– На сколько? – Пока не восстановим поместье и не приведём в порядок все дела. – А Берхард здесь останется полноправным хозяином? – Почти. В замок на время переедет Норберт. Он поможет Берхарду. – Какие же указания будут на счёт моей матери? – Никаких. Если она захочет, пусть едет с нами. А вот Ханну возьми. Перемена места ей не повредит. Всё рассчитал, всё предусмотрел, хитрец. Конечно, хорошо, что ей не предстоит новой разлуки с сыном, но она уезжает и, скорее всего, надолго. Может даже на несколько лет. За это время в Регенплатце статус Берхарда повысится, влияние его укрепится, народ признает в нём своего будущего господина. А Густав… А Густав навсегда уедет в Стайнберг и останется лишь братом правителя Регенплатца. Второе место пожизненно или до тех пор, пока смерть не заберёт к себе волчонка Берхарда. Но чтобы старуха смерть сделала это как можно быстрее, необходимо ей помочь. Вот только как? Как же? – Ложись спать, Патриция, – призвал Генрих и сам лёг на кровать, укрылся одеялом. – На сегодня хватит разговоров. Спать! Женщина раздражённо фыркнула. Ещё несколько часов назад она радовалась, что её супруг вернулся живым, без ран, а сейчас приступ ненависти к мужу снова сковывал её душу, и в сердце её поселилось сомнение, а может, зря Генрих не погиб в сражении? Патриция не вернулась в постель. Желая показать свою обиду, она с гордо поднятой головой демонстративно покинула спальню. И зачем только она вообще сегодня сюда пришла? Однако Генриху уже было безразлично. Едва закрыв глаза, он тотчас погрузился в глубокий сон. Утром Патрицию вновь ждала неприятность. Молодая служанка, которая принесла кувшин с водой для умывания, сказала, что Ханна ночью мучилась сильными болями, а к рассвету ей стало настолько плохо, что она попросила позвать лекаря. Страх за подругу камнем придавил сердце Патриции. – Вы выполнили её просьбу? – спросила она, наспех надевая блио. – Да, – ответила служанка. – Сейчас лекарь Гойербарг в покоях Ханны. – А почему меня не разбудили? – Мы не решились, – девушка потупила глаза. – Да и Ханна запретила нам. – Не решились… Запретила… – ворчала Патриция, подвязывая волосы платком. – А своей головы у вас нет? В покои подруги Патриция почти влетела, но тут же остановилась. Бледная, как полотно, Ханна недвижно лежала на кровати, над ней склонился лекарь Гойербарг, две служанки сновали по комнате, выполняя его указания. Лекарь стоял к двери спиной, и потому не было видно его действий. Однако Патриция и так всё поняла. Она заметила, что одеяло с больной откинуто, ноги обнажены, а на простыне и рубашке алело несколько кровяных пятен. Вода в тазу у кровати тоже имела красный оттенок. Патриция осторожно приблизилась и так же осторожно спросила: – Что с Ханной, гер Питер? – Она потеряла ребёнка, – просто ответил лекарь, не отвлекаясь от дела. Бедная Ханна! Горе-то какое! Сначала жениха, а теперь и ребёнка. – Но почему случилось такое? От чего? – Откуда мне знать? – пожал плечами Гойербарг. Он закончил работу и прикрыл больную чистой простынёй. – Возможно, от горя. Девушки говорят, что Ханна всю ночь рыдала по своему погибшему другу, глаз не смыкала. – Это правда. Правда, – подтвердили служанки. – Какого чёрта вы не позвали меня? – грозно прикрикнула на них Патриция. Однако при взгляде на Ханну, гнев её тут же сменился на жалость. Она склонилась к изголовью подруги и со слезами в голосе запричитала. – Ханна, дорогая моя. Какое горе свалилось на тебя! Бедная моя, несчастная, не выдержала… Но девушка не отвечала, не пошевелилась и даже глаза не открыла. – Я дал ей настойку, успокаивающую боль, и сейчас она спит, – пояснил лекарь. Патриция утёрла сползавшие на щёки слёзы и выпрямилась. – И не ругайте, что вас не позвали раньше, – добавил лекарь, помыв руки. – Вы бы ничем не помогли Ханне, и сами бы мучились. – Я дала бы ей дружеское утешение, я бы утирала ей слёзы, – возразила Патриция и, помолчав, спросила. – Ханна скоро поправится? – Скоро, – ответил лекарь Гойербарг. – Но детей она больше иметь не сможет. – Как же так? Почему? – Потому что колыбель для младенца в её чреве повреждена. – Не говорите ей об этом, гер Питер, – попросила Патриция. – Эта новость добьёт её. – Не скажу, – заверил лекарь. – Может быть, позже, но не сейчас. – Скоро я увезу Ханну отсюда, и возможно, у неё получится наладить свою жизнь. Почти три года ландграф жил то в Стайнберге, то в Регенплатце, внимательно следя за делами своих сыновей, будущих правителей. И Берхардом, и Густавом Генрих остался доволен, оба были серьёзны и деятельны. Берхард с большим усердием принимал участие в решениях проблем графства, общался с народом и принимал прошения; советы отца не игнорировал, а выслушивал с благодарностью и старался применить. Генрих с гордостью смотрел на своего наследника, и сознание, что будущее Регенплатца в надёжных и сильных руках, радовало сердце его. Густав тоже не сидел сложа руки. Активно руководил восстановлением поместья, вникал во все нюансы строительства, ездил с отцом по деревням, выслушивал