Весь день Луминица ходила как сомнамбула. Она равнодушно пила, равнодушно ела, не отказываясь от еды, но почти не в состоянии проглотить хотя бы пару кусков. Кнез, нахмурившись, наблюдал за женой во время обеда, но не ругал. Только вздыхал и покачивал головой. Но Луминице было все равно: и мужнино неодобрение, и мужнино неудовольствие. Вечером Луминица отказалась от ужина и ушла спать пораньше. Кнез пришел к ней в полночь. Луминица не спала. Она лежала, зарывшись в подушку, и пыталась подавить горестные рыдания, раздиравшие ее грудь. - Я не могу сегодня, Думитру, - беспомощно казала Луминица извинительным тоном мужу и отвернулась. - Ну что вы, моя милая, - сказал кнез, ложась рядом и обнимая вялое тело жены. - Ну что вы. Дайте-ка я вас обниму. Ш-ш-ш, ну будет вам, будет. Но Луминица лишь продолжила сотрясаться в беззвучных рыданиях. - Луминица, девочка моя, - снисходительно, но ласково начал выговаривать ей кнез. - Я понимаю, что вашему возрасту свойственна доброта по отношению к любому живому существу: будь то служанка, бездомный щенок или котенок… - Данута не щенок! – вспыхнула Луминица. - Но и не ровня вам, - заметил кнез. - Поймите, в жизни человека, к сожалению, много потерь и много горя. Думаете, ваши родители мало теряли дорогих им людей? - Немало, - согласилась Луминица. Она вспомнила, как мать жалела, что не могла ходить на могилы близких. Луминица не помнила троих своих братьев и сестру. Они умерли или до рождения Луминицы, или в ее младенчестве. Кладбище осталось в городе, откуда приехали Тордеши, и посещать его не было никакой возможности. Мать редко произносила имена своих умерших детей, разве что в дни поминовения. Но Луминица помнила, какой болью каждый раз дергалось родное лицо, какая грусть стояла в глазах матери. Она едва удерживала слезы, и Виорика с Луминицей всегда старались в этот момент приласкаться к матушке, сказать ей что-нибудь доброе, хотя и понимали, что от этой грусти и памяти мать никогда не откажется. - Со временем мы привыкаем даже к смерти близких. Требуется лишь время, - продолжил мягко увещевать кнез. - Сначала больно, очень больно. Оттого что не все успел сказать родному человеку, оттого что не успел извиниться. Потом становится легче дышать. Затем остается лишь легкая грусть памяти. А со временем уйдет и она. Потом же не останется ничего. Совсем ничего. Луминица внимательно слушала. В первый раз муж заговорил о своем личном, и она высоко оценила его откровенность. Повернув заплаканное лицо к кнезу, Луминица взглянула на его нахмуренный лоб, и ей стало жалко его. - Вы скучаете по кому-нибудь, Думитру? – невольно вырвалось у нее. - По кому же я должен скучать? - Ну, например, по своим родителям. - Нет, не могу этого сказать, Луминица, - задумчиво покачал головой кнез. - С отцом я в его последние годы жизни был в ссоре. Дражайший родитель отказался от меня. - Как так? – изумилась Луминица. - Я совершил проступок, который, с его точки зрения, нельзя было ни простить, ни забыть. Мы перестали общаться. Меня не было рядом с ним, когда его глаза закрыли чужие люди. - Вы жалеете об этом? - Жалею? Не знаю. Я поступил так, как поступил. Разве мои нынешние сожаления могли бы изменить прошлое? Я много размышлял об этом. Поступил бы я так же, как тогда, теперь? Не знаю. Однако получилось так, как получилось. И я ни в чем не раскаиваюсь. Луминица смотрела на взволнованно говорящего мужа и чувствовала, что он впервые говорит о чем-то сокровенном и важном для него. Она старалась не перебивать его речь. - Мне передали слова отца, в которых он выражал сожаление о том, что я был его сыном, сожаления о том, что я не умер в младенчестве… - кнез презрительно усмехнулся. - А мать… Она тоже… умерла. Я почти не помню ее. Иногда во сне я вижу чьи-то смотрящие на меня с лаской и грустью глаза, чувствую руки, которые нежно гладят меня, но я уже не могу сказать – так давно это было – воспоминания ли это или просто мои фантазии. Иногда вдруг мне припоминаются строки колыбельной, которую она пела. Но может, это и не ее колыбельная, а просто я услышал песню где-то в другом месте, и теперь она звучит в моих снах? Луминица почувствовала сочувствие к своему мужу едва ли не впервые со дня знакомства с ним. Он был жестким, нет, даже жестоким человеком, но, видимо, и ему не хватало в жизни любви и нежности. Луминица подвинулась к мужу и уткнулась ему в грудь. Кнез нежно обнял жену, погладил ее по волосам, по плечу и спине. Потом начал ласково баюкать, шепча что-то неважное и малопонятное, но утешительное. Боль продолжала дергать Луминицу, отнимала ее силы, выворачивала душу наизнанку, но теперь ей почему-то стало легче. Постепенно усталость, охватившая измученное предыдущей бессонной ночью тело, взяла свое, сознание притупилось, боль чуть отступила, и Луминица заснула в объятьях мужа. Печаль не оставляла Луминицу и во сне. Говорят, что с бедой нужно переспать: тогда наутро станет легче. Луминица проснулась с тяжестью на сердце, смысл которой спросонья она не сразу смогла вспомнить. Она услышала шаги по лестнице, и еще не до конца проснувшаяся душа вспыхнула безумной надеждой – вот сейчас Данута как ни в чем не бывало войдет в комнату и обольет Луминицу теплом своих серых глаз… Но надежда