Я стискиваю зубы, поворачиваясь к нему лицом. — Ты собираешься отдавать мне приказы в моем собственном доме, Романо! — Я собираюсь сказать тебе взять себя в руки. — Лука заставляет себя выпрямиться, его лицо становится слегка серым от боли, когда он поднимается на ноги, но ему все равно это удается. — Каждая минута, пока мы стоим здесь, сражаясь вместо того, чтобы выслеживать Алексея, это еще одна минута, которую он использует, чтобы увеличить дистанцию между собой и нами, еще один шанс для него убедиться, что мы не найдем его, пока не станет слишком поздно. — Он сердито смотрит на Лиама. — Это относится и к тебе, сынок. Держи свой умный язык при себе. При этом зеленые глаза Лиама блестят, и я мельком вижу мужчину под небрежной, дерзкой внешностью, того, кто не ценит, когда ему говорят, что делать, больше, чем это сделали бы Лука или я. У него твердый характер и стальные яйца, я знаю это по тому, как он противостоял Алексею. Но я не собираюсь выслушивать расспросы от мальчишки, все еще мокрого за ушами, лидер Королей он или нет. — Мы можем собрать вместе некоторых людей, — говорит Левин, сидя на краю дивана, его темные волосы спутаны от засохшей крови на виске. — Мы позвоним в Москву, получим подкрепление. Черт возьми, мы вырвем страницу из книги Алексея, если понадобится. У меня все еще есть кое-какие контакты через синдикат, возможно, я смогу найти наемников, которые согласились бы поддержать нас за приличную плату… — Я оставляю тебя ответственным за это, — твердо говорю я ему. — Лиам, у тебя есть связи с хакерами в Вашингтоне, верно? Лиам ухмыляется. — Хакер, — небрежно говорит он. — Раз или два она пригодилась. — Она? — Левин поднимает взгляд, и Лиам усмехается. — Да, она. Женщины знают, как пользоваться компьютерами, Петров. И она знает, как быть не заметной. — Сосредоточься, — огрызается Лука. — Лиам, ты должен посмотреть, сможет ли этот твой друг-хакер покопаться в любых транзакциях, которые Алексей может совершить в ближайшие несколько дней, посмотрим, сможем ли мы точно определить местоположение. Ты и Макс останетесь здесь, пока Виктор, Левин и я возьмем несколько человек и уйдем, как только у нас будет… — Абсолютно, блядь, нет. — Лиам прищуривает глаза. — Ты думаешь, я останусь здесь, за этими стенами, в то время как Ана там страдает, будучи пленницей этого монстра? Блядь, нет. Я тоже пойду с вами. Лука хмурится, и его лицо внезапно становится очень серьезным, почти отеческим. — У тебя есть чувства к ней? Макс закатывает глаза: — Я думаю, любой человек с приличным зрением мог бы это увидеть. Я испускаю тяжелый вздох. — Я думаю, было совершенно ясно, что Лиаму здесь нравится мисс Иванова. Но вряд ли сейчас подходящее время… — Нет, я думаю, что самое время… прежде чем это зайдет дальше. — Лука не выглядит довольным. — Как много ты знаешь о ней, Лиам? Лиам замер, выражение его лица внезапно стало настороженным. — Хватит, — коротко говорит он, дерзкое мальчишество исчезло в одно мгновение. — Как сказал Виктор, я думаю, сейчас не время… — Ана через многое прошла. — Лука скрещивает руки на груди, его глаза сужаются. — Она лучшая подруга моей жены, и я тоже стал заботиться о ней, как о сестре. С тех пор как… — Что случилось? — Перебивает Лиам, нахмурив брови. — Кто-то причинил ей боль? — Это не мое дело обсуждать, — твердо говорит Лука. — Но она подверглась жестокому обращению. Это сказалось на ней не только физически, но и морально. Каковы бы ни были твои чувства к ней, она не в том состоянии, чтобы ответить на них взаимностью или даже согласиться с ними. Она едва способна позаботиться о себе. — Лука вздыхает, хмурясь. — В любом случае, я слышал, что ходили разговоры о твоей женитьбе на девушке О'Салливан. — Для босса итальянской мафии ты определенно много знаешь о внутренней работе королей, — рычит Лиам. — Я не понимаю, какое тебе дело. — Благополучие Аны влияет на мою жену и, следовательно, на мир и стабильность в моем доме. И помимо этого, между нашими семьями существует союз. Если короли будут дестабилизированы, это также повлияет на меня и моих близких. — Лука качает головой. — Иди с нами, если должен, но выбрось Ану из головы. Женись на девушке О'Салливан. Это укрепит твое положение и настроит тебя наилучшим образом, увеличив твою благосклонность к другим королям. Ана ничего не сможет для тебя сделать, когда речь зайдет о твоем положении в семьях. Челюсть Лиама сжимается, но он больше ничего не говорит об Ане. — Я иду с тобой, — говорит он вместо этого, его голос звенит от решимости. — Я поговорю с Бет и посмотрю, что она сможет откопать. Но когда придет время уезжать, я здесь не останусь. — Я тоже. — Макс тяжело сглатывает, на его лице неуверенность, но челюсть тоже сжата, плечи расправлены. — Саша