Часть 4 из 101 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Чистая правда, ландграф, – ответила молодая женщина. – Вы знаете, Эльза была моей хорошей подругой, её сын мне, как родной. Я попросила Клоса предложить вам нашу помощь.
– Но тогда вам придётся забрать Берхарда на время к себе…
– Клянусь, ваш сын у нас ни в чём нужды не узнает. Я буду лелеять и холить его не меньше, чем родное дитя. Берхард очень слаб, ему нужна забота уже сейчас в эти минуты. А пока вы будете искать кормилицу и няню, пройдут часы, малыш совсем ослабнет.
Генрих вновь задумчиво взглянул на сына. Клос Кроненберг и его супруга были не простыми вассалами, они стали верными друзьями, Генрих доверял им как самому себе. А потому сомнений в том, что нужно принять их помощь и не возникало. Единственное, что немного расстраивало Генриха, это разлука с сыном. Да только она не будет долгой. К тому же имение Клоса расположено не далеко, на левом берегу речки Стиллфлусс, так что Генрих сможет часто навещать малыша Берхарда.
– Хорошо, Клос, я доверяю тебе и Хармине своего сына, причём делаю это с лёгким сердцем, так как знаю честность вашу и ваше благородство. Спасибо за участие, друзья, и прошу вас обоих стать крёстными родителями Берхарду.
– С радостью!
– Это большая честь для нас!
– У меня к тебе ещё просьба, Клос, – обратился к другу Генрих, передав ребёнка довольной Хармине. – Помоги мне найти убийц Эльзы. Они должны получить по заслугам.
– Вы правы, ландграф, их необходимо найти, – согласился Клос. – Однако вы обещали Эльзе не наказывать их.
– Обещал, но…
– Зато я не обещал, – приблизился к собеседникам Ахим Штаузенг; он только что вышел из покоев дочери и слышал последние слова Клоса. – Я с удовольствием помогу вам в поисках этих негодяев, рыцарь Кроненберг, а вам, ваше сиятельство, в их наказании.
Генрих вернулся в замок, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Дождь закончился, и на небе не осталось доже облачка в напоминание о нём. В замке вместе с солнцем проснулась жизнь, дворовые и слуги приступили к своим повседневным обязанностям.
Ландграфиня Патриция тоже встала рано, впрочем, она почти и не спала в эту ночь. Ханна, молоденькая симпатичная девушка с русыми косами, помогла своей госпоже одеться в новое блио цвета молодой травы, застегнула на нём украшенный янтарём пояс, заплела в косы прекрасные золотые волосы.
– Когда отдавала деньги этим бродягам, ты сказала им, чтобы они немедленно покинули Регенплатц? – спросила Патриция у служанки.
– Конечно, госпожа, – ответила Ханна. – Они и сами понимают, что им грозит, если вдруг раскроются их скверные дела.
– Свои скверные дела они выполнили плохо. Эта мерзавка выжила и даже родила ребёнка.
– Бродяги сказали, что сильно избили девушку, так что если даже она и выжила, то ребёнок может родиться уже мёртвым.
– Только на это и надеюсь. Что за шум во дворе?
Ханна подбежала к окну и сообщила:
– Ландграф вернулся.
– Оставь меня, – тут же потребовала Патриция.
Служанка поклонилась и вышла из комнаты.
Патриция подошла к окну и посмотрела во двор. Вот Генрих слез с коня, отдал поводья подошедшему конюху. Вот он вошёл в дверь замка. Патриция тяжело вздохнула, на душе у неё было неспокойно. Вот она услышала громкий голос супруга, отдающий распоряжения насчёт обеда. Сердце её сжималось от томительной неизвестности, какой приговор она услышит сейчас от мужа? Уезжая, Генрих был с ней очень груб и холоден, а каким-то он будет теперь? И как вообще отныне станет складываться их жизнь? Патриция любила Генриха, но с того дня, когда она узнала о его измене, в ней зародилась ревность, которая со временем становилась всё больше, злее и даже стала требовать мщения. Патриция боялась потерять супруга, а вместе с ним и дом, и своё доброе имя. Где же ей взять силы, чтоб в очередной раз простить его измену? Хватит ли доброты у любви, чтобы побороть зло ревности?
Вот раздались быстрые шаги по лестнице. Вот открылась дверь, и в комнату вошёл Генрих. Он взглянул на свою супругу красивую гордую и немного смутился. В глубине души он понимал, что поступал с ней несправедливо, но ничего не мог с собой поделать. Любовь к Эльзе Штаузенг оказалась сильнее его моральных устоев.
– Доброе утро, – наконец проговорил Генрих.
– Не уверена, что оно доброе, – холодно отозвалась Патриция.
– Ты сердишься на меня?
– Разве тебе интересны мои чувства?
Генрих тяжело вздохнул. Конечно, жена рассержена и обижена, и было на что. Измена супруга никому не по нраву. Но что поделаешь, она уже свершилась, и Генрих ни в чём не собирался оправдываться. Сейчас его занимал совсем другой вопрос, более серьёзный.
– Патриция, ты прекрасная женщина, добрая, умная…
– Не нужно столь приторных вступлений, – тут же прервала его супруга. – Говори самое главное. Какую участь ты уготовил мне? Отошлёшь обратно к дяде? Запрёшь в монастырь? Или заставишь прислуживать любовнице своей? Тогда лучше сразу убей меня, чем унижать так!
