- Жена виновата, - сердито сказала мрачная обмывальщица. - Убивалась по нему сильно. Все ходила на могилу, плакала. Покоя ему не давала. Грех это большой по умершим так сильно плакать. Они на том свете будут ведра слез таскать, что близкие наплакали. - Ну вот, короче, кто оплошку и где допустил, не знаю, но стал умерший муж к жене ходить. В доме нечисто стало. Вещами стучит, посуда по дому летает. А потом стали замечать, что женка эта сохнуть начала. Уж мать ее на нее наседала: «Говори, с каким нечистым спуталась?» Сначала не хотела говорить, молчала, а потом призналась, что муж ее покойный, Уодим, до нее ходит. Уж так она горевала, все просила, чтоб до нее он пришел. Раз, мать рассказывала, сидят дома, а на улице ливень страшенный идет. Вдруг как кинется на улицу. Мать: «Куда?» - «Уодим там мой под дождем стоит! Вымок весь, любимый, просит, чтоб в дом пустила!» - «Куда ты, несчастная, совсем ума лишилась?!» Еле удержала, не пустила ее. - Это не муж, это лихое ее звало, - кивнула мрачная обмывальщица. - Ну вот, как поняла мать, что мертвый к ней ходит, побежала к священнику. «Что делать? – спрашивает. - Дочь-то не хочет его отпускать. Думает, что любимый ее к ней ходит. Караулю я ее, целыми днями от себя не отпускаю. А отогнать его и не могу. Как ночь, нападает на меня такой сон тяжелый, что руки пошевелить не могу. Иной раз слышу, как ходит вокруг дома, зовет ее. А она и откликается. Рада-радехонька, думает, что любимый пришел. А это, может, и не он». - Да, бывает так. Наденет нечистый шкурку-то умершего и ходит, мучит душу живую, пока до смерти не замучает. - Ну, священник и научил ее, как сделать так, чтобы дочь ее сама убедилась, что не муж это, а нечистый ее мучит. Наказала она дочери пол около лежанки золой посыпать, а утром посмотреть. Утром дочь плачет и кличет: «Матушка, глянь-те ка!» Смотрят, а следы на золе-то не человечьи. - А чьи? – шепотом спросила Луминица. - Да толком не разберешь. То ли свиные, то ли петушиные. Но точно не человечьи. Молодица плачет. «Мама, мама, - говорит, - он меня на следующую ночь с собой звал. Навсегда, говорит, тебя с собой заберу. Очень уж тоскую без тебя. Мама, мама, что ж мне делать-то теперь?» Стали тут девку отчитывать. Молитвы над ней читали. Травы святые ей в волосы заплели: руту и тою. Научил ее священник, как мертвого отвадить. Вот приходит тот ночью к молодице, а ее научили одеться нарядно и сидеть ждать его. Приходит нечистый, а она бусы разные, украшения там какие-то на себя цепляет. Он и спрашивает: «А ты куда собралась-то?» - «Да вот зовут меня на свадьбу». - «А кто женится? – «Да мои родные брат с сестрой свадьбу играют». – «Не бывает того, чтобы брат на сестре женился». – «А не бывает того, чтобы мертвый к живой ходил!» - говорит. Тот лицом исказился, к ней подойти хотел, а не может. Травы священные не пускают. «Ну, повезло тебе, - говорит, - насилу догадались. Если б не рута и не тоя, была бы ты моя». Зубами злобно заскрипел, как вихрь тут по дому пронесся, и нет его. - Ну и как? Спаслась она от нечистого? – поинтересовалась Луминица. - Да, спаслась, говорят. Дом маком обсыпали, и не ходил он боле. - Много ты слышала, - буркнула мрачная обмывальщица, - не так все кончилось. Молодица-то после того, как мертвый к ней ходил, тяжела оказалась. Все так уж и ждали, что с рогами какого родит. Только тот-то, видно, ее оставить не захотел. Подкараулил где-то. Нашли ее в огороде мертвую. А рядом крест сорванный валяется. Он, видно, крест сорвал, да и задушил. Замучил ее до смерти нечистый. Разрезали ее, а у нее живот песком напихан. - Боже, какой ужас! – закрыв рот руками, сказала Луминица. - Да уж, госпожа, и так бывает. Ну тут уж взяли, разрыли могилу его и проткнули колом. А могилу тоже маком обсыпали вокруг. И священника позвали, чтоб запечатал он мертвого. Чтоб тот не ходил и живых не трогал. Обмывальщицы замолчали и оглянулись на Дануту. Одна из них снова взяла серп и положила поперек гроба. - Так оно спокойнее будет. В коморку заглянула Констанца. Обмывальщицы получили из ее рук награду и, поклонившись Луминице и Констанце, ушли. - Вы бы тоже шли, госпожа, отдохнуть. Я сейчас пришлю кого-нибудь посторожить Дануту. А вы идите себе, - предложила Констанца. - Нет, Констанца, ты как хочешь, но я отсюда не уйду, - твердо сказала Луминица. - Как знаете, а только кнез гневаться будет, - недовольно сказала экономка, еще раз бросила колючий взгляд на Луминицу и ушла. Луминица осталась с мертвой на весь день, выходя из комнаты лишь ненадолго и когда убеждалась, что на замену ей пришли другие. «Я не оставлю тебя, Данута, не оставлю, - шептала она, и слезы лились у нее по щеками, - никакому нечистому я не позволю прийти и взять твою душу. Прости, милая, что не спасла тебя. Как же так, как же так получилось?! Почему я не смогла уберечь тебя? Что же с тобой случилось?» Тайна смерти Дануты терзала Луминицу. Она не могла понять, как так получилось, что девушка погибла. Что с ней случилось? Почему она не вернулась в замок, выполнив поручение? Зачем пошла в лес? Кто напал на нее? Волк, какой другой зверь? «Ну почему, почему, Боже, за что? Ну почему именно Данута?» Вновь и вновь перед глазами Луминицы вставали печальные добрые глаза Дануты, ее лицо с ласковой грустной улыбкой, и сердце Луминицы пронзала боль. В соседней комнате сидели слуги и играли в разные игры. До Луминицы иногда долетали веселые голоса. Смех и веселье должны были не дать злу укорениться и остаться в доме после того, как мертвая покинет эти стены и обретет последнее пристанище в земле. На ночь Луминица тоже отказалась уходить из комнаты Дануты в свои покои. Пришел сам кнез. - Луминица, дорогая, я думаю, вам надо отдохнуть. Луминица подняла на него измученные опухшие глаза. - Простите, Думитру, но я не могу, - чуть слышно, но убежденно сказала она. – Данута была мне дорога. Я хочу остаться с нею до конца. Кнез недоуменно приподнял брови. - Помилуйте, Луминица, это же была простая служанка. О ней позаботятся другие слуги. Я вас просто не понимаю. Это неприлично, в конце концов. Луминица слегка смутилась, но убежденность в своей правоте заставила ее преодолеть смущение. - Думитру, я понимаю, что это вызывает ваше недовольство, но я чувствую, что должна остаться, и останусь. Простите меня. Она твердо посмотрела в глаза мужа. - Ну, что ж, - холодно произнес кнез, - вы можете задержаться, но надеюсь, что подобные капризы не будут слишком часто повторяться. Спокойной ночи. Кнез поцеловал жену и вышел. ГЛАВА XLI Роза, роза ты моя! Ночью слуги продолжали меняться у гроба Дануты и читать молитвы. В середине ночи уставшая Луминица на минуту прилегла на лежанку Дануты отдохнуть. Сквозь дрему она слышала бормотание молитв и потрескивание свечи, но уже через секунду провалилась в глубокий сон. Луминице приснилось, что она находится в большом зале. Высокий потолок. Неглубокие ниши в стенах были заставлены свечами. Свечи были и на какой-то каменной высокой плите, стоящей посередине зала. Зал