доверяла мне в прошлом. Я хочу быть там, чтобы вернуть ее домой. — Он замечает выражение моего лица и пожимает плечами. — Как друг, — говорит он, делая ударение на последнем слове. — Для людей, нуждающихся в духовном руководстве. Губы Лиама подергиваются, но он сдерживает любое замечание, вертящееся у него на кончике языка, к моему облегчению, и Луки тоже, судя по выражению его лица. — Давай, — говорит Левин, со стоном вставая. — Давай подлатаем себя и соберем по кусочкам. Несколько порезов и ушибов нас не остановят, а? — Он смотрит на меня с грубоватой стойкостью человека, который видел гораздо худшее, чем даже то, что произошло здесь сегодня. Он отстраняется, когда Макс, Лиам и Лука начинают выбираться из гостиной, перешагивая через тела и осколки стекла. — Я вызову бригаду чистильщиков, — мрачно говорит Левин, оглядываясь на побоище. — Это чертовски печально. Все они хорошие люди. — Алексей должен заплатить за это. — Я слежу за взглядом Левина, любуясь ужасной сценой. — Он убил моих людей и забрал у меня семью. Этого нельзя терпеть. — Этого не будет, Медведь, — твердо говорит Левин. — Он заплатит в десять раз больше. Но сначала мы должны найти его. — Это будет нелегко. — У Лиама свои способы, а у меня свои. — Левин холодно улыбается, и я вижу намек на человека, которым он был до того, как пришел работать на моего отца, наемника, которого когда-то боялись на четырех континентах. — Я свяжусь с синдикатом. То, что сделал Алексей, невыносимо. И он заплатит за это, я тебе это обещаю. В это я верю без тени сомнения. Я просто надеюсь, что мы сможем завершить это вовремя, чтобы спасти женщину, которую я люблю. 16 КАТЕРИНА К моему облегчению, Алексей не требует, чтобы я осталась на ночь в его постели. Когда он заканчивает со мной, он наклоняется и поднимает мою одежду с пола, швыряя ее в меня, пока выбрасывает использованный презерватив в мусорное ведро, едва взглянув на меня, когда я одеваюсь и отступаю к двери. Это само по себе является еще одним облегчением. Алексей, похоже, не заинтересован в том, чтобы рисковать тем, что я могу от него забеременеть, чего я боялась даже больше, чем того, что он затащил меня в свою постель. Я до сих пор понятия не имею, возможно ли это вообще для меня, но я знаю, что есть одна вещь, которую я не смогла бы вынести, и это вынашивать ребенка, который не был от Виктора. Я не могу представить, что бы сделал Виктор при таком раскладе, чего бы он потребовал, как бы он с этим справился, но я никогда не хочу знать. Странно чувствовать облегчение в постели мужчины, заставляющего тебя спать с ним, но это именно то, что я почувствовала, когда Алексей достал пакет из фольги. Я почти почувствовала благодарность. Это то, на что похож Стокгольмский синдром? Эта мысль мрачно мелькает в моей голове, юмор висельника заставляет уголки моего рта подергиваться, когда я так быстро, как только могу, направляюсь к двери, пока он не передумал и не решил, что ночь еще только началась. Уже почти два часа ночи, и я чувствую себя разбитой как телом, так и разумом. Я сделала все возможное, чтобы отключить свой разум, как только Алексей приказал мне встать на колени, сказав себе просто не существовать столько, сколько потребуется. Это было бы не то, что он забирал, а просто мое тело. Просто оболочку, в которой я обитаю. Это ничего не значит, говорила я себе снова и снова, глядя на стропильный потолок, следуя за узлами и завитушками в дереве, когда Алексей входил в меня. Я старалась не думать о реальности происходящего, о том, что он забирал то, что принадлежало Виктору, оставляя на мне след, который никто из нас никогда не сможет смыть. Я думала, что Виктор был последним мужчиной, который когда-либо будет внутри меня, но это больше не так, и это был не мой выбор. Сколько раз ложиться в постель с мужчиной не было моим выбором? Больше, чем я могу сосчитать, если быть честной сама с собой, между большей частью моего брака с Франко и началом моего брака с Виктором. Последняя ночь, которую я провела с Виктором, запечатлелась в моей голове как единственный настоящий момент, когда я сама решила соблазнить мужчину и переспать с ним. Однако тогда я не могла позволить себе думать об этом. Не с Алексеем внутри меня, делающим все возможное, чтобы стереть все следы Виктора. На протяжении всего фильма он ворчал что-то в этом духе, с каждой проходящей секундой напоминая мне о реальности ситуации, от которой я пыталась убежать. Бери мой член. Я знаю, тебе это нравится. Как только ты его получишь, у тебя появится к нему тяга, а? Веди себя прилично, маленькая королева, и я не отдам тебя своим людям. Тебе бы этого хотелось, не так ли, царица? Итальянская шлюха. Ты хотела бы посмотреть, сколько русских членов ты могла бы принять