Лампы тоже были привычные – накаливания, – только очень тусклые. Не тянет турбина такое количество приборов. Скорее всего, лопастный аппарат в реке стоит. Хорошо жить около набережной. Женщина тем временем налила в чистую кружку горячий чай, плюхнула в миску щедрую порцию овсянки (настоящей, на молоке с маслом, а не того ужаса, которым нас в пансионе кормили) и поставила передо мной. – Садись, поешь. В чем душа только держится! Сама села напротив с похожей кружкой и, подперев кулаком щеку, явно собралась смотреть, как я ем. «Мама тоже любила смотреть, как другие едят», – вспомнила я неожиданно прошлую жизнь. Она все время сидела на диете, зато в нас с братом все время впихивала всякие вкусности. Хоть так наслаждалась едой, как она объясняла. Доверия к неожиданно доброй женщине мне это не прибавило. Я уже не ждала от этого мира ничего хорошего. Но еду мне положили из общего котелка и воду налили из того же чайника, что и себе, поэтому можно подкрепиться, а там посмотрим. Я с жадностью набросилась на еду. Резерв и растущий организм хором просили перестать над ними издеваться, потому что с того яйца с хлебом в моем желудке больше ничего не побывало. – Тебя как зовут? Женщина наблюдала за мной с видом доброй бабушки, или тетушки, что ближе по возрасту, но в глазах периодически проскальзывало откровенно хищное выражение. То, что меня не просто так кормят, я уже поняла. Осталось выяснить, сумею ли выкрутиться. – Хиллари. Я чуть видоизменила имя подруги, чтобы можно было отбрехаться, если что. Сегодня же вечером, как только останусь одна, снова изменю лицо. Пусть останусь без резерва, зато никто не опознает. В том числе поэтому я куталась в шаль и старалась сидеть с опущенной головой: чем хуже меня разглядят – тем лучше. – Меня Лалика. – Женщина улыбнулась, губами, не глазами. – Ты к кому-то приехала? Осторожно выясняет, будут ли меня искать. Будут, но не так, как бы мне хотелось. Я неоднозначно пожала плечами. Рассказывать, что я никому не нужная сирота, – накликивать на себя маньяков, а сказать, что к родственникам, – так где они, когда нужны? Лишнее вранье еще никому не помогло. Так что я просто промолчала, делая вид, что очень увлечена едой. Даже притворяться особо не пришлось. Наконец от овсянки и чая остались одни приятные воспоминания. Я откинулась на спинку стула – там как раз очень удачно падала тень от шкафа, скрывая мое лицо, – и удовлетворенно вздохнула. – Поела? Пойдем. Лалика поднялась и направилась к выходу из кухни, не к тому, через который мы зашли, а который вел в глубину дома. Слегка осоловев от неожиданно обильной еды, я послушно поплелась следом. За окнами окончательно стемнело. Даже если бы я сейчас ломанулась на выход и меня вдруг чудом выпустили, куда я пойду ночью? Точно недалеко. Судя по тому, что встреченные нами по дороге девушки только просыпались, мне повезло попасть в местный бордель. При виде Лалики они ойкали, вжимались в стену и шарахались кто куда. Уважают тут мадам, я вижу. Кабинет главы борделя на фоне дома поражал роскошью. Тут и плотные гардины с декоративными складками и оборками, и мягкая, обитая бархатом мебель, хоть и чуть потертая, но еще вполне достойного вида. Лалика открыла шкафчик над письменным столом, достала два бокала и щедро плеснула в оба темно-золотистой жидкости. – Пей. Да садись – в ногах правды нет. Я послушно села и выпила содержимое бокала залпом. Не так уж его там и много было, полтора глотка. Коньяк обжег не привычное к спиртному горло. Я закашлялась, носом оценив изысканный дубовый букет с нотками шоколада. Лет десять выдержки точно есть. Неплохо живут в местных борделях. – Ты хоть знаешь, где ты сейчас, милая? Лалика смотрела на меня с нескрываемым сочувствием. Которое, скорее всего, не помешает ей употребить меня, как ей вздумается. Иллюзий я не питала. * * * Я молча хлопала глазами, изображая деревенскую дурочку. – Это самый лучший бордель левого берега. Ты хоть знаешь, что такое бордель? Я продолжала