– Там герои, там витязи кладут жизни свои за свободу Регенплатца, а мы тут трусливо отсиживаемся, – возмущался Густав. – Таков приказ отца, – спокойно отвечал Берхард. – Мы должны его выполнять. – Отца, – Густав недовольно передёрнул плечами. – Отец нас выставляет на посмешище своим приказом. – Зря ты так думаешь. Защищать тыл не менее ответственная задача. Густав недовольно огляделся: – Здесь и без нас есть кому охранять этот тыл. А наше место в бою. Мы должны показывать пример мужества, вдохновлять солдат своей отвагой! Кларк там, даже Аксел там. Они смотрят врагу в глаза, а мы прячемся в кустах. Неужели тебя не унижает такое положение? Мысленно Берхард был согласен с братом, ему тоже хотелось стоять рядом с отцом во главе войска под стягом Регенплатца. И всё же он понимал опасения родителя: столь неопытные воины, как они с Густавом, в битве очень лёгкая мишень. И даже если их не убьют, то могут пленить, а в качестве выкупа наверняка потребуют часть Регенплатца. – Ничего унизительного, – продолжал придерживаться своего мнения Берхард. – Возможно, в следующей битве мы будем там, а сегодня наше место здесь. Но Густава было не переубедить. Понаблюдав ещё немного, он вдруг резко отвернулся и направился вглубь лагеря. – Ты куда? Густав? – окликнул Берхард. Густав лишь отмахнулся. Грустно вздохнув, Берхард последовал за братом. На душе у него было тяжело, её теребили тревоги за отца, что находился в самом центре битвы, переживания за брата, которого как всегда волновали лишь собственные амбиции. Да, наверное, будет лучше находиться в шатре. Но Густав шёл вовсе не в шатёр. Свернув в сторону, он уверенно направился к стоящим на привязи лошадям. Берхард встревожился: – Ты куда собрался? Зачем тебе конь? – Ты как хочешь, – проворчал Густав, отвязывая коня, – можешь продолжать скрываться в этом лесу, а лично я больше не намерен подчиняться такому унижению. Я воин, я принц, я должен быть в бою. Густав вскочил на жеребца и, пришпорив его, пустил галопом в сторону поля брани. – Стой! Густав, стой! – закричал Берхард и, быстро отвязав коня, немедленно бросился за братом. Зная горячий нрав своего младшего сына, ландграф поручил Берхарду наблюдать за Густавом, не оставлять его ни на минуту. Берхард за брата отвечал головой. Теперь, если с ним что-то случится!.. А как не случится? Война – это не игра, не турнир, а Густав в лёгкой кольчуге, из оружия один только меч, да и сам Берхард не готов был к серьёзному бою. Юноши неслись к Красной равнине, оба смотрели только вперёд, оба углублены в свои думы, они и не обратили внимания на скачущего в стороне всадника на гнедом коне и в рыцарских доспехах. Возможно, его широкий зелёный плащ скрыл своего хозяина на яркой весенней зелени леса. Этот всадник, безусловно, заметил пронёсшихся мимо юношей, он приостановил коня и обернулся. «Странно, – подумал рыцарь в зелёном плаще. – Они же должны быть в лагере. Куда они поскакали? К отцу, в пекло боя? Впрочем, это даже к лучшему. Там смерть Берхарда будет выглядеть более естественно. Не увернулся от вражеского меча, вот и погиб. Ещё и героем станет. Поеду за ними». Это был Гернот Боргардт. Перспектива толь быстро и просто приобрести независимость и богатство ему очень понравилась. Жизнь наёмного воина на чужой земле Герноту уже порядком надоела. Рисковать своей жизнью за свободу чужих земель не хотелось. Убить человека во время войны трудности не составляло, Берхард был для него человеком посторонним, чья смерть совесть не отяготит. Вот только мальчишка остался в лагере, и это обстоятельство немного усложняло задачу. Придётся