Когда распахивается дверь, и я вижу этого Богомола, я себя больше не чувствую. Один сгусток нервов. Оголенных, безумных, болезненных. От него начинает тошнить, потому что он выглядит, как мясник. Щуплый с непонятного цвета глазами не намного выше меня, и я прихожу в ужас, когда вижу тату жука-богомола на его правой руке. Точно такое же, как было на записи из кассеты. Пазл складывается, я пошатываюсь, но Инна не дает упасть. Боже…меня купил именно это маньяк. Это и есть Богомол, который убил Карину. Тонкая сероватая кожа на лице Богомола сморщенная, он смотрит на меня больными блестящими глазами, и у меня невольно подкатывает тошнота к горлу. — Извините, Павел Сергеевич. Наш первый покупатель отказался, причины не назвал. Я вам даю хорошую скидку! Алевтина расплывается перед этим монстром в реверансах, тогда как я все также жмусь к стене. — Так и надо было сразу. Здравствуй, Катенька. Здравствуй, моя ххо-рошая. Моя куу-колка. Его липкие пальцы тянутся к моим волосам и я зажмуриваюсь, чтобы не смотреть на этого урода. — Не трогайте! — В машину проведите ее. Поедем ко мне домой, Катенька! Я покажу тебе других своих куу-колок. *** Несколько часов назад Я успеваю только переодеться и смыть кровь с рук, после чего сразу сажусь в машину и еду по адресу. У Кузнеца был еще один дом помимо квартиры и если честно, это последняя нить, хоть что-то, что может привести меня к ним. Через полчаса оказываюсь на старой даче. Дом большой и неухоженный, кое-где прохуделась крыша. Соболь подтягивается, и мы вместе обыскиваем здесь каждую дыру. Дом почти пустой, в нем нет мебели и вещей, будто здесь никого не было несколько лет. Под ногами скрипит пол, однако никакого намека на подвал я здесь не нахожу. — Пусто. Поехали Шах. Мы уже все облазили. Нет здесь какого. Выходим покурить. Ванька уже машину завел, а я все никак угомониться не могу. Не могу, и все тут. — Нет, Соболь…я знаю, здесь кто-то есть. — Слушай, ты просто заебался. Мы все уже две ночи не спим. Тебе мерещиться. Поехали, время теряем! Над головой орут вороны, смотрю на сгустившиеся черные тучи. Где вы, где вы, где вы… — Катя! Ка-тя! Кричу так громко, что трещат легкие, но в ответ тишина. Никто не отзывается, а мне волком хочется выть. Где же ты, девочка. Куда он тебя спрятал. — Едем! Сейчас дождь леванет. Рустам! Окидываю взглядом двор. Пустая собачья будка, крошечный деревянный сарай, дом с дырявой деревянной крышей…Стоп. Сарай. Мы его не проверили! Катя говорила про сарай. Их там часто запирали. Резко разворачиваюсь и быстрым шагом иду в этот полудохлый сарай. Дверь на замке, цепь металлическая на ручке. Что же такого ценного ты, сука, здесь прячешь, что такие замки нацепил на рухлядь? Достаю ствол и делаю выстрел. Замок отлетает в сторону и я распахиваю скрипучую деревянную дверь. Внутри холодно также как и на улице, под ногами скрипят половицы, кое-где лежат куски свежего сена. Нахера здесь сено, если нет животных? Прохожу дальше, стараясь не шуметь, пока не замечаю в углу сарая за какой-то подвешенной тряпкой слабое шевеление. Крысы? Не похоже, они не чихают так громко. И не кашляют. Быстрым шагом подхожу и одним рывком убираю этот занавес, чертыхаясь про себя, как только можно. Блядь, тут ребенок. Живой. В самом углу у стены съежившись на сыром матрасе лежит маленькая светловолосая девочка. Та самая, которую я видел в больнице. Глава 43 Сказать, что я охреневаю в этот момент — это ничего не сказать. Сколько времени этот ребенок провел здесь…двое суток. Кристина в простой куртке и штанах. Без обуви, в тонких носках, тогда как на улице скоро начнутся первые морозы. При виде меня девочка сильнее сжимается в стену, смотря огромными зеленоватыми глазами. — Кристина. Зову ее, но девочка не отзывается, пытается отползти от меня назад и я понимаю, что она не может сидеть! Черт, ей нужно в больницу, срочно. — Чш…Не бойся. Я Рустам, помнишь меня? Я тебя проведывал. — Да. — Я не обижу тебя. Помогу. Я за тобой приехал. — Где Катя? Почему она не приехала за мной? Лепечет едва слышно. Видно, сил совсем нет. Ее губы сухие, Кузнец, сука даже воды ребенку не оставил здесь. Он просто ее запер, как свою вещь спрятал от всех в сарае. — Катя в беде, но я найду ее, приведу к тебе. Найду, веришь мне? — Да. — Пойдешь со мной? Здесь очень холодно. Ты дрожишь. — Мне нельзя. Папа не разрешит. Он будет сердиться на меня. Сжимаю зубы. Я помню, как оставлял Кузнеца с ножом в глотке. Как же он ее запугал, что эта девочка еще и папой эту суку зовет. — Разрешит. Он не будет сердиться, он больше никогда не обидит ни тебя, ни Катю. Иди ко мне, осторожно. Снимаю свою куртку, наклоняюсь и укутываю девочку в нее. На руки осторожно подхватываю и выношу из этого сарая. — Соболь, открывай заднюю дверь, быстро! Ванька удивленно смотрит на нас, он не ожидал найти здесь ребенка также, как и я. — Епт! Давай сюда ее! — Осторожно! Дай воды, Соболь, дай бутылку! Укладываю Кристину на заднее сиденье, укрываю своей курткой. — Вот. Это вода. Выпей немного. — Спасибо. Даю малой бутылку простой воды, которую она с жадностью пьет. Вся дрожит, бледная, испуганная, глазища по пять копеек и главное, я не знаю, что там со спиной у нее, нет ли паралича. Пока я нес Кристину, она не шевелилась в моих руках, дышала только часто, дрожала, как заяц. — У тебя что-то болит? Спина болит? — Я не знаю. Не чувствую. Отвечает тихо и при виде Соболя сильнее сжимается, прикрываясь курткой. Смотрит на него во все глаза, а после на меня с опаской. Она боится нас, боится, блядь, как отчима своего. У нее такие же светлые волосы, как у Кати. Хрупкая, маленькая еще очень. Как она похожа на сестру. Невероятно просто. — Кристи, это мой друг, Иван. Он отвезет тебя к доктору. Не бойся ничего. Я приеду навестить тебя! Кивает слабо и я закрываю дверь. Соболь уже третью сигарету выкуривает, тогда как от происходящего мне курить уже даже не охота. — Это она что, в сарае, типа, сидела все это время? Под замком? — Да. — Пиздец… — Так, ребенка вези в больницу срочно! И осторожно смотри, как с хрустальной чтобы, у малой позвоночник перебит. Башкой отвечаешь за нее! И да, Соболь, Игорю позвони! В нормальную палату пусть положат, скажите от Шаха!