– Как же вы жестоки к своим детям, – упрекнул Берхард. Генрих вновь опустил взор, но на лице сохранил невозмутимость. – Ступай. Готовься ко встрече с невестой своей, – приказал он. – И прекращай каждое утро куда-то уезжать с Кларком. Гости у нас важные, при них надо быть. Юноша развернулся и направился к выходу. Но перед дверью остановился и обернулся. – Лучше бы вы тогда уехали, – негромко высказал он отцу. – Моя мама была бы сейчас жива, а я не оказался бы в родной семье изгоем. После завтрака Гретта закрылась в своей комнате. Настроение было тоскливым, и думы были тяжёлыми. Девушка подошла к окну – яркое солнце, зелень листвы, птичий гомон… Но нет, ничего не радовало, не приносило душе успокоение. В голове вновь и вновь воскресал её давешний разговор с отцом, разговор, на который возлагалась слабая надежда на понимание и поддержку любящего отца. Но не оправдалась надежда, и получила Гретта лишь разочарование да уныние. – Папа, мне не нравится Густав, – говорила она отцу. – Вот как? – подивился Рюдегер. – Однако ещё три дня назад ты говорила совершенно иное. – То было первое впечатление. Теперь же я узнала его лучше. Папа, я не хочу выходить за него. Барон вздохнул и приблизился к дочери. – Густав тебя чем-то обидел? Гретта опустила глаза. Рассказать всё отцу или нет? – Он груб со мной, неинтересен, – уклончиво пояснила она. – Он не люб мне. Боюсь, моя жизнь с ним будет безрадостной. Рюдегер удручённо покачал головой. Он уже успокоился, уже радовался, что дочь его выйдет замуж не только по расчёту, но и по любви. И вдруг выясняется, что чувство, которое вроде бы затеплилось, так и не разгорелось. – Да, Густав несколько резок, – неохотно признал Рюдегер, – в чём-то даже и груб… Но в целом он хороший человек, он не станет тебя обижать, я уверен в этом. Гретта расстроенно вздохнула – оказывается, чтобы отказаться от свадьбы, её отцу нужны более веские причины. – Ты привыкнешь к Густаву, – продолжал Рюдегер. – Он умён и деятелен. Он станет опорой тебе и защитой нашим землям… – Возможно, и всё же я не хочу быть с ним. – И с мольбой взглянув на отца, Гретта повторила. – Папа, я не хочу быть с ним. – Только подумай, сколько выгоды принесёт этот брак и тебе, и твоим детям, и землям нашим… – Но сердцу моему выгоды не будет никакой. Именно в тот момент барон догадался, что мольбы дочери слишком настойчивы, и это, должно быть, неспроста. Рюдегер нахмурился: – Ты влюблена в другого юношу? – Вместо ответа Гретта молча опустила глаза. – В кого? Признание вылетело быстрее, нежели Гретта успела обдумать его. – Берхард Регентропф. – Что? – Барон был встревожен. – Нет, дочка, затуши эту любовь, пока она не загорелась пламенем. Берхард не для тебя, он уже связан обязательствами с другой девушкой. – Ещё не связан, и он тоже меня любит. – Боже мой! При других обстоятельствах я бы лишь порадовался вашим чувствам. Но сейчас… Ландграф не согласится поменять своё решение и женить Берхарда на тебе. Ты должна понимать это. – Я понимаю, – упавшим голосом отозвалась Гретта. – К сожалению, многое в жизни происходит не так, как мы того желаем. – Рюдегер по-отечески обнял дочь. – Обрати любовь свою на Густава, отдай ему свою нежность. Забудь Берхарда. – Я не смогу, – и глаза девушки наполнились слезами. – Гретта, ты обещала мне быть благоразумной. Ты клялась, что сохранишь честь свою. – Я не хочу быть с Густавом. Батюшка, пожалейте меня. Но вместо жалости барон, напротив, отстранил от себя дочь и, спрятав ласковые нотки, строго произнёс: – С Берхардом ты тоже не сможешь быть. Влюблённость ваша ещё очень слаба, убить её труда не много надо, да и боль будет короткой. Повернись к Густаву; он умён, красив и благороден, он даст тебе положение, богатство. И он любит тебя. За ним ты будешь, как за каменной стеной! Отречься от брака с ним – дело лёгкое, но что потом? Берхард в объятиях молодой красивой жены забудет о тебе, Густав найдёт другую, более разумную невесту, а тебе останется прежнее серое существование, подсчёт скудного урожая да заготовки на зиму. А после ты всё равно выйдешь замуж, ведь это нужно сделать, вот только сомневаюсь, что в третий раз тебе повезёт так, как сейчас. Или ты желаешь уйти в монастырь?! Гретта лишь тихо всхлипывала и молчала, она не знала, что отвечать. – Как была бы рада твоя матушка, если б видела, чьей невестой ты стала, в какую роскошь, в какое величие ввела тебя судьба, – говорил Рюдегер. – Как гордилась бы она тем, что дочь её стала графиней фон