— Ну да, старшему брату. Он больной, ДЦП, кретинизм. Ему давно пророчили умереть, но он все живет. Очень мучается. Двадцать девять лет уже. — Почти к-как мне, — оцепенел Илюша, — к-кошмар. — Это наше проклятие, — подтвердила Фаина, — за ним круглосуточно три человека ухаживают. Вой то нарастал, то затихал, то переходил в скрежет, то в щенячий скулеж. Илья передернул плечами. — П-пойдем есть борщ, — сменил он тему, — и н-надень штаны. Фаина с неохотой натянула узкие лосины и, косолапя ногами-сардельками, двинулась на кухню. Налила в расписную тарелку розовый суп, шмякнула ложку сметаны и уселась рядом, наблюдая, как Илюша поглощает еду. — Сама в‐варила? — спросил наконец он. — Фама! — с гордостью ответила Фаина. — Уж-жасно, — резюмировал Илюша, — ты с-стиральный п-порошок туда п-положила? Фаина по-детски надула губы, в голубых щелочках собралась соленая вода. — Я фтаралась, первый раз готовила. Илюшу это тронуло. В молодой жабке была какая-то прелесть. Он положил ладонь ей на руку и улыбнулся. — Ну ладно, м-маленькая… п-потренируешься, науч-чишься… — Я каждый день для тебя буду тренироваться, — засветилась Фаина. Она снова попыталась прильнуть к Илюше, