего визита к нему Пола Чапина, прежде чем выйти в приемную, Бертон достал пистолет из ящика. Хотите выпить? Боуэн не ответил и даже не шелохнулся. Майк Эйерс подошел к столу с напитками, взял стакан ржаного виски и предложил его Боуэну, однако тот не обратил на него внимания. Эйерс пожал плечами и выпил сам. Вулф продолжил: – Вскоре вы ушли, в двадцать минут седьмого. В приемной вас никто не провожал, а если Бертон и пошел с вами, то при выходе вы нажали кнопку на кромке двери, чтобы замок не запирался, и очень скоро вернулись в квартиру. Как бы то ни было, вы оказались в приемной один, Бертоны же полагали, что вы ушли. Вы прислушались. Ничего не услышав, подошли к телефону. Перчатки при этом вы держали в руке и, чтобы они не мешали вам во время звонка, положили их на стол. Однако, прежде чем вам удалось позвонить, вы услышали, как кто-то приближается из гостиной. Вы встревожились и побежали в укрытие, которое определили заблаговременно: ниша, скрытая портьерами, рядом с выключателем и двойными дверями. Вы укрылись вовремя, прежде чем мисс Бертон, дочь, прошла через приемную и покинула квартиру. До вас дошло, что вы оставили перчатки на столе, и забеспокоились, поскольку они были вам нужны, чтобы не оставить отпечатков пальцев на пистолете. Кстати, вам не пришло в голову, что они останутся и на телефоне? Или вы их стерли? Не важно. Однако вы не кинулись за перчатками сразу же, поскольку вам понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки после тревоги, вызванной появлением дочери. Вы выждали и, возможно, поздравили себя с тем, что так поступили, ведь почти сразу же услышали, как двойные двери снова распахнулись, а затем кто-то прошел по приемной и входная дверь открылась. Это оказалась Дора Чапин, прибывшая заняться прической миссис Бертон. В воскресенье днем мистера Пола Чапина дома не было, и вернулся он уже под вечер. Сегодня утром телефонистка из дома номер двести три на Перри-стрит сообщила мне, что минут за пятнадцать-двадцать до прихода мистера Чапина ему звонили. Так что, по-видимому, где-то в шесть сорок вы выбрались из укрытия, забрали перчатки и попытались позвонить снова, однако в квартире Чапина не ответили. Вы вернулись в нишу, а через пятнадцать минут вновь попытали счастья. Вы, естественно, не знали, что этот ваш звонок – примерно без пяти семь – случайно совпал со временем появления мистера Чапина в холле дома на Перри-стрит, и телефонистка позвала его. Он ответил на звонок прямо с коммутатора, так что она слышала разговор. Должно быть, вам удалось весьма успешно сымитировать голос доктора Бертона, ибо мистер Чапин обманулся. Он поднялся в свою квартиру на несколько минут, а затем спустился вниз и на такси отправился на Девяностую улицу. Позвонив Чапину, вы вернулись в свое укрытие и стали ждать – с учащенным пульсом, полагаю, и повышенным расходом запасов адреналина. И вы, должно быть, практически истощили последнее. Наверняка вам показалось, что Чапина пришлось ожидать долго, но с удивлением обнаружили, что с вашего звонка прошло всего лишь тридцать пять минут. Как бы то ни было, он явился, его впустила горничная, и он сел в кресло. Вы же старательно прислушивались, чтобы понять, занял ли он кресло, обращенное к вам спиной. Затем вы надели перчатки и взяли пистолет в правую руку, продолжая напряженно вслушиваться, чтобы уловить приближение доктора Бертона. Вы услышали, как он пересекает гостиную, и в тот миг, когда раздался звук поворачиваемой ручки, начали действовать. Здесь, признаюсь, вы продемонстрировали расторопность и точность. Высунув левую руку из-за портьеры, вы нащупали выключатель и нажали на него. Приемная погрузилась в темноту, за исключением тусклого света, проникавшего из гостиной, когда доктор Бертон открыл дверь. Тогда вы выскочили из укрытия, подбежали к сидящему в кресле Чапину и спихнули его на пол. С калекой-то не так уж тяжело справиться, а, мистер Боуэн? К этому времени доктор Бертон успел подойти достаточно близко, и вы выстрелили в него практически в упор – света из гостиной оказалось вполне достаточно, чтобы попасть в жизненно важные органы. Вы сделали четыре выстрела, а потом бросили оружие на пол, закрыли двойные двери и покинули квартиру. Вы побежали к лестнице и потом вниз. Надо было преодолеть всего-то четыре этажа и еще один до подвала, а затем короткий коридор до черного хода. Вы полагали, что, даже если и натолкнетесь на кого, особой опасности это представлять не будет, поскольку вина Пола Чапина окажется столь очевидной, что никого за пределами квартиры и расспрашивать не станут. Что ж, мистер Боуэн, вы допустили множество ошибок, но ни одна из них не была столь идиотской, как ваша исключительная уверенность в очевидной виновности Чапина, поскольку она-то и породила остальные. Почему, черт возьми, вы не включили свет снова, когда убегали?! И почему не подождали, пока Бертон и Чапин не переговорят минуту-другую, и только потом не начали действовать? Вы могли бы сработать много лучше. Следующая ваша непростительная оплошность заключалась в том, что вы беспечно забыли перчатки на столе. Я понимаю, вы были настолько уверены, что в виновности Чапина даже не усомнятся, что решили, будто все остальное уже не важно. Вы сработали хуже новичка и проявили себя полнейшим ослом. И я говорю вам, сэр, что ваше разоблачение чести никому не принесет, и меньше всего мне. Пф! Внезапно Вулф замолчал и повернулся позвонить Фрицу, чтобы тот принес пива. Все это время Боуэн так и сяк ломал пальцы, но теперь замер, сцепив их вместе. Его всего трясло – он просто сидел и трясся, у него не осталось ни мыслей, ни нервов, ни выдержки, ничего, кроме животного страха. Леопольд Элкус встал в метре от Боуэна и уставился на него. У меня возникло ощущение, будто хирург забавляется мыслью вскрыть брокера и посмотреть, что у того находится внутри. Появился Майк Эйерс с очередным стаканом, но на этот раз не для Боуэна, а протянул его мне – я и выпил. Эндрю Хиббард подошел к моему столу, снял трубку и назвал телефонистке свой домашний номер. Драммонд что-то пищал Джорджу Пратту. Николас Кэбот обогнул сидевшего на стуле Боуэна, подошел к Вулфу и сказал ему – недостаточно тихо, чтобы я не услышал: – Я ухожу, мистер Вулф. У меня назначена встреча. Хочу заметить, что нет никаких причин, по которым вы не можете получить тысячу двести с Боуэна. Это юридическое обязательство. Если желаете, я буду только рад заняться сбором платы, и совершенно бесплатно. Дайте мне знать. Да уж, палец этому адвокату в рот не клади. Глава 22 Через три дня, в четверг в полдень, у нас появился посетитель. Я только что вернулся из банка, внеся там крупный и объемистый вклад, и теперь сидел за столом, предаваясь мыслям о небольшом отдыхе в виде дневного сеанса кино. Вулф сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, неподвижный и безмолвный, словно гора, вероятно размышляя над меню на ланч. В дверях возник Фриц и объявил: – К вам посетитель, сэр. Мистер Пол Чапин. Вулф приоткрыл глаза и кивнул. Я развернулся в кресле и встал. Калека проковылял в кабинет. Стоял солнечный денек, и благодаря яркому свету из окон мне удалось разглядеть его лучше, чем прежде. Оказалось, глаза у него вовсе не такие светлые, как я полагал, скорее, они имели оттенок тусклого алюминия. Кожа не была мертвенно-бледной, а походила на выцветшую, выделанную кожу и на вид представлялась жесткой. Он лишь мельком взглянул на меня, пока со стуком продвигался к столу Вулфа. Я поставил для него кресло. – Доброе утро, мистер Чапин. – Вулф почти полностью открыл глаза. – Не желаете присесть? Прошу вас… Спасибо. Мне вправду неловко видеть, что люди стоят передо мной. Позвольте поздравить вас с освобождением. Если бы я провел три дня в Гробницах, как вы, от меня остался бы лишь призрак, жалкие остатки. Как там кормили? Полагаю, ужасно? Калека пожал плечами. Он явно не был расположен к болтовне. Чапин сел, словно на насест, на самый краешек кресла, которое я поставил ему, и оперся обеими руками на набалдашник трости. В его алюминиевых глазах было столько же выражения, сколько и положено иметь алюминию.