Регентропф! Нет-нет, чтоб я больше не слышал твои капризы: люблю-не люблю, желаю-не желаю. Ты выйдешь замуж за Густава, я тебе приказываю! И чтоб пресечь продолжение спора, барон, ещё раз повторив свой приказ, покинул покои дочери. И вновь Гретта вздохнула. Как тяжелы её думы, сколько в них вопросов, на которые слишком трудно подобрать нужный ответ. Девушка вытянула руку и подставила её под яркий и горячий луч солнца. Может, всё же стоило вчера рассказать отцу правду? А что случилось бы, если б она отцу пожаловалась и открыла ужасный поступок жениха? Отец, конечно же, встал бы на защиту чести дочери, вызвал бы Густава на поединок и наверняка убил бы его. Бедная Патриция, как бы она пережевала смерть младшего сына. Да Патриция прокляла бы её за жалобы на Густава, а то и вообще обвинила бы в навете. А если б наоборот, Густав убил её отца? Гретта даже глаза зажмурила, боясь увидеть страшную картину. Нет, Густав не победил бы, он неопытен и слабее. Вероятно даже, он упал бы в обморок из-за своей болезни. Сколько насмешек на него посыпалось бы, сколько стыда он испытал бы. А возможно, после и мстить бы стал за такой позор. Нет, не нужно ничего рассказывать. Как ни крути, ни к чему хорошему её жалобы не приведут. Гретта устало прислонилась к стене. Оставалась ещё слабая, очень слабая надежда на доброту ландграфа, на то, что он изменит решение и отдаст ей Берхарда. Представив образ возлюбленного своего, девушка почувствовала сильную тягу к нему, великое желание увидеть его, коснуться его руки, заглянуть в его чёрные бездонные глаза. Ей так не хватало любимого, что из девичьей груди даже вырвался стон тоски. Почему судьба оказалась столь несправедлива? Почему именно к ней? Вдруг раздался негромкий стук, и дверь приоткрылась. Гретта встрепенулась. – Это я, госпожа, Лизхен, – ответил знакомый женский голос. В комнату проскользнула молодая рыжеволосая служанка и тут же затараторила: – Ой, извините, что помешала вам, госпожа, но меня просили срочно передать вам записку. – Кто просил? Лизхен прикрыла за собой дверь и шёпотом заговорщика ответила: – Господин Берхард. Служанка достала из кармана сложенный вдвое клочок пергамента и протянула хозяйке. С бешеным биением сердца Гретта взяла в руки записку, развернула её и прочла: «Выйди прогуляться по аллее до южных ворот. Я буду ждать. Берхард». Будет ждать. Какие приказы отца? Какие запреты? Какое благоразумие? Любимый зовёт, он будет ждать. Обрадованная предстоящей встречей Гретта даже не задумывалась над тем, как поступить. – Если меня спросят, скажи, что у меня мигрень, – бросила она служанке и спешно покинула комнату. Подобрав юбку, Гретта выбежала в сад и свернула на аллею. Девушка ничего не видела вокруг и не слышала, её мысли были уже там, у южных ворот, где ожидал её красивый смуглый юноша с ястребиными глазами. Гретта не смотрела по сторонам, она спешила; она не думала ни о последствиях, ни об оправданиях, только о предстоящей встрече. Вот и южные ворота показались. Гретта сменила бег на быстрый шаг, до желанной встречи оставались мгновения. Вдруг позади послышался приглушённый стук копыт. Девушка обернулась, но возникшая было тревога в её глазах тут же сменилась на радость. Верхом на молодом жеребце к ней подъехал Берхард и, ничего не говоря, протянул руку. Гретта поняла его жест, и, приняв помощь, легко запрыгнула на спину коня. Они летели словно птицы, свободные, счастливые, оставляя позади все страхи, врагов, расставания. Крепко обхватив возлюбленного и склонив голову на плечо его, Гретта отдалась чувству наслаждения полётом, чувству радости молодой любви. И ей было всё равно, куда увозит её Берхард, зачем увозит, главное, что он рядом с ней, и она ему доверяла. Проехав широкое поле и пролесок за ним, Берхард выехал на берег Рейна и здесь уже заставил своего коня сменить галоп на шаг, а после и вовсе остановиться. Гретта подняла голову и огляделась. Тёмный Рейн сверкал, отражая от вод своих яркие лучи солнца, берег покрывал ковёр зелёной травы с мелким рисунком полевых цветов. За рекой возвышались холмы, их покатые склоны покрывали ровные ряды виноградников. А за холмами, ещё дальше, ввысь тянулись величественные горы. Пейзаж, от которого трудно оторвать восхищённый взгляд. Берхард спрыгнул с коня, и помог спуститься Гретте, придерживая её за талию. Оказавшись в мужских объятиях, Гретта замерла, однако руки юноши были крепкими, но нежными, и впустили в её тело волну тепла, робкую дрожь удовольствия. Гретта подняла