обернулась обманом: в комнату вошла Надья, и Луминица, все вспомнившая, спущенная на горестную землю, рухнула в подушки раненой птицей. Боль утраты новой волной накрыла ее. Впереди был день, и Луминица не могла безудержно предаваться своей скорби. Она чувствовала, что как бы ни был к ней ласков и снисходителен муж, долго упиваться горем он ей не позволит. Приведя себя в порядок с помощью служанок, Луминица нашла Констанцу, прослушала ее сухой отчет о текущих заботах замка, как обычно, равнодушно кивнула головой и пошла в библиотеку читать до обеда. За обедом муж одобрительно улыбнулся Луминице и в нескольких скупых словах отдал дань ее умению держать себя в руках. - Вы молодец, Луминица, - заметил кнез, тряхнув головой. - Вам надо заняться делами, чтобы отвлечься. - Какими же делами мне заниматься, Думитру? Замком управляет Констанца, и я не вижу ни малейшей причины менять устоявшиеся правила. - Я тоже, - кивнул головой кнез и улыбнулся. - Тогда я найду вам занятие. - Что вы хотите этим сказать, Думитру? - Как моя жена вы должны помогать мне во всем. Вы согласны, Луминица, помогать и поддерживать меня во всех моих заботах и начинаниях? Луминица неуверенно кивнула, надеясь, что эта ее ложь на Страшном суде не ляжет таким уж тяжким грузом на чашу весов. - Я выбрал вас, Луминица, из многих не только ради вашей красоты. Тысячи других девушек с радостью пошли бы за меня замуж. Но их молодость, их прелесть и их покорность порой страшно меня бесили, - тут кнез поморщился. - Чем же, Думитру? – спросила удивленная Луминица. - Разве вы не требуете от меня того же – покорности? - Да, разумеется. Жена должна быть покорна своему мужу. Но делать это она должна не с тупым смирением животного, а принимая умом превосходство более мудрого существа и идя за ним по стезе развития и совершенствования. Луминица задумалась на секунду, не зная, спорить с этим посылом или ее возражения не принесут ей никакой пользы, но только рассердят мужа. - Так вот, Луминица. Я выбрал вас в том числе за ваш ум и вашу тягу к знаниям, к прекрасному. Это меня восхищает в вас, волнует, привязывает… Луминица смущенно потупилась, будучи не в силах спокойно слышать восхваление ее качеств. - … Но также я надеюсь, что вы достаточно умны для того, чтобы разделить со мной те планы, которые я пытаюсь осуществить. - Ваши планы? - Да, я же уже говорил вам, дорогая, что веду сложную игру. Я потратил немало времени, чтобы связать разные ниточки в сложную паутину. Я пытался заручиться поддержкой у разных людей, сделать их своими союзниками. И вот сейчас мне требуется ваша поддержка. - Моя? – поразилась Луминица. - Да, именно ваша, дорогая. - Что вы хотите от меня, Думитру? - Мне нужно, чтобы вы пустили в ход свои женские чары и свой ум. Вы должны заставить одного человека завернуть с дороги в наш замок… - Но как?.. - Этот человек будет в дне пути от нашего замка. Я хочу, чтобы вы встретились с ним и уговорили его погостить хоть день в моем замке. - Но почему вы сами, Думитру?.. - Я не уверен, что смогу быть убедительным. А вы, Луминица, своим обаянием не сможете не уговорить его. Поймите, дорогая, этот человек очень важен для меня как союзник. Я должен хоть на короткое время получить его в свое распоряжение. Тут, в замке, я приложу все усилия, чтобы заручиться его дружбой. Но сначала вы должны уговорить его приехать сюда. - Я даже не знаю, что и сказать, Думитру… Луминица была так поражена, что не находила слов. Ей, замужней женщине, встречаться с мужчиной, уговаривать его… Это было настолько неприлично, настолько неправильно, что она терялась. Как она сможет? И сам муж толкает ее на это… - Я верю в вас, Луминица, - тепло улыбнулся кнез и, взяв руку Луминицы в свою, стал нежно целовать ее пальцы. - Вы умны, вы талантливы, вы пишете стихи. Вы само совершенство, моя милая. И я верю, что вы справитесь с задачей… Луминица чувствовала, что плывет от этих похвал, от мягкого пронизывающего взгляда мужа. От поцелуев, которые заставляли ее тело невольно отзываться, а грудь взволнованно дышать. Кнез потянул Луминицу из-за стола и заставил сесть к себе на колени. Луминица послушно села в объятья мужа, который продолжил убеждать ее тихим голосом. - …К тому же мужчина, о котором я говорю, говорит на тосканском наречии, вернее, очень близком к нему. Так что вы получите уникальный шанс потренировать свои знания. - Так это иностранец? – удивилась Луминица. - Да, моя дорогая. Путешественник. И он нужен мне, о чем я вам уже имел удовольствие заявить. Неужели же вам не хочется познакомиться с интересным человеком? А также помочь мне? - А если я не смогу уговорить его приехать? - Ну, моя милая, попытка не пытка. Разумеется, Луминица, если у вас ничего не получится, то я не рассержусь. Но вы же постараетесь? – спросил кнез, проводя пальцем по нежной шее жены, мягко обрисовывая контуры ямочки впереди и постепенно опускаясь все ниже и ниже. - Думитру… - Так что же? - Я постараюсь, - прошептала Луминица, не смея возразить мужу, но совершенно не представляя, как она сможет все это провернуть. - Не переживайте, дорогая, я вас всему научу. И что говорить, и как вести себя. Вы сможете, у вас все получится. Пойдемте! И кнез, поцеловав жену, легко снял ее с колен. - Пойдемте!