Влада молча оставляет еду и уходит, тогда как я глаз сомкнуть всю ночь не могу. Кусок в горло не лезет. Пока я тут буду есть, Кристинку могут обидеть. Она ведь ждет меня, все это время ждет, я знаю. Утром вскакиваю от звуков на первом этаже. Хлопает дверь, но ко мне по-прежнему никто не заходит, словно и вовсе забыли о моем существовании. Ближе к обеду открывается дверь. Гриша-добрая душа, официант с полным подносом еды. — Привет, Катюш. Вот, поешь. Я же сижу на полу. Не двигаюсь. С силой ухватываюсь за живот. Стону так жалобно, что даже самый твердолобый мужик бы уже должен сжалиться. — Что с тобой? — Болит…живот болит! Очень больно… Гриша так и стоит на месте, и я начинаю переживать. Актриса из меня не очень, но я сильно стараюсь. Я должна выбраться отсюда, и мне уже плевать, что для этого придется сделать. Глава 38 — Кать, тебе плохо? — Да…Помоги встать. Помоги! Гриша подходит и поднимает меня с пола, помогает перебраться на кровать, где я тут же сворачиваюсь калачиком. Усиливаю тактику, кашляю, плачу в голос и наконец, Гриша начинает соображать. — Это, я позову кого-то. Влада может, пришла уже. Сейчас. Это как раз то, что мне и надо. Гриша уходит даже не закрыв дверь, и буквально за секунду я выбегаю, быстрым шагом иду по коридору и выхожу через черный вход. Мне дико везет, я попадаю на пересменку охранников, за две недели пребывания пленницей в этом аду я выучила их расписание до минуты. Благо, обувь и нормальная одежда у меня уже есть, но оказавшись на улице я теряюсь. У меня нет денег, документов и я даже не представляю, что теперь мне делать. Идти в милицию смысла нет. Отчим знает там каждую собаку. Они сами же меня и сдадут. Что делать…что? Достаю телефон. Я стащила его у Гриши, когда он меня поднимал. Да, это плохо, вот только вариантов у меня нет. По памяти набираю номер Николая. Он берет только с третьего раза. — Алло. — Кристина где? Что ты с ней сделал?! Воцаряется пауза, тогда как я едва ли сдерживаюсь, чтобы не разреветься у на всю улицу. Я знаю прекрасно, что если Шах найдет меня, мне не поздоровится, однако и позволить все идти самотеком не могу. Только не с ней. Не с Кристиной, которая совсем беспомощна против зверя. — Ты доставила мне много проблем, доченька. Приторно ласково. Обычно после такой интонации он меня и лупил кнутом. Наотмашь, иногда я теряла сознание в том сарае, чувствуя дикую боль и запах крови. Обычно это его останавливало. Отчим не хотел, чтобы его “любимая” дочь умерла быстрее, чем было нужно ему, ведь тогда он остался бы без игрушки. — Я не доченька тебе! Где Кристина? Что ты сделал с ней, сволочь? — Ух, какая ты смелая стала, боевая, у бандита своего нахваталась? Ты очень непослушная девочка, Катя. Я тебе что сказал делать, а? Ты нарушила свое слово. У тебя слишком долгий язык. — Я ничего не говорила! Молчала до последнего! Рустам сам…сам как-то нашел тебя! Сам узнал адрес и про Кристину тоже, это правда! — Рустам значит, а ты оказалась более смышленой, чем я думал. Что, под бандитом проще лежать, чем тягаться с больной сестрой? Так ты Кристиночку любишь, милая? — Я люблю, ты знаешь, как сильно я люблю ее! Верни Кристи мне, пожалуйста, не обидь, она маленькая! — Да удаленькая! Ты, тварь, натравила на меня Шаха, как пса бешеного и не только его! Меня теперь весь город ищет! Все собаки повылазили и роют за меня землю, за мою башку объявлено целое состояние! За это уже придется платить. Тебе. — Как платить, как? Кристина с тобой? Дай услышать ее голос! — Слишком много чести, доченька. Проща-ай. — Нет! Умоляю, позволь мне увидеть ее! Пожалуйста, не обидь Кристину. Ты мне обещал, что больше не тронешь ее! — Хочешь увидеть Кристинку, приезжай на центральный вокзал. Я буду там и заберу тебя. Мы все начнем сначала. Как семья. Кристине нужен папа. Ты снова сможешь быть рядом, как и раньше. Не приедешь к двенадцати, сестру больше не увидишь. Никогда. У тебя тридцать минут. Тик-так. Звонок сбивается, а я срываюсь на бег ведь знаю, что отчим не шутит. Он всегда исполняет то, о чем говорит, и если дети обычно боятся чудовищ, живущих в шкафу или под кроватью, то я до сих пор боюсь монстра, являющимся моим отцом по документам. У меня нет денег, связей и надежды на помощь. Есть только минуты, которые тикают слишком быстро. Боже, я еще никогда в жизни так быстро не бегала. Забывая дышать, изнывая от колющей боли в боку, я добираюсь до вокзала пешком. Центральные огромные часы в холле отбивают ровно двенадцать дня, тогда как я оглядываюсь, и не вижу его. Отчима нет, хотя я прибежала вовремя. Где же он, где, где! Паника вперемешку с адреналином разливается по венам. Я не успела...