одновременно. Я игнорировала его, мои глаза были прикованы к потолку, пока он выкрикивал оскорбления, извергая их быстрее по мере приближения к кульминации. Он издал звук, похожий на звериный, когда кончил, мгновенно перекатившись на спину, его мускулистый живот блестел от пота, когда он одной рукой убирал с лица свои белокурые волосы, а другой снимал презерватив. — Я заставлю тебя кончить в следующий раз, царица, — пообещал он с жестокой ухмылкой. — Вот увидишь. — Ни за что на свете, — хотела сказать я, но просто одарила его легкой вымученной улыбкой, чувствуя, как что-то треснуло внутри меня, когда я это сделала. Казалось, это удовлетворило его, потому что он отвернулся от меня, выбросил презерватив в мусорное ведро и, поднявшись со стоном, прошел мимо меня в сторону ванной. Он закончил со мной. — Пожалуйста, поторопись, — мысленно обращаюсь я к Виктору, выходя в коридор, где меня немедленно встречает рослый охранник, который берет меня за локоть и подталкивает к лестнице и вниз, на этаж, где нас держат. Я не знаю, как долго я смогу это выносить. Я буду, столько, сколько потребуется. Если это смягчит Алексея и сделает приятным, помешает ему использовать моих друзей или моих падчериц в качестве боксерских груш, я охотно лягу с ним в постель. Но я чувствую, что каждый раз теряю частичку себя. Я надеюсь, что к тому времени, когда нас спасут, что-нибудь останется. Когда я возвращаюсь, в комнате тихо. Я едва вижу, но когда мои глаза привыкают, мне удается разглядеть импровизированные приспособления для сна, которые другие придумали, пока меня не было. Аника и Елена крепко спят в одной кровати, а София и Ана прижимаются друг к другу в другой, при этом Ана снаружи. Две стопки одеял лежат рядом с кроватью, на одной свернулась калачиком Саша, а другая пуста, предназначена для меня, я полагаю. Саша шевелится, когда я опускаюсь на колени на груду одеял. Я отчаянно хочу принять душ, но у меня такое чувство, что нам не разрешено делать это без специального разрешения, и я не хочу рисковать навлечь на себя гнев Алексея. — Миссис Андреева? — Сонно шепчет она, и я протягиваю руку, похлопывая ее по руке, когда ложусь. — С вами все в порядке? Я испускаю вздох. — Зови меня просто Катериной, пожалуйста? Или Кэт? Особенно после всего этого, я думаю, мы прошли через формальности. Саша колеблется. — Хорошо, — наконец шепчет она в темноте. — Катерина. Ты в порядке? — Нет, — честно отвечаю я. — Но я жива, и мне не больно. Так что, в общем, я настолько в порядке, насколько это возможно, я думаю. — Он не причинил тебе вреда? — Не… — Я тяжело сглатываю. — Не физически, нет. — С Алексеем было на удивление скучно спать, учитывая все обстоятельства, особенно после того, на что Виктор открыл мне глаза. Он не пытался причинить мне боль во время секса или действительно был жестоким каким-либо образом, за что, опять же, я странно благодарна. Странно, что такие вещи, кажется, имеют значение, когда все остальное так ужасно. По-видимому, он получал удовольствие от того, что трахал жену своего бывшего босса, и не более того. — Это хорошо, — шепчет Саша. — Мы не были уверены, где уложить тебя спать, если… — Она колеблется, и я слышу, как она тяжело сглатывает в темноте. — Учитывая беременность Софии и состояние Аны, я подумала, что у них должна быть кровать. Я не возражаю против пола. Но я не была уверена… — Я, вероятно, могла бы лечь спать с девочками, — устало бормочу я. — Но это прекрасно. — По крайней мере, здесь, внизу, я могу вытянуться, что было бы невозможно в одной кровати с девятилетним и семилетним ребенком. — Они быстро заснули? — Почти сразу, — печально говорит Саша. — Дети устойчивы к стрессу. Она говорит это так, что заставляет меня думать, что за этим кроется нечто большее. Я вспоминаю, что она и Виктор говорили о том, что она была в приемной семье, повзрослела из-за этого быстро, до того, как Виктор забрал ее. Я хочу попросить ее рассказать мне больше о себе, чтобы узнать ее лучше. Но я этого не делаю, потому что, лежа там, в темноте, в этом чудовищном доме, мне кажется, что оказаться в таком темном месте, это больше, чем любой из нас может вынести. — Он снова захочет тебя, — мягко говорит Саша. — Такие мужчины, как он, всегда хотят. Я хочу спросить, откуда она это знает. Но я этого не делаю. — Я знаю, — это все, что я говорю, а затем откидываюсь на импровизированную подушку, которая была оставлена для меня, уставившись в потолок. Больше всего на свете я хочу забыть ощущение рук Алексея на мне, его пальцев, скользящих по моему телу, его жалкого члена внутри меня. Я хочу притвориться, что этого никогда не было, но я не могу. Я даже не могу избавиться от его запаха, все еще липнущего ко мне, оставшегося от его потной кожи, скользящей по моей.