глаза и встретилась с ласковым взором красивых чёрных глаз Берхарда. Как же он хорош, как приятны его прикосновения, они заставляли душу трепетать и сердце биться как-то по-особенному. Берхард не спешил разнимать кольцо объятий, а Гретта и не хотела, чтоб он так поступил. Более того, в ней и самой возникло желание прикоснуться к любимому, к его коже, волосам. Девушка протянула руку и кончиками пальцев погладила смуглую щёку юноши. Новая волна тепла накрыла всё её естество. Это чувство было настолько приятно, что захотелось вновь испытать его. Гретта продолжала любоваться возлюбленным, разглядывая каждую чёрточку его лица, лаская пальцами его щёку, шею, локон чёрных волос. Мужские руки крепче сжали девичью талию, поднялись по спине, снова опустились. Они всё ещё были нежны, но уже чего-то просили. Как серьёзны глаза Берхарда, как проникновенен их взгляд. Они говорили, красноречиво говорили о том, о чём молчали сжатые губы, но о чём кричало сердце юноши. И Гретта их понимала. Да и как не понять, если её сердце билось в ритме тех же самых слов. Гретта коснулась губ юноши и вспомнила их лёгкий поцелуй. Вот бы испытать его ещё раз. И, словно прочтя это желание, Берхард склонился и поцеловал девушку в её розовые мягкие губы. Первый поцелуй был лёгким и робким. Но Гретта знала, что последует продолжение и, прикрыв от удовольствия глаза, замерла в ожидании. И вот поцелуи начали покрывать её лицо, прикасаться к глазам, щекам, губам, шее… становились увереннее, крепче, жарче, настойчивее… Опаляли сердце, накаляли страсть влюблённых… Жадно вдыхался запах кожи и вкушался нектар губ, руки не находили себе покоя, то лаская, то сжимая до боли… Истома любви расслабляла и туманила сознание… Молодые люди и сами не заметили, как опустились на траву, и страсть полностью поглотила их, утопив в шторме грешного желания. Гретта и не пыталась остановить Берхарда ни словом, ни жестом. Наоборот, она и сама желала отдать себя целиком именно этому мужчине, любимому, нежному. Короткая боль уже забылась, осталось только наслаждение. Девушка и не думала, что физическая близость с мужчиной может доставить столько удовольствия. Она стонала, не хватало воздуха, и телу было жарко, мужские руки позволяли себе самые непристойные ласки, тяжёлое мужское дыхание обжигало лицо – и всё же лучше и приятнее этих минут Гретта ещё не переживала в своей жизни. Голова немного кружилась, и в глазах потемнело, пик сладострастия увёл разум далеко от реальности. Мужские ласки стали мягче и спокойнее, а слух поймал тихий шёпот: «Любимая. Я никому тебя не отдам». Какое счастье осознавать себя любимой, единственной. Постепенно разум вернулся в реальность, Гретта увидела небо, солнце, блеск реки. И лицо Берхарда, столь милое и любимое. Юноша лежал на боку, приподнявшись на локте, его длинные волосы растрепались, рубашка от пота местами прилипла к телу, ворот её широко распахнут, открывая смуглую крепкую грудь и сильное плечо, ноги были оголены. В столь неряшливом виде молодой человек понравился Гретте ещё больше, он выглядел простым, естественным и таким близким. Но вдруг Гретта осознала, что и её внешний вид так же находится в беспорядке. Она прикрыла обнажённые бёдра мятым подолом платья, поправила корсаж на груди. – Такое красивое тело нужно показывать, а не скрывать, – заметил Берхард, проведя рукой по стройной талии девушки. Странно, но Гретта совсем не чувствовала стеснения перед этим мужчиной. Ей даже доставляло удовольствие, что он её рассматривал, ласкал, желал. И всё же она села, опустила юбку, полностью прикрыв босые ноги, поправила рукава. Проблему создавала развязанная тесьма на спине. Перекинув волосы через плечо, Гретта попросила Берхарда помочь. Тот с готовностью сел позади девушки, однако вместо того, чтобы заняться тесьмой, принялся целовать белую изящную девичью шею. – Берхард, я считала тебя благородным кавалером, – шутливо попрекнула Гретта, поведя плечом. – Да, я далеко не ангел, – тем же тоном отозвался Берхард, не прерывая своего занятия. – Ты разочарованна? – Нет. Хотя дорога в Рай для меня уже закрыта. – Не переживай. Зато в аду мы не будем тосковать друг о друге. Гретта промолчала на это. Она всегда старалась жить по заповедям, хранила честь свою, была послушной и богобоязненной. Но всего один взгляд ярких чёрных глаз, всего один поцелуй ласковых губ – и всё забыто, всё смыто волной любви, сожжено огнём страсти. Однако, как ни странно, виноватой себя за это она совершенно не чувствовала.