- А я привез ваши результаты, Дмитрий. - А зачем лично? - Потому что такое стоит обсудить, знаешь ли. Перевожу взгляд на тренера. Но тот невозмутим, словно скала. Умеет он таким быть, да. - Все еще хуже? Вы не тяните, я уже ко всему готов. Да и научился жить с понимание своей ущербности. - Хуже? Ну, это как посмотреть, - пожимает плечами мужик. - В общем, я перепроверил несколько раз, и, конечно, вы можете пересдать анализы еще раз, но уверяю, диагноз вам поставили неверный. - Что значит - неверный? Я едва могу сложить слова во что-то понятное. Наверное, даже если бы мне заявили, что жить осталось три дня, я бы и то меньше был шокирован. - Это значит, что либо врач был некомпетентен, либо ошибка в лаборатории, либо все сразу. - Но я же перепроверял! - Там же? - Да, - растерянно отвечаю. Врач тяжело вздыхает, смотрит на своего друга, а тот продолжает изображать невозмутимость. - В общем, Дмитрий, конечно, вопросы по здоровью есть. Но поверьте, там ничего критичного. И учитывая ваш возраст, все поправимо. А смертельных диагнозов у вас я не нашел, уж извините. Так что спокойно живите, стройте планы и не ставьте на себе клеймо смертника. Пока я пытаюсь переварить эту новость, он пожимает мне руку, прощаясь, что-то тихо говорит Иванычу, а затем уходит. - Вы давно знаете? - тихо спрашиваю, когда возвращается способность хоть как-то мыслить. - Узнал в день твоей аварии. Закрываю глаза, выдыхаю. Черт. Черт! Черт! Черт!!! Если бы я подождал всего день! Всего один день… - Что-то ты не очень рад, боец, - замечает Иваныч. - Рад, конечно. И спасибо вам за то, что взялись за это. Ведь это по вашей просьбе он приехал. - По моей, - не отпирается Дорофеев. - Тебе надо взять себя в руки, Дим. И прекратить рушить свою жизнь, - добавляет очень серьезным тоном. Я с ним согласен. Но пока все, о чем я могу думать, это то, что я продолбал свою мечту. Тупо. Бездарно. Слил. - А ваш друг - он может ошибаться? - Ошибаться может каждый, - весомо отвечает тренер. - Но сколько я знаю Пашку, такого с ним не случалось. Ты, конечно, можешь еще разок провериться. Но не ходи туда, где тебе про эту дрянь рассказали. И не решай все в одиночку. - Да, я понял, - угрюмо соглашаюсь. - Тут еще кое-что из фруктов, витамины всякие, - говорит Иваныч, кивая на пакет, который я даже не заметил сразу. - Ты поправляйся. И возвращайся в строй. Добро? - Добро, - киваю. - Я ваш должник. - Ты мне как сын, Волков. Вы все. Тренер уходит, а я… Я в полной заднице. Иначе и не сказать. У меня вроде как жизнь заново начинается, да только в ней все в руинах. Все самое важное для меня. Трудно поверить, что можешь дышать полноценно, что необязательно отсчитывать остаток полноценных дней. Что не надо оглядываться, и что можно строить планы. Как нормальный человек. Но еще труднее не рвануть прямо сейчас за Олей. И будь моя воля, рванул бы. Да только приходится признать, что сил во мне сейчас - кот наплакал. И не в таком виде хочется перед ней показаться. Однако и ждать я не могу. Поэтому звоню Оле, чтобы объясниться. Попросить приехать. Но сначала она не отвечает. Потом скидывает. А после… После просто отключает телефон. И ни через час, ни через два, ни на следующий день дозвониться ей у меня не выходит. Я понимаю, косяк мой такой, что телефонный разговор тут не поможет. Нужно брать и ехать к ней. Но первые две попытки свалить из больнички заканчиваются неудачно. Игнат, к сожалению, помогать мне отказывается. Тренера просить бессмысленно, он сразу, как только заикаюсь об этом, приказывает не дурить и лечиться, заявив, что дела сердечные подождут. В итоге за мной начинают следить еще пристальнее, и сбежать мне удается только через неделю. Я кое-как добираюсь до дома Самедовых, надеясь, что Оля никуда не уехала. Несмотря на то, что чувствовать я себя стал гораздо лучше, перед глазами то и дело слегка плывет. Но я упорно вылезаю из такси, расплачиваюсь и идут к воротам. Не успеваю дойти каких-то десять метров, как из-за поворота появляется недешевая тачка, тормозит прямо возле калитки, и из нее выходит высокий мужик, а затем еще и букет цветов достает. И как только калитка открывается, появляется она. Моя девушка. Моя - на все сто. - Оля… Та вздрагивает и оборачивается… - 31 Оля - - Ты почему под дождем гуляешь? - строго спрашивает Виктор. Еще и смотрит так, словно я - нашкодивший ребенок, а он - родитель, который меня поймал. - Потому что мне все равно, - безразлично отвечаю и, обойдя его, иду дальше. Но этот упрямец догоняет меня и снова держит над нами зонт. - Опять на мост? - Перебьется, - вдруг выдаю, неожиданно даже для самой себя. Виктор хватает меня за плечо, притормаживая, и кивает на дверь. Подняв голову, замечаю вывеску ресторана. - Я бы поел. А ты? Жму плечами. Мне, откровенно говоря, наплевать. Но сидеть в ресторане с ним ничем не хуже, чем бродить по улицам под дождем. В итоге мы все же заходим. Место оказывается не то чтобы пафосным, но и не дешевым. Однако Виктора цены совершенно не смущают. Он вообще чувствует себя вполне раскованно и уверенно. Я не проявляю никакого участия в выборе блюд, и он все делает сам. И за себя, и за меня. - Ну, а теперь рассказывай, - буквально приказывает парень, когда официант уходит, и мы остаемся одни по сути, так как народу в это время в зале очень мало. - О чем? - интересуюсь без особого энтузиазма. - О причине своей беды, конечно же. - И зачем тебе? Снова будешь спасать? - А нужно? У нас выходит какой-то странный разговор. Я не чувствую ничего. В том числе и раздражения. Так что зачем-то продолжаю сидеть и смотреть в окно - на улице между тем уже настоящий ливень, и останься я там, сейчас была бы насквозь мокрая. - Не нужно, - качаю головой. - Я справлюсь. Я сильная. Повторяю слова папы, которые он мне всегда говорил, если я расстраивалась из-за неудачи. Такое случалось редко - именно слезы. Только если было совсем уж что-то серьезное и важное. Каждый раз папа садится рядом, обнимал, поддерживал. И повторял, что я справлюсь, что он в меня верит, что я очень сильная девочка. А вот сейчас у меня почему-то слез нет. Вообще. Даже намека. Зато есть дыра в груди. Пустота, которую нечем заполнить. - Нисколько не сомневаюсь, - уверенно соглашается Витя. - Хотя день сегодня и правда дерьмовый. - Да? А у тебя почему? - Потому что пациенты-истерички - это всегда непросто. Но когда их четверо подряд - это уже перебор, - усмехается он.