— Нет… Нет, не буду! Отвали! Трясет ее на руках, перехватывает крепче, прижимая к себе. — Она то тут при чем? Я вообще-то тебе ее в больницу попросил доставить. Как друга. Как своего друга, Вань, которому ребенка больного доверил. Маленького ребенка. Делаю шаг вперед, но Соболь взрывается криком, снова грубо перехватывая девочку. — Не подходи! Рустам, не то я выстрелю! Мне похуй! Клянусь, я выстрелю в нее сейчас! Он приставляет явно заряженный ствол к голове Кристины и я слышу, как она слабо вскрикивает. Пищит, плачет, дрожит. — Кристин, не бойся! Все нормально. Я тут. Я рядом с тобой, и не уйду без тебя. Ты в себе, брат? Ванька, че ты делаешь?! Ты охренел? С ребенком семилетним воевать собрался?! Убери ствол от нее, живо! — Я не хочу так сдохнуть! Рустам, я не хочууу! Я не жил еще, не жил даже! У него по роже слезы текут, и я вижу, как сильно Соболь Кристину трясет, что та аж пищит. Ей больно. — Ребенка отпусти, мать твою, поговорим, как мужики! Че ты ею прикрываешься? Ты меня боишься или что? Ванька! — Вы меня загнали, Шах! Как волчары сюда загнали! Что мне делать, чтоо?! Ты же меня прикончишь за Карину! Я ловлю в его голосе нет, не страх. Там дикий просто ужас, и серые глаза Соболя ошалело бегают по сторонам. Ствол в его руке ходуном просто ходит и я понимаю, что он не в адеквате, раз пошел даже на такое. Обмануть меня, взять ребенка в заложники, угрожать ему заряженным стволом, это уже сука, просто предел. Он понимает, что его никто отсюда живым не отпустит, и ему придется отвечать за все. — Ванька! Посмотри на меня, на меня! Тебя здесь никто не тронет. Я тебе слово даю, понял? Не бойся. Ты меня услышал? Отпусти ребенка. Быстро! — Нет…Нет! Не могу! Дай мне уехать, Шах. Отвалите от меня! Уберите стволы! Визжит, понимая, что ему не уйти, но и рисковать Кристиной я не стану. Не так, не здесь и не сейчас. Сука. — Хорошо, опустили оружие! Живо! Убрали нахуй все стволы! Люди Бакира выкидывают пистолеты, и я делаю тоже самое. — Отошли от него! Дальше, еще дальше! Парни расступаются, и мы остаемся на поляне с Соболем. Я вижу, как он расслабляется, и уже не так сильно трясет Кристину. — Тебе дадут уйти. Просто скажи мне, брат. Почему? За что? Карина ведь молодая еще была. Ей было всего двадцать, Вань. Двадцать лет! — У меня не было выхода, Рустам! Ты сам виноват, ты мне не помог тогда, я думал, ты мой брат, а ты мне не помог! — В чем я тебе не помог, в чем?! — Мой брат сел по наркоте. Славик. Ты же знаешь Славку! Ему двадцатка грозила, двадцатка! — Славка твой конченый наркоман, Ваня! Он детей на наркоту садил, что ты мне городишь? Ему уже давно ничем не помочь! — Мне все равно! Это мой брат! Мне нужно было его отмыть. Ты сказал нет, и я сам…сам искал варианты. Прокурор. Тот, сука, Кузнец. Он поставил свое условие. Сказал, что ему нужна была девка. На ночь. Просто поиграть. Я….я не знал, что они с ней сделают, что они с Алевтиной той сукой спелись вместе. Я не хотел. Карина…она сама тварь! Она не захотела меня. Я просто вспылил, навел Кузнеца на нее, я не понял, я сразу все отменил, но было поздно! Прокурор забрал ее, продал. Шах, он отбит на всю башку! Я не знал, я не виноват! Кузнец велел молчать, он меня шантажировал братом, а потом все равно его посадил! Славка мой…его нашли с вилкой в шее! И та кассета…чертов Ярдан где-то ее выкупил на черном рынке…я когда увидел, что сделали с Кариной. Боже, я не хотел! — Тогда Кузнец меня прикончить захотел? Первым? Только не говори, что ты не знал. — Знал. Прокурор боялся, что ты его найдешь, захотел первым ударить. Я просто помог! Девка эта беловолосая его дочь приемная тоже начала говорить слишком много. Все сходилось, ты бы узнал. Узнал, что это я на Карину навел, что я ее сдал Кузнецу! Клянусь богом, брат, я не хотел, чтобы Каринку обидели! Я слушаю это все, и мне на голову не налазит, как. Как, блядь, я не понял этого раньше? Не заметил, не увидел этого бешенного страха в