вернуться, а значит показаться на глаза караулу. Конечно, рискованно, но другого выхода не было. Помахав, немного мечом, Гернот постепенно отодвинулся назад, к краю равнины, а после развернул коня и помчался в лагерь. То, что юноши решились ослушаться приказа отца и покинуть тыл, весьма облегчало Герноту задачу. Берхард и Густав домчались до поля сражения и, обнажив мечи, ворвались в шумную толпу дерущихся воинов. Переживания Берхарда из-за ослушания моментально переросли в азарт битвы. Юноша слился с этой людской массой в одно целое, его голос влился в один общий шум. Однако участие братьев в битве было недолгим. Берхард старался не терять из виду Густава. И правильно. Въехав вглубь толпы, Густав, тут же начал атаковать врага, щедро раздавая удары своим мечом. Убив одного противника, молодой воин почувствовал себя героем. Он огляделся полным гордости взором, да только окружающим было не до него. Вдруг Густав почувствовал сильный удар, опустившийся на его голову. Шлем сильно помялся, но удар выдержал. Ошеломлённый Густав не ожидал такого внезапного нападения. Он повернулся и заметил, как вражеский меч вновь падает на него. Дыхание перехватило. Густав едва успел отклониться, и удар меча пришёлся на ногу. Острая боль, казалось, пронзила всё тело. На какое-то мгновение юноша испытал страх, но это трусливое чувство быстро сменилось такой неистовой яростью, что даже в глазах потемнело. С диким криком Густав направил свой меч на неприятеля, однако пронзил лишь воздух. А над головой снова навис удар врага, но юноша, внезапно ослабевший, его уже не видел. Он уже вообще ничего не видел и не слышал, ощущая лишь, как проваливается в пустоту. Берхард заметил всё это и, повернув коня, поспешил брату на помощь. Вот только пробиться сквозь воюющую толпу нелегко, и он не успел бы, этот бой поставил бы точку в жизни Густава, если бы не рыцарь в зелёном плаще, который булавой вышиб меч из руки неприятеля. А следующий мощный удар булавы разбил врагу голову, и тот тяжело упал со своего коня под копыта взбешённых лошадей. Берхард подъехал к брату в момент, когда тот едва не выпал из седла. – Необходимо срочно вывести его отсюда, – обратился Берхард к спасителю, удерживая Густава в седле. – Вы спасли жизнь моему брату, прошу вас, помогите ему ещё немного. – Ваш брат ранен, – ответил рыцарь, – безусловно, его нужно уводить. Поезжайте вон туда, я прикрою ваши спины. Берхард поблагодарил рыцаря и, держа под уздцы коня брата, поспешил покинуть поле сражения. Находясь без сознания, Густав буквально лежал на седле, и если бы не поддержка Берхарда, то давно упал бы. Тело несчастного юноши уже затряслось в судорогах – начался приступ болезни. Берхард старался быстрее добраться до пролеска, где можно было бы укрыться в зарослях. Вскоре рыцарь в зелёном плаще нагнал их и остановил. Не говоря ни слова, он снял с головы Густава помятый шлем, отбросил в сторону, и одним сильным движением перекинул обмякшее тело юноши на своего коня. – Что с ним? – спросил он, заметив, что Густава трясло, словно в лихорадке. – Приступ падучей, – коротко ответил Берхард. – Это плохо. – Прошу вас назвать ваше имя, благородный рыцарь, чтобы я знал за кого возносить мои благодарные молитвы. – Гернот Боргардт, – представился рыцарь и снял свой шлем. – Нам нужно спешить. Имя и лицо воина Берхарду показались знакомыми, но память за четыре года стёрла многое, в том числе и образ клеветника, который пытался очернить его перед отцом. А Гернот был очень доволен. Обстоятельства складывались для него невероятно удачно. «Теперь я смогу получить награду не только от ландграфини, – радовался он, – но и от ландграфа, за то, что спас жизнь его младшего сына. Конечно, если ландграф выиграет битву. Наконец, я стану богатым и свободным. Свободным. И мы с Ханной уедем отсюда». Ещё немного осталось до мечты. Сейчас они заедут за кустарник, и дело будет сделано. Гернот пропустил Берхарда вперёд, чтоб тот ничего не заподозрил, и потянулся за своим мечом. Но шлем, который он держал в руке, мешался, ещё и Густава необходимо придерживать. Гернот выбросил шлем и потихоньку вынул меч из ножен. Хорошо, что Берхард лишь в кольчуге, она не слишком надёжная защита от меча. Гернот крепко сжал рукоять, до исполнения мечты остался лишь взмах руки. И вдруг рыцарь вздрогнул, глаза его расширились от ужаса, голос глухо захрипел, рука выронила меч и потянулась к шее. Стрела. Она пронзила шею Гернота насквозь, в миг разбив все его мечты, да и саму жизнь тоже. Услышав странный звук, Берхард обернулся. Рыцарь Боргардт со стрелой в шее захлёбывался собственной кровью, а за ним в галоп нёсся вражеский воин, на ходу натягивая лук и пуская следующую стрелу. Берхард резко развернул коня, и стрела пролетела мимо. Всадник быстро приближался, прицеливая новую стрелу на тугом луке, и на этот раз кроме Берхарда остановить его было некому. Густава всё ещё мучила болезнь, а Гернот Боргардт, окончательно утратив жизненные силы, камнем повалился на землю. Усталый конь, освободившись от управления, остановился и потянул голову к траве. Берхард быстро оценил ситуацию, понял, что враг намерен преследовать и убивать, и тогда юноша вынул свой меч и, пришпорив коня, смело бросился навстречу неприятелю. На закате воины ландграфа фон Регентропфа на пароме пересекли тихую Стиллфлусс и ступили на родную землю Регенплатц. Они вернулись с победой. Несмотря на поздний час, горожане примчались встречать победителей. Поторопилась приехать и ландграфиня. Пока она верхом на своей белоснежной лошади спускалась с холмов, её сердце отбивало ритм радости: тяжёлый день миновал, и супруг её вернулся живым и с победой. Он устал, он испачкан кровью и пылью, но он жив. Патриция ещё издали увидела, что Генрих шёл рядом с носилками, которые несли четверо рыцарей. На них наверняка погибший Берхард, Патриция в этом не сомневалась. Гернот Боргардт выполнил поручение. Не зря Ханна уверяла, что на её возлюбленного можно положиться. Ханна ехала рядом с госпожой и так же пристально вглядывалась в каждую группу воинов, сходившую с парома на берег. Она искала Гернота. В душе её копошились недобрые предчувствия. Почему Гернот не вернулся раньше? Он должен был выполнить поручение и немедленно вернуться. Что задержало его? Может, Гернот не хотел, чтобы на него падало подозрение, и вернулся на поле битвы? Только бы не произошло ничего страшного, молила Ханна. – Я уверенна, Ханна, – произнесла Патриция, – что на тех носилках, которые сопровождает Генрих, лежит бездыханное тело волчонка. Ханна оторвалась от своих поисков любимого и взглянула на указанные носилки. – А мне кажется, что человек на носилках жив, – высказала она. – Я вижу, он шевелит руками. – О Ханна, не расстраивай меня. – Извините, госпожа, но мне даже кажется, что это и не Берхард вовсе. – У тебя совсем нет совести. Моя мечта едва родилась, как ты убиваешь её. Кто ж там тогда? – Не разгляжу, госпожа. Скоро поближе подъедем, тогда и узнаем. Когда приблизились, Патриция действительно убедилась, что Берхард не на носилках. Он живой и здоровый, шёл по правую руку от Генриха. За прошедшие четыре года Патриция отвыкла от постоянного присутствия в замке этого ненавистного ею мальчишки, и вот он снова прибыл мучить её, раздражать. Даже война не отправила его в ад. Ух, как обидно! Всё впустую. Рано Патриция радовалась, рано восхваляла усердие Гернота Боргардта. Скорее всего, он струсил. Но где же Густав? Почему он не идёт подле отца? Патриция пристально вглядывалась в лица окружающих ландграфа рыцарей. Она четыре года не видела Густава и теперь боялась не узнать повзрослевшего сыночка. – Любезная жена моя! – громко воскликнул Генрих, завидев приближающуюся супругу. – Как я рад, что ты вышла встречать меня! – Как только мне сообщили о твоей победе и о твоём решении немедленно вернуться домой, я тут же покинула замок, дабы встретить тебя, муж мой. Патриция сошла с лошади и поторопилась к мужу. – Я целый день молила Бога, чтобы он сохранил жизнь тебе и твоим доблестным воинам, – с улыбкой молвила она, поклоном приветствуя супруга, – и чтоб помог вам покарать жестокого врага. Впрочем, об этом сегодня молились все жители Регенплатца. – Эти молитвы услышаны. Благодарю вас за них, мои друзья! – крикнул толпе Генрих, и восторженные возгласы подданных были ответом ему. – Благодарю и тебя, дорогая Патриция, – и, подойдя к жене совсем близко, Генрих заключил её в объятия. – Ах, что это? – вдруг воскликнула Патриция, и высвободившись из рук мужа, подбежала к носилкам. – Густав! Боже мой, Густав! Охватившая её тревога перехватывала дыхания и не давала словам выйти наружу. На носилках и вправду лежал Густав. Нога его выше колена была перевязана пропитавшейся кровью материей, лицо бледно, однако на этом лице играла улыбка, и взгляд синих глаз был спокоен. – Боже мой, ты ранен! – восклицала Патриция, склонившись над сыном. – Не волнуйтесь так, матушка, – отвечал Густав, – рана пустяковая. – Ты сражался!.. – Нам можно гордиться сыновьями, Патриция! – подошёл Генрих. – Они сражались с отвагою львов! – Мы не могли стоять в стороне. – Густав приподнялся на носилках, опершись на локоть. – Вы гордитесь мною, мама? Патриция с нежностью посмотрела на сына. Как он повзрослел, вырос, окреп – настоящий мужчина. И так храбр. Регенплатцу нужен именно такой правитель. – Да, сынок, я горжусь тобой, – улыбнулась Патриция. – И все гордятся. Генрих обвёл взглядом окружающую его большую толпу подданных и громко провозгласил: – Враг побеждён! Герцог Штольценгер убит в бою, его сын трусливо бежал с остатком своего войска. Он больше никогда не решится ступить на наши земли. Много наших отважных воинов окончили жизнь в этой битве, но они погибли не зря! Благодаря им, мы сберегли наш мир, наше спокойствие, наше счастье! Завтра объявляю великий праздник во всём Регенплатце! В замке будет устроен большой пир, на который я приглашаю вас всех, друзья мои! Ворота замка распахнутся для всех без исключения! И вновь под радостные крики в воздух полетели шапки людей. Любовь народа к своему государю была безгранична. Генрих обнял супругу, и они вместе продолжили путь. Патриция уже успокоилась, тяжёлый камень тревоги с сердца упал, и на лице появилась улыбка. Тут к ландграфу приблизилась Ханна и с поклоном, борясь с волнением в голосе, проговорила: – С победой вас, ваше сиятельство! Простите меня, что снова останавливаю вас, но причина тому мои переживания. Среди ваших солдат я никак не могу отыскать жениха моего, Гернота Боргардта. Прошу, успокойте меня, сказав, что с ним всё в порядке, что он просто ещё не переправился на этот берег. – Рыцарь Боргардт столь силён и отважен, – сказала Патриция. – У меня нет никаких сомнений в том, что он вышел из боя живым. Однако лицо ландграфа стало печальным.