тонул во мраке, и лишь горящая свеча в руке Луминицы освещала небольшой круг вокруг девушки. Наклонившись, Луминица стала переходить с места на место и по очереди зажигать все свечи. В дальнем конце зала в темном углу что-то зашуршало. Луминица выпрямилась и выставила вперед свечу. Темная фигура отделилась от чернильной тьмы, и вот на свет свечи из тени вышла Данута. Она шла, спотыкаясь, вытянув руку вперед, сшибая по дороге свечи. Луминицу пронзила острая жалость к девушке. - Что ж ты так ходишь, Данута? - Не вижу я ничего, - ответила мертвая. - Без свечи умирала, вот и блуждаю на том свете в потемках. Освети мне путь, добрая госпожа, отнеси в церковь свечку за помин. Большую свечку, в рост человеческий. - Я обязательно отнесу, Данута. Я обещаю. - И сорокоуст закажи, сделай божескую милость. - Я все сделаю, Данута. Только не уходи от меня. Не покидай. Мне так плохо без тебя. Данута грустно покачала головой. - Не могу, госпожа, мне нет дороги назад. Луминица подошла к Дануте и взяла ее за рукав. - Данута, милая… Голос ее прервался, и слезы полились по щекам. - Не плачь, госпожа, я ухожу в лучший мир. Господь примет меня, я знаю. - Но почему, Данута? За что тебя так? - За что? Данута вытянула вперед руку с раскрытой ладонью. - Возьми, госпожа, и ты все поймешь. - Что пойму? Что ты хочешь мне дать, Данута? - Берегись их, госпожа, берегись! Иначе они придут за тобой! - Кто придет? Свечи, освещающие зал, вдруг стали с шипением стремительно гаснуть одна за другой. Луминица беспомощно завертелась. - Кто придет, Данута? Но Дануты уже не было рядом. Тьма ширилась и подступала к девушке. Свеча в руке мигнула и погасла. Луминица вскрикнула и очнулась. Сердце сильно стучало в груди. В комнате было темно и пусто. Свеча около тела Дануты едва теплилась, догорев почти до конца. Слуги, видимо, на время вышли из коморки. Луминица была одна. В замке стояла мертвая тишина. Где-то вдалеке слышались шаги, но рядом было мертвенно тихо. Луминица встала на ноги и подошла к Дануте. Временами инстинктивный страх перед мертвой охватывал Луминицу, но она подавляла его. Ей и в голову не могла прийти мысль, что Данута сделает ей что-то плохое после смерти. Луминица подошла к гробу и посмотрела на успокоенные черты мертвой. «Что же ты хотела мне сказать, Данута?» Она задумчиво поправила складки нарядного платья усопшей. Слова Дануты из сна беспокоили ее. Что же Данута хотела ей дать? «Возьми, и ты все поймешь», - вспомнила она. Луминица перевела взгляд на руки Дануты. Одна рука лежала на груди. Другая была вытянута и лежала вдоль тела с зажатым кулаком. Луминицу посетила догадка. В коридоре вдали раздались шаги. Не колеблясь ни секунды, Луминица схватила руку мертвой и постаралась разжать пальцы, чтобы забрать то, что мертвая цепко держала в кулаке. Теперь ледяные пальцы легко разжались, и в руку Луминицы скользнуло что-то маленькое, холодное, с острыми краями. Шаги уже приближались к комнате, поэтому Луминица быстро отошла от тела и спрятала находку в своей одежде. Вошли слуги и поклонились Луминице. Начались последние часы бдения. Мертвая должна была бы лежать в доме два дня, но никто не хотел оставить Дануту еще на один день. Боялись, что душа привяжется к этому месту, и мертвая будет ходить. Церемонию прощания решили провести ранним утром. Потом в церкви священник должен был отпеть покойную. Похороны надо было обязательно завершить до полудня, чтобы направить душу усопшей в загробный мир вместе с заходящим солнцем.