его глазах. С первого дня Иван видел, как я издевался над Катей, как пытал ее, добиваясь от нее правды, как чуть не убил ее в лесу, и ни слова не сказал. Собственная шкура ему оказалась дороже этой невинной девочки, а жизнь конченного брата-наркомана дороже жизни моей сестры. — Отдай мне ребенка и вали. Никто гнать тебя больше не будет. Спасешься сам, выживешь. — Ты врешь…Шах! Осторожно подхожу к нему, сдерживаясь, как только можно. Не здесь, не сейчас, когда он держит дуло заряженного пистолета у виска этой малышки. — Никто из присутствующих тебя не тронет. Я тебе слово даю. Ты забыл, что значит мое слово? Отдай мне девочку, Ваня. Давай же. Убери ствол. Соболь зверем поглядывает на меня и убедившись, что никто не дергается в его сторону, осторожно передает Кристину мне в руки. Люди Бакира стоят как солдаты, выдрессировал он их, блядь, послушные, мать их. Я подхватываю ребенка, как котенка, крепко прижимая к себе. Малая не говорит, только сильно дрожит. Холодная вся, как льдинка. — Чш…не бойся. Все нормально, Кристин. Отхожу от этого уебка на пару шагов, когда слышу, как падает с хрустом ветка. От выстрела. Блядь, кто-то все же пальнул! —Ты говорил, меня никто не тронет! Ты обещал мне! Взвывает Соболь, направляя ствол на меня, а я Кристину к себе сильнее прижимаю, разворачиваясь к нему спиной, закрывая девочку от этого ублюдка. У меня нет маневра, пистолет я откинул, я должен только защитить эту малышку. Это все, что я могу для нее сделать, для них с Катей. — Ааа! Кристина вскрикивает, когда в следующий миг Соболь падает с дырой в башке, и я вижу запыхавшегося Ярдана. Это он стрелял, он меня спас. — Успел, мать твою! Где ты был?! — Блядь…Хуух, я колесо пробил. Ну вы даете. Слышу, как Кристина всхлипывает. Оборачивается назад. — Рустам… — Не бойся. Не смотри туда, малыш! Все закончилось. Закончилось уже. Быстрым шагом несу девочку к машине. Ярдан помогает открыть дверь, пока я осторожно укладываю Кристину на заднее сиденье. — Отстегни ее! Бросаю ему ключи. Катя ревет, еще немного, и она бы вынесла стекло нахрен. — Кристи, Кристина! Отхожу, даю ей воздух. Катя подбегает к сестре, обнимает ее, целует, прижимает к себе. — Катюша! — Маленькая моя! Солнышко мое! Боже… — Ты не уйдешь больше? — Нет, никогда! Как ты? Что болит у тебя? Маленькая моя, скажи, что болит? — Ничего. Становится не по себе. Как Катя сестру свою любит, обнимает, целует. Я бы хоть за один такой поцелуй от нее сдох и воскрес заново. Добровольно, а не принудительно. — Садись к ней. Поехали! — Куда? Ловлю ее настороженный взгляд. Малую прижимает к себе. Боится. Меня Катя боится не меньше, чем всех тварей здесь, а может, даже больше. — В больницу. Катя садится к Кристине на заднее сиденье. Ярдан остается заметать следы. Кубло Алевтины уже накрыл Беркут и я рад, что именно он. Стас сделает все для того, чтобы те уроды на своей шкуре испытали, что значит быть живым товаром, что значит быть мясом. Что они сделают с Соболем, меня не интересует. Я уже знаю, что он сдох. Жалею только, что не от моей руки, но и вырывать ему сердце при ребенке не стал. Он и так, сука, ее знатно напугал. Всю дорогу до больницы Кристина почти не говорит, и я слышу только молчаливые всхлипы Кати, а после ее нежный голос. Она тихо поет сестре, гладя ее по волосам. Глава 47 Я думала, что сойду с ума в той машине. Начались выстрелы, а я выйти не могла, и когда Рустам пригнулся, закрывая собой Кристину от пуль, у меня едва сердце не остановилось. И я боялась не только за сестру. Я до чертиков испугалась за Шаха. Что вот секунда, и он может умереть. Умереть до того, как я…как я скажу ему спасибо за Кристи и за себя. Кажется, только сейчас мой разум словно просыпается, и я начинаю осмысливать недавние ужасы. Рустам ведь мог меня не искать. Он мог не искать и Кристину. Он мог не забирать меня с того чертового ада Алевтины и не вытаскивать из озера, но он сделал все это и я не знаю, почему.