жалобы жителей, решал их вопросы. Он изо всех сил старался показать отцу, что способен стать хорошим правителем, что достоин не только мелкого поместья, но и всего графства. Правда, многое для Густава было утомительно, тоскливо, вызывало скуку. Он бы с большим удовольствием поехал на охоту, устроил бы праздник. Но дело есть дело, и Густав это понимал, старательно прятал свои настоящие чувства от отца и от матери, открывая душу лишь верному другу своему Акселу Тарфу. Ландграф фон Регентропф был рад – наконец его жизнь потекла по спокойному руслу. В Регенплатце царил мир и порядок, в семье – лад. Патриция жила в Стайнберге, ей там не нравилось, но ради того, чтоб быть рядом с Густавом, она терпела все неудобства и провинциальную скуку. Единственными развлечениями её были шитьё гобелена да переписка с матерью, которая предпочла остаться в Регентропфе. Магда Бренденбруг жила почти уединённо в северном крыле замка, редко покидала свои покои и не вмешивалась в дела зятя и его сына. Однако пристально за ними следила, через прислугу узнавала все мельчайшие события и подробно описывала их дочери. Вроде бы жизнь в семействе ландграфа наладилась, передряги закончились, недовольные смирились со своей судьбой. Генрих отдыхал. Всё складывалось так, как он хотел, как он когда-то задумал. Теперь же, дабы закрепить всё на своих местах, осталось позаботиться и о личной жизни сыновей. Пришло время их женить. Берхард вырос настоящим красавцем. Его гордая осанка, внимательный взор чёрных глаз, ниспадавшие на плечи густые волосы цвета воронова крыла, мягкий голос пленили сердца уже многих девушек и простых, и знатных. Подходящую невесту будет легко подыскать. Густав так же имел славу завидного жениха. Он восхищал силой, отвагой, в синих глазах часто проглядывало лёгкое пренебрежение, но это лишь создавало впечатление уверенности в себе, в своей непобедимости. И наследством отец его тоже не обделил: к Стайнбергу Генрих добавил ещё два соседних поместья. Так что Густав был женихом не только красивым, но и богатым. После ужина Генрих, как обычно, сидел у камина и разговаривал с Берхардом. Он любил поговорить с сыном на разные темы. Берхард вырос умным юношей, на всё имел своё суждение, интересно рассуждал, внимательно слушал; он мог поспорить и даже дать совет, но делал это редко, всё же предпочитая учиться и совершенствоваться. Поболтав о всякой ерунде, Генрих вдруг спросил: – А как ты, Берхард, относишься к женщинам? Юноша, не ожидая столь откровенного вопроса, тут же потупил взор. – Хорошо отношусь, – сдержанно ответил он. Генрих улыбнулся, заметив смущение сына. Смотри-ка, заскромничал. А сам уже успел соблазнить молодую прислужницу графини Бренденбруг, а ещё обменивался записками с рыжеволосой красавицей дочерью казначея, и даже был застигнут целующимся с ней. Да, Генрих знал о сыновьях всё, имея тайных соглядатаев и в Регентропфе, и в Стайнберге. – Ты влюблён? Берхард смутился ещё больше. – К чему эти вопросы, отец? – уклонился он от ответа. – Я решил, что вам с Густавом настала пора жениться. Берхард вскинул тревожный взгляд: – Вы уже подыскали нам невест? – В общем, да. – Тогда к чему вам знать, влюблён я или нет? – юноша вновь отвёл взор. – Не хотелось бы, чтоб сердце твоё страдало. Наступило молчание. После него Генрих надеялся услышать откровения, но последовал новый вопрос: – Можно узнать, кто эти девушки? – Конечно. Это не тайна. За тебя я сосватал Зигмину, младшую дочь маркграфа Олдрика фон Фатнхайна. Ей скоро исполнится шестнадцать. Говорят, девушка очень мила и хорошо образована. А за Густава – Гретту, дочь барона Рюдегера Хафф, моего северного соседа. Гретту Хафф? Сердце юноши дрогнуло. – Как? Она же… Я слыхал, она уже замужем за каким-то английским лордом… – Да, она действительно была обручена. Но… Как же ты не слышал? Тот лорд разорвал помолвку. Гретта свободна, живёт вместе со своим отцом. Правда, тихо и уединённо. Сердце издавало гулкие тяжёлые удары. Берхард смирился, он свыкся с мыслью, что Гретта потеряна навсегда, что она принадлежит другому. И вдруг оказалось, что все эти годы она была свободна, что с ней можно было связаться, даже приехать навестить. С ней можно было увидеться. Но он не сделал этого. И теперь он снова опоздал. – Я не слышал… – тихо проговорил Берхард. – Знаю только… барон почти разорён. – Ну и что, – отмахнулся Генрих. – Мне своего богатства хватает. Зато вместе с дочерью барон отдаёт поместье Зильбернбах, что на границе с Регенплатцем. Это большая удача. Густав сможет расширить свои земли. Да и мне спокойнее. Не хотелось бы, чтоб Гретту выдали за какого-нибудь врага моего. Я послал гонцов к отцам девушек. Если ответы будут положительными, то гонцы привезут ещё и портреты невест. Но ты не рад, смотрю? Действительно, пока ландграф рассказывал свои планы, Берхард так и не поднял глаз, он по-прежнему был задумчив и скрывал мысли глубоко в себе. Неужели он и вправду влюблён? – А Густав уже знает о ваших планах? – спросил Берхард, вновь проигнорировав озабоченность отца.