ГЛАВА XLVIII Бенанданти Кнез негромко переговаривался с гостями, когда Луминица тихо вошла в трапезную. Восторг, который загорелся в глазах Пьетро, послужил девушке небольшим утешением. Луминица ответила гостю принужденной улыбкой и уселась за стол рядом с мужем. Пьетро кнез усадил по другую сторону, так что они не могли переговариваться, и только горящий взгляд мужчины то и дело обращался в сторону Луминицы, ослепительно прекрасной в мягком свете свечей. Глаза Пьетро ласкающе скользили по ее полуобнаженной груди, на которой вспыхивали золотые искры ожерелья, по ее распущенным волосам, которые завились колечками после дождя, по ее безвольным рукам, которые равнодушно обхватывали кубок с вином. Однако теперь это внимание не столько радовало, сколько пугало Луминицу. Ведь его подмечал внимательный и не упускающей ни единой детали наблюдатель, и каждый нескромный взгляд гостя ложился дополнительной тяжестью на чашу весов обвинения Луминицы. Она представляла, какие наказания может породить черная ревность мужа, и заранее ужасалась. Гроза, выплеснув на камни замка свою злобную мощь и утомившись, отступила, время от времени огрызаясь громом изредка. Но этот рык признавшего свое поражение зверя уже не пугал. Только дождь, как запоздалый путник, продолжал надоедливо и безнадежно стучать в окно, просясь на постой. Тем уютней казалась роскошная трапезная с уставленным разными яствами столом, и проголодавшиеся гости набросились на еду, не забывая ее изо всех сил нахваливать, чем вызывали у хозяина замка снисходительную улыбку. Луминица сидела тише воды, ниже травы и боялась вставить и слово в разговор. Адоржан Вереш, как и Луминица, предпочитал помалкивать, методично набивая желудок и отдавая этим дань замковой кухне. Поэтому разговор велся в основном между кнезом, Драгомиром и Пьетро. Собеседники обсудили политику папы Николая IV, потом плавно перешли к разговору о смене венецианского дожа, причем Пьетро вскользь упомянул, что жена нового дожа Градениго – это его кузина, и пришли к неутешительному выводу о том, что Венеции, по всей видимости, придется ввязаться в новую войну с Генуэзской республикой. Затем кнез стал расспрашивать о впечатлениях Пьетро от путешествия. И снова всплыл темный эпизод, так неприятно поразивший троих путешественников. - Вы действительно думаете, что на ваших лошадей напали стригои? – с сочувствием, в котором Луминица заметила толику издевки, спросил кнез гостей. - Я не представляю, кто еще мог бы это сделать, – пожал плечами Пьетро. - А как вы думаете, Луминица? – вдруг обернулся к Луминице кнез, заставив ее вздрогнуть. - Вы считаете, что стригои существуют? - Не знаю, - осторожно ответила девушка. - В соседском селе жила женщина. Так вот она умела многое: и болезни заговаривать, и кровь останавливать. Соседки стали жаловаться, что она на овец в деревне порчу навела: мор среди них прошел. Пришли жаловаться к мо… - Луминица чуть не проговорилась «к моему отцу», но быстро поправилась: - к хозяину поместья. - Интересно. И как же он рассудил? – поинтересовался Драгомир. - Он спросил у женщины, подозреваемой в колдовстве, болели ли у нее овцы. Она говорит: «Конечно, почти все померли. Пяток остался». Хозяин и говорит крестьянам: «Так какой же смысл этой женщине насылать на деревню мор, если у нее самой овцы сдохли?» Ну, те пошумели и разошлись. Но, кажется, довод их не убедил, и они так и продолжили считать ее ведьмой. - Хорошо хоть самосуд не учинили, - улыбнулся Драгомир. - Эта женщина должна была быть благодарна владельцу земель, который отнесся к этой истории с юмором. - Такое бывает достаточно редко, - заметил кнез. - Ведь в большинстве случаев напуганные люди не склонны слушать оправданий. Им проще казнить невиновного, чем отпустить подозреваемого. - Что ж. На это есть основания. От ведьм, стригоев, маланданти… да как бы ни называли этих тварей, много вреда. В моей стране с подобными существами обходятся очень строго, - заметил Пьетро. - Если они не могут доказать свою невиновность, то их топят. Или сжигают, как еретиков. - Этим занимается Святая инквизиция? – поежилась Луминица. - Нет, задача отцов-инквизиторов иная – искать ересь. Ведьмами они не занимаются. Хотя иногда по просьбе жителей могут обратить внимание и на этих исчадий ада. - Борьба со стригоями – это задача владельца земель, - согласился Драгомир. - Именно он должен следить за тем, чтобы на его земле людям жилось спокойно