боже, он уже уехал, я не увижу Кристину…если она еще жива. Резко оглядываюсь по сторонам. Сотни людей и всем совершенно безразличны мои проблемы, а Николая нет. Совсем нет. Я сжимаю телефон в руке и не знаю что делать, куда бежать, кого умолять о помощи. Я одна. Одна в этом диком мире, полном жестоких мужчин, для которых женщина всего лишь мясо, кукла, вещь. Постояв еще пару минут я выхожу из вокзала, сворачиваю на узкую улицу проклиная себя за то, что не смогла. Не смогла помочь Кристи, как не старалась. Она ждала меня, а я не смогла ее найти. За спиной мелькают тени, но я не смотрю на них, и только когда перехожу дорогу понимаю, что эти тени идут за мной. Шаг в шаг. Я не успеваю дойти до ближайшего магазина чтобы скрыться от них, потому что в следующий миг прямо на дороге мне преграждает путь белый фургон. Его двери открываются и я чувствую, как сзади чья-то огромная ладонь закрывает мне рот. Это случается за каких-то пару секунд. Точно слабую куклу меня скручивают, отрывают от земли и забрасывают в кузов. Дверь закрывается. Белый фургон срывается с места. Глава 39 Мы обрываем весь город и область, но ребенка нет. Как в воду канула, ни в одной больнице ее нет, хотя с такой травмой девочка должна лежать под постоянным наблюдением. Кузнеца тоже нигде нет, он затаился и я возвращаюсь в клуб ночью ни с чем. Эта тварь уже поняла, что мы идем за ним и я прикончу его, если не найду сестру Кати. Как только вхожу в клуб понимаю, что что-то случилось. На часах два ночи, но гостей нет, и смена вся стоит на входе. Они ждут. Меня. — Что? — Катерина. Пропала. Не можем ее найти. Влада опускает голову, тогда как у меня просто срывает чеку. — Вы охренели!?! Кто смотрел за ней, кто заходил, кто?! Почему-то хочется орать. За ней двое охранников, как минимум, должны были смотреть. — Гриша ей еду утром приносил, а потом Катя сказала, что у нее живот болит. В общем, пока Гриша за мной спустился, а потом мы пришли, не было ее уже в комнате. Катя телефон Гриши стащила и убежала. Пересменка была, через черный вход видимо ушла. — Идиоты! Смотреть надо было за ней, смотреть во все глаза! Лавина ярости скребется по спине, но это не совсем злость. Это страх. Страх за эту девочку-русалку, которая снова не послушала меня. Обхватываю переносицу, сжимаю до боли. Одну проворонили, вторая туда же. Где ее искать теперь. Вот где?! Катя поехала за сестрой, места нахождения которой мы не знаем. Что она себе думала, как бы поступил я в этой ситуации… Сжимаю зубы. Я бы застрелил уже давно ее отчима, да вот только Катя не такая. Она доверчивая, она по-любому ему позвонила, попыталась бы договорится. Срываюсь с клуба через пять минут. Я поднимаю уже все свои связи. Мы ищем куклу по всему городу и за его пределами, но ее нет. Как в воду, блядь, канула также, как и ее сестра. В шесть утра раздается звонок, мы находим Кузнеца, ее суку, отчима. Он светиться совершенно случайно на выезде из города. Люди Бакира его высекают, вяжут и уже через час он сидит предо мной в подвале. Истекающая кровью, связанная прилизанная свинья. Его мелкие болотно-серые глазенки торопливо бегают по сторонам, и наконец, я узнаю его без маски. Вот Кузнец настоящий, кряхтит, отборно материться, проклинает все на свете. Это правда. У этого черта два лица. Сейчас он совершенно не похож на того задрота в костюме, которого я встретил в больнице. Два лица. Катя была права. У этого урода два лица! — Что за беспредел?! Что ты себе позволяешь, сволочь, я прокурор! Засажу тебя пожизненно за это! Подхожу к нему ближе. Я не готовился, но времени на церемонии у меня точно нет. Достаю лезвие, пару ножей выкладываю на стол. Закатываю рукава рубашки. Не хочу пачкаться об это существо. — Значит так, Кузнец. Я буду задавать вопросы, ты будешь отвечать. Станешь врать, я срежу с тебя скальп наживо и продолжу допрашивать уже без кожи. Ты выживешь, но будешь визжать от боли, как недорезанная свинья. Прокручиваю лезвие между пальцами видя, как глаза упыря наливаются кровью. — Помогите! Помогите, кто-нибудь!