– Ты никому не станешь прислуживать, и никуда я тебя не отправлю. У меня этого даже в мыслях не было! Ты по-прежнему моя жена и хозяйка моего замка. – Генрих приблизился к Патриции и заглянул в её заледенелые зелёные глаза. – Клянусь, отныне ты будешь единственной женщиной в моей жизни. Более ничем я не обижу твоих нежных чувств ко мне.
– А как же Эльза? Неужели ты смог её оставить ради меня?
– Больше не имеет смысла ревновать меня к ней. Эльза сегодня ночью умерла.
Патриция опустила глаза, дабы Генрих не заметил в них блеска радости, и даже отвернулась, так как с трудом сдерживала улыбку торжества. Итак, соперница повержена. Генрих поклялся, что отныне будет верным мужем, и эту клятву можно расценивать, как просьбу о прощении. Что ж, Патриция будет великодушна и простит; раз муж хочет наладить в семье мир, то и жене война не нужна.
– Мне по-человечески жаль, что девушка в таком юном возрасте покинула этот мир, – повернувшись к Генриху, сказала Патриция. – И всё же я не стану кривить душой и лить по ней слёзы. Раз ты раскаялся, и между нами больше никто не стоит, я постараюсь вычеркнуть из памяти своей твою измену. Но и тебя прошу тоже не вспоминать о ней.
Патриция даже мило улыбнулась мужу, и взгляд её потеплел. Генриха обрадовало, что к супруге вернулось хорошее расположение духа, значит, спокойствие в его семье налажено.
– Обещаю, что все мои помыслы и заботы будут только о тебе и моих детях.
Последнее слово заставило Патрицию насторожиться.
– Детях? Генрих, к сожалению, у нас лишь одна дочь, но…
– Нет, Патриция, у нас теперь есть ещё и сын.
Колючий холод вернулся к женщине.
– Сын? Откуда? Уж не наследство ли это от драгоценной твоей Эльзы Штаузенг?
– Я не вижу здесь повода для иронии. Да, Эльза умерла, но родила от меня сына, и он войдёт в нашу семью. Ты заменишь ему мать.
Стать матерью ребёнку любовницы? Это предложение вызвало в Патриции новое негодование.
– Этот ребёнок – плод греха, и ему не место в нашем доме! – заявила она.
– Не думал, что ты скажешь такое, – разочарованно проговорил Генрих. – Я считал тебя доброй женщиной. Но как бы ты не смотрела на это, я не изменю своего решения. Я признаю Берхарда моим сыном перед всем королевством и объявлю его моим наследником.
– Наследником?! – возмутилась Патриция. – Незаконнорожденный сын простолюдинки станет ландграфом? Не позорь свой великий род!
– Позор моему роду может принести не происхождение, а поступки моего сына, – возразил ей Генрих. – Я же приложу все старания, всю любовь мою, чтобы воспитать из Берхарда доблестного рыцаря, честного человека и достойного правителя Регенплатца. И ты, как моя супруга, как добрая христианка поможешь мне в этом.
– Стать матерью сыну падшей женщины? Никогда!
– Ты не права, дочь моя, – вдруг раздался голос графини Бренденбруг.
Генрих и Патриция с удивлением обернулись.
– Младенец не виноват, что ему пришлось появиться на свет Божий вне законного брака, – продолжала говорить графиня, проходя в комнату. – Неужели, Патриция, тебе совсем не жаль его? Он такой слабый и маленький и, как и всякий ребёнок, нуждается в тепле и любви матери, которую, увы, потерял.
– Вы слышали наш разговор? – недоверчиво поинтересовался Генрих.
– О, прошу прощения, ландграф, я не специально. Дверь была приоткрыта, а вы спорили достаточно громко.
Генрих вспомнил, что действительно забыл закрыть за собой дверь, и его подозрения быстро рассеялись.
– Вы совершенно правы, графиня, малыш не должен страдать из-за грехов родителей. Я рад, что вы приняли мою сторону. Чувства Патриции понятны, но и я не могу отказываться от единственного сына.
– Естественно, зять мой. – На лице Магды, обрамлённым серым покрывалом расцвела улыбка полная доброты и поддержки.
– Но мама!
Слова матери вызывали в Патриции всё больше и больше удивления. Ещё вчера она призывала её избавиться от младенца, а сегодня заставляет принять его на воспитание.
– Ты должна стать матерью малышу, – говорила тем временем графиня Бренденбруг своей изумлённой дочери. – Ему нужна забота, Генриху нужен наследник, тебе – покой и лад в доме. Своим поступком ты принесёшь радость всем. К тому же, это твой христианский долг – помочь сироте.
Магда приблизилась к дочери и пристально посмотрела ей в глаза. По этому взгляду Патриция поняла, что мать даёт ей такой совет вовсе не из сострадания к зятю и его сыну, что в её голове затаились совсем иные мысли, но что сейчас лучше поступить именно так.
– Хорошо, матушка, – смирилась Патриция. – Вы правы, я слишком много даю волю злу. Я приму малыша и постараюсь стать ему хорошей матерью.
Генрих облегчённо выдохнул. Вот теперь действительно в его семью вернутся мир и согласие.
– Благодарю вас, графиня. Вы мудрая женщина.
– Я всего лишь человек, – скромно улыбнулась зятю Магда, – и стараюсь жить по законам Божьим, дабы не оставить после себя дурной славы на земле. А где же ваш сын, ландграф?
– Сейчас он в замке рыцаря Кроненберга, – охотно ответил Генрих. – Его супруга Хармина согласилась стать кормилицей Берхарда. Я назвал сына Берхардом в честь моего прадеда, великого человека.
– Прекрасное имя.
– До следующего года Берхард поживёт у Клоса, а потом я привезу его домой.