молчать и выжидательно смотреть на мадам. Она продолжила: – Здесь женщины продают себя мужчинам за деньги. И с этого дня то же самое будешь делать ты. Не знаю, что мне полагалось сделать, по ее мнению. Устроить истерику, упасть в обморок? У меня были другие поводы переживать. Ну, бордель и бордель. – А если я откажусь? – процедила я. Как бы убедить Лалику подлить мне еще коньячку? Он бы не помешал. – Все равно будешь, – пожала плечами мадам. – Многие клиенты любят сопротивление. А если ты еще и девственница, заработаешь больше в первые две-три недели. Побуду девственницей пару недель? Мило. Но как-то не хочется. Лалика хлопнула по столу ладонями и поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. Двери позади меня распахнулись, пропуская двоих мордоворотов ростом под потолок. Мясистые ручищи, запястья в обхвате были, наверное, с мое бедро. – Идти тебе все равно некуда. Еда три раза в день, ночью не больше пяти клиентов. По сравнению с другими домами терпимости у нас просто райские условия, цени. Сегодня отдохнешь, отмоешься, завтра вечером приступишь. Мордовороты подхватили меня под руки, мадам невозмутимо кивнула – и меня поволокли на выход. Очевидно, запирать в комнату, где я буду ждать клиентов. Ну уж нет! – Я удвою ваш доход через месяц. Без постели! – выпалила я и, видя сомнение на лице мадам, поправилась: – Утрою! – Стойте, – махнула она рукой. Меня выпустили. Я помассировала левый локоть: его все еще периодически сводила судорога, особенно если я нервничала. Боком пробралась обратно к креслу и буквально рухнула в него. – Слушаю. У тебя минута, – поторопила меня мадам. – Мы делаем небольшой ремонт, меняем мебель в зале. Может, и в комнатах – я их не видела. Я беседую с каждой девушкой и предлагаю вам план действий. Через месяц, если доход не вырастет втрое, я добровольно пойду обслуживать кого хотите… Да я скорее клиента усыплю и сбегу, но знать ей об этом не обязательно. Кроме того, есть вещи и пострашнее, чем добровольно переспать с кем-нибудь за деньги. Сдохнуть в канаве после побоев и изнасилования, например. Мадам побарабанила пальцами по витиеватому подлокотнику. – Кроме того, я целитель. Дар у меня небольшой, но определить, больны ли чем-то девочки, я смогу. Мадам фыркнула. – Это и я смогу. Если чихает и кашляет, значит, больна. Я покачала головой. – Вы что же, про заразные болезни не слышали, которые именно… вот так передаются? Я посмотрела на нее как на ненормальную. В какой-то степени для меня весь этот мир таким был. У них потрясающие возможности, магия, которая может практически все, а они застряли на околосредневековом уровне и не хотят развиваться, исследовать свои способности и мир вокруг по полной. Мадам нахмурилась, пристально разглядывая меня. – Что же ты не в академии на правом берегу, если ты целитель? – с нескрываемой насмешкой процедила она. – Туда, говорят, и простых берут, если дар есть. – Я собиралась поступать через год. Если получится. Дара у меня кот наплакал, – честно призналась я. – И что же у тебя за план действий? – передразнила она меня, явно теряя интерес. Бездарный целитель был ей нужен куда меньше свежей девственницы. Я призвала весь свой актерский талант и небрежно откинулась на спинку кресла, положив ногу на ногу. Притворись Шерон Стоун – дальше само пойдет. – Зачем, по-вашему, сюда идут мужчины? Особенно правобережные, – небрежно поинтересовалась я. – Откуда ты знаешь, что здесь бывают аристократы? – подобралась мадам. Ленца из взгляда пропала. Зацепила я ее. Так и знала, что сюда богатые шастают. Место удачное, от реки и моста недалеко, вид у здания приличный. Девочки по местным меркам даже ухоженные. Я усмехнулась. – Ответьте на мой вопрос – и вы ответите на свой. Мадам помолчала, изучающе глядя на меня. – За сексом! – выпалила она и вызывающе посмотрела мне в глаза, ожидая, очевидно, что я покраснею и засмущаюсь от такого вульгарного и откровенного слова. О ужас! Не видела она рекламу прокладок. Я кивнула.