и безопасно. - Со стригоями борются еще и специальные люди, - заметил Пьетро. - Не знаю, как их зовут у вас. У нас их называют benandanti. Луминице показалось, что при этих словах рука мужа слегка дрогнула, но она решила, что ее обмануло мерцание свечи, потому что лицо кнеза продолжало оставаться бесстрастным. - Как вы их называете, господин Грацелли? – с любопытством переспросила Луминица. - Я – никак, - улыбнулся Пьетро. - А вот они называют себя benandanti, то есть «идущими на доброе дело», «ходоками за добром». Бенанданти считают, что борются со злом, а если говорить конкретнее, то борются со злом в виде стригоев. - Кто же они? - Этого никто не знает, - объяснил Пьетро. - Говорят, что в их тайную организацию принимают далеко не всех. По словам одних, стать бенанданти может только человек, родившийся в рубашке. По словам других, их призывает Божий ангел. И только став совершеннолетними, они могут пройти обряд посвящения и вступить в эту организацию. Связанные клятвой, до конца жизни они должны будут молчать о своей тайной деятельности. Их община, судя по всему, огромна. Ведь на сборищах бенанданти присутствует порой до нескольких тысяч человек. - Откуда же вы узнали о бенанданти? – поинтересовался кнез. - Раз это такая тайна. - Дело в том, кнез, - объяснил Пьетро, - что я неоднократно привлекался к делам нашего государства. В частности, год назад мне поручили сопровождать vicario generate, инквизитора Венецианской республики. - Вы?.. - Нет-нет, я не имею ни малейшего отношения к Святой инквизиции. Но процессы были открытыми. И меня вместе с другими дворянами попросили присутствовать при допросе одного бенанданти. - Допросе? – живо переспросил кнез, сверкнув глазами. - Его схватили? - Если честно, - с сомнением произнес Пьетро, - я не уверен, что этот полупомешанный старик был настоящим бенанданти. Он нес такую околесицу, что принять ее за чистую монету было сложно. - И что же он говорил? - О, чего он только не рассказывал! – махнул рукой Пьетро. - Что бенанданти собираются до четырех раз в год. По ночам. Обычно в начале каждого сезона по постным неделям. На эти сборища в полночь их якобы созывает стук волшебного барабана. Бенанданти уходят тайно из дома, причем перемещаются при этом… как это сказать… in spirito⁹, во время сна. Их души то ли превращаются в разных животных и таким образом слетаются и сбегаются на собрания, то ли могут оседлать животное и направить его туда, куда им надобно. Само же тело остается лежащим в постели. Если такого человека ночью перевернуть или если бананданти не успеет домой до первого крика петуха, то его душа не сможет вернуться в тело. И в таком случае она будет обречена скитаться по земле до физической смерти тела. - Зачем же они собираются? Устраивают шабаш, как ведьмы? - О нет! Напротив. По мнению того полоумного старика сами бенанданти как раз стараются защитить жителей страны от зла стригоев. Когда на шабаш собираются стригои, они начинают колдовать, насылая на землю неурожай или ненастье, а на людей и животных мор. И вот эти самые бенанданти, вооруженные стеблями фенхеля, нападают на стригоев, вооруженных стеблями сорго, и бьются с ними почти до рассвета. Если бенанданти побеждают, то спасают людей от неурожая, голода и болезней. - Судя по тому, что вы описываете, господин Грацелли, подобные сборища не слишком отличаются от шабашей ведьм, - заметил кнез. - Ваши рассуждения похожи на рассуждения vicario generate, - легко согласился Пьетро. - Он тоже счел, что это слишком похоже на сатанинские обряды. К тому же тот старик начал в красках описывать, как ночами он вместе с другими бенанданти шлялся по дорогам в компании с домовым, как духи бенанданти танцевали в полночь и играли друг с другом. Все это отдавало чистой бесовщиной. Поэтому подозреваемого было решено подвергнуть допросу с пристрастием. - Несчастного пытали? – с ужасом спросила Луминица, испытав невольную жалость к помешанному, который вряд ли даже понимал всю серьезность своей глупой болтовни, похожей скорее на вымысел, чем на правду. - Это обычная практика, - с легким сожалением в голосе сказал Пьетро и пожал плечами. - Вы так уверенно говорите об этом, господин Грацелли, - с улыбкой заметил кнез, - как будто часто сталкивались с работой Святой палаты. Хотя, насколько мне известно, Святая инквизиция появилась в Венецианской республике всего год назад. - Вы абсолютно правы, кнез. Хотя Ватикан уже сто лет как начал нелегкое дело борьбы с неправильной верой, с еретическими толкованиями Святого слова и другими проявлениями дьявольского влияния, но в Венецианской республике Святая палата открылась меньше года назад. Дело в том, что моим соотечественникам вряд ли требуется Святая Инквизиция. Среди нас существует редкое единодушие в вопросах веры. Один знакомый, посетивший не так давно наш прекрасный город, был в полном восторге от моих соотечественников. «Какой отваги полны ваши люди! Как идеальна ваша вера в Иисуса и в Святую церковь! – сказал мне он. - В Венеции нет места ни еретикам, ни убийцам, ни ростовщикам, ни ворам!» - Потрясающее единодушие! – не смогла промолчать Луминица. - Как это должно быть хорошо, когда люди думают одинаково. И их не смущают никакие сомнения, никакие размышления… - Я ошибаюсь, или в ваших словах звучит ирония? – улыбнулся Пьетро. Кнез молча поглядел на Луминицу, и она могла бы поклясться, что ее слова доставили ему большое удовольствие. Увидев во взгляде мужа поощрение, если даже не сказать, одобрение продолжать, Луминица решилась высказаться. - Мне очень странно думать, - заметила она, решив быть честной в своих суждениях до конца, - что все люди думают одинаково, и их даже не посещают сомнения. - В вопросах веры сомнения недопустимы, госпожа Ченаде. Вы же понимаете это? – мягко заметил Пьетро. - Господин Грацелли прав, сестра, - решительно кивнул головой кнез. - Кто мы, в конце концов, такие, чтобы подвергать сомнению то, что решили люди умней и просвещенней нас? Не говоря уже об их святости и близости к Святому престолу. И снова Луминице показалось, что в словах мужа прозвучала ирония. - И что же делают у вас на родине с людьми, которые неправильно усвоили догматы? – поинтересовался кнез у Пьетро. - Все зависит от самого человека, - объяснил тот. - После прибытия Святой инквизиции в какую-либо местность всем дается так называемый срок милосердия. Это от двух недель до месяца. Если человек сам, понимая, что впал в заблуждение, идет и чистосердечно признается в своей ереси, то на него накладывают нестрогую епитимию. Это может быть временное отлучение от церкви, жесткий пост, самобичевание, возможно, пожертвования на богоугодные дела. Некоторое время такой человек должен будет ходить в рубахе покаяния – sanbenito. - Это действительно мягкое наказание, - не могла не согласиться Луминица. - Однако к скрывающимся от правосудия еретикам церковь более сурова. Их призывают на суд Святой палаты и там строго допрашивают об их ереси. Порой – в случае с особо погрязшими в ереси преступниками – применяют более жесткие методы. - Пытают? – уточнила Луминица. - Да, булла папы Иннокентия IV уже лет с тридцать разрешает применять физическое воздействие к закоснелым еретикам. - А что потом происходит с этими несчастными? - В большинстве своем они раскаиваются в своей ереси. И таким преступникам полагается пожизненное заключение в подземных камерах со строгим постом в виде воды и хлеба. - Это ужасно, - вздохнула Луминица. - Это покаяние, - пожал плечами Пьетро. - Такова расплата за ересь. - А если человек отказывается от покаяния? - Казнь. Луминица содрогнулась. - Святая инквизиция строго блюдет чистоту веры, сестра, - заметил кнез. - Совершенно верно, - подтвердил Пьетро, - но если бы она этого не делала, то вся Европа была бы уже заражена ересью, как проказой. - Вы говорите про катар, господин Грацелли? – уточнил кнез. - Да, страшная ересь, которая поразила множество стран. Ломбардия, Германия, Лангедок. Святой церкви пришлось с оружием в руках идти на оплоты богопротивных еретиков. - Ну, у нее это неплохо получилось. Полвека назад Роббер Лебург отправил на костер около двухсот катар. И едва ли не больше катар было сожжено через десять лет после взятия Монсепора. И это не считая тысяч убитых. - Они могли раскаяться, но не сделали этого, - с сожалением поджал губы Пьетро. - К счастью, Святая инквизиция продолжает с успехом выжигать эти язвы на теле христианства. Причем, с риском для жизни. Вы ведь знаете, как много инквизиторов погибло от рук тех, о спасении души которых они так пеклись? - Вероятно, вы говорите о Святом Петре Веронском и ему подобных? - Вы абсолютно правы, кнез! Святой Петр был слишком мягок с еретиками. И несмотря на свою мягкость, он вызвал у этих отступников ненависть. Он и его спутник были окружены бандой еретиков и убиты. Пьер Веронский принял мученическую смерть.