Это она помогла все вскрыть и найти Богомола, истинного убийцу Карины. Она сделала так много, тогда как я ее пытал, ломал, трахал, как зверь и едва не убил в лесу. Такое не прощается. Это не склеивается и не забывается. Это есть, и мне жить с этим. И сдохну я с этим тоже. Я бы мог прямо сейчас развернуться и уйти, вот только не могу даже думать об этом. Я просто…не могу. Смотрю на эту девочку измученную мной, и не могу ее оставить. Объяснить себе этого тоже не могу. Она моя. Я это знаю, я блядь, это чувствую каждой клеткой. Ее дыхание — это мое дыхание. Ее глаза отражают мои, вот только если Катя чиста и невинна, то я самое худшее отражение чудовища, которое вообще может существовать. Змей. Она меня так называет. Слышал, знаю, вот только от этого нихера мне не легче. Игорь выходит через тридцать минут, подходит к нам видя, что Катю уже давно вырубило. Похоже, он подмешал ей в чай столько успокоительного, что сморило бы и быка. Так было нужно. Катю дико трясло, а я не хотел, чтобы ей снова стало херово. Внутри разливается холод. Я не знаю, что Соболь делал с Кристиной, навредил ли ей Кузнец, и почему-то не хочу, чтобы Катя слышала плохие новости о своей сестре. Это ее просто уничтожит, а делать ей больно снова я не хочу. — Ну что, уснула? — Да, говори, что там нашли. — У ребенка подтвердили компрессионный перелом позвоночника. Но он уже был в стадии восстановления, поэтому все эти поездки ваши не сильно ухудшили ситуацию. Чувствительность в ногах есть, паралича не случилось, это очень хорошо, Рустам. Можно сказать, крупно повезло, но… — Но? Что еще? Игорь, я вижу по твоим глазам, не тяни! Ее тронули, избили, что?! — Ника Викторовна осмотрела девочку. Никто ее не трогал, следов ударов тоже нет, но ребенок пережил дикий стресс. Обезвоживание на лицо, ну и испугалась она сильно. Вызвали психолога, пообщается с ней, но я думаю, пару бесед и все нормально будет. Кристина уже смеялась с моих идиотских шуток, а это хороший знак. Пока определили в детскую травму, дали ей воды, вкололи успокоительное, уснула ваша принцесса. Проколем витамины на всякий случай. Здесь на недели три точно, а там видно будет, на ноги ставить постепенно пробовать, ну и кормить надо нормально. Ты ж помнишь, да? — Помню. Игорь, мать его, еще и подъебывать любит. Все я помню прекрасно, когда Катя от голода у меня падала в обморок и кулаки сжимаются сами собой. — Спасибо, Игорь. Ты лучше всех нас. — Ой, смотри не перехвали! Смеется, но я знаю, что Игорь и правда, самый адекватный из всех нас, а быть врачом у таких как мы совсем нелегкая задача. *** Я открываю глаза от ярких лучей солнца и не сразу осознаю где я, а когда понимаю, паника сковывает горло. Я в доме Шаха, и даже не помню, как здесь оказалась. — Кристи! Кристина! Едва не падаю с кровати. От слабости дрожат коленки и опираясь о стену, я выхожу в коридор, где тут же врезаюсь в грудь Рустама. — Ааа…пусти! — Стой! Куда ты ломишься? Начинаю паниковать, но Шах сильнее. Он с легкостью обхватывает мои руки своими, а я все еще сонная не могу понять, что происходит. — Как…как я здесь оказалась?! Ловлю усмешку у него на лице, в глазах пляшут черти. — Ты! Ты подсыпал мне что-то в тот чай! Снова! — Ты едва на ногах стояла. Тебе нужен был отдых. — Не нужен! Мне нужно к Кристи, она же одна там, пожалуйста, отпусти! Я все сделаю, все, только дай ее увидеть! Ломлюсь на выход, но Рустам держит меня крепко, не позволяя уйти. — Нет. — Почему? Рустам, умоляю! Позволь ее увидеть, пожалуйста! — Успокойся, Катя! Еще только шесть утра. Кристина спит. Игорь с ней всю ночь дежурил. Все нормально, слышишь? Нормально. — Как она? Как снимки? — Лучше, чем могло быть. Ее никто не тронул. Она просто испугалась. Все нормально с ней. Правда. — Я хочу к ней. Пожалуйста, Рустам! Вырываю руку из его захвата, осторожно касаюсь его груди, а после резко убираю, ловя недовольный взгляд Змея. — Поедешь, когда выполнишь мое условие. — Какое условие? — Позавтракаешь и примешь душ. Чеканит каждое слово, отпускает меня и идет на кухню. Спорить нет смысла, да и я сама прекрасно понимаю, что чертовски голодна и от душа тоже бы не отказалась. В спальне нахожу вещи. Чистые, женские, новые. Когда Рустам успел их привезти, да еще и все по моему размеру, не знаю. Мне кажется, он совсем не спал сегодня, судя по тому, какими уставшими были его глаза. На завтрак выхожу уже переодетая с влажными волосами. Застываю на пороге, не зная, как вести себя. — Проходи. Не стой там. Сажусь за стол. Шах дает мне яичницу с колбасой и сыром, ставит чашку ароматного кофе. — Спасибо. Как только вдыхаю запах еды, рот наполняется слюной, но есть не спешу. В голове какой-то винегрет. Я так сильно запуталась. Одно только понимаю, что Рустам меня не отпустит, и я все еще…все еще его игрушка, хоть он уже и знает правду. — Почему ты не ешь? Молчу, нет слов. Закончились. — Катя! Вздрагиваю, когда Рустам за руку меня берет, и волны тока проходят по ладони. Вижу, как он недовольно поджимает губы, но руку мою не отпускает. — Болит? Проводит по красному шраму пальцами, недовольно сжимая зубы, напрягая плечи. — Тебе то что? Ты же сам на меня наручники надел! Пусти! Больно! Шах резко убирает свою руку от моей и подрывается со стула, так и не прикоснувшись к своей еде. — Чтобы съела все, что на тарелке! Жду в машине. — Хорошо. Свой завтрак я все же съедаю и надев новые ботинки, выхожу из дома. В больницу едем молча. Я отворачиваюсь от Рустама и просто смотрю в окно. Обида не дает сделать нормального вдоха, а еще понимание того, что ночью Шах снова потребует мое тело, и отказать я ему не смогу. Хуже того, я не захочу ему отказывать, и я уже сама себя ненавижу за то, что чувствую к нему. Такой ведь был уговор, да? Мое тело в его пользование ради сестры, ради защиты и помощи. Без чувств. Без эмоций и желаний. В больницу доезжаем быстро. Я не иду, я бегу по коридору, пока не попадаю в детское травматологическое отделение. Пятая палата и четыре кровати в ней. В самом углу Кристина моя лежит, и впервые за все это время я вижу, как ее глазки загораются, когда она видит меня. Глава 49 Кажется, Катя проклинает меня каждую секунду. Не говорит этого прямо, не смотрит мне в глаза, но ненавидит. Моя девочка-русалка, моя лялька, которую я сломал. Не разобравшись, поиздевался над ней, сделал больно, притом не раз. Теперь же, зная правду, я не могу спать. Жрать не могу, курить тоже не получается. Все это время. Боже, как я ее ломал, а она молчала и терпела ради сестры, которая ее обожает. Я вижу эту связь между ними, когда Катя входит в палату к Кристине, и девочка тут же тянет к ней руки. Они должны быть вместе. Они семья, и я должен отпустить их, вот только я не хочу этого. Я не хочу Катю отпускать от себя, но и разговора у нас не получается. Она шарахается от меня и наверное, уже давно бы всадила мне пулю в висок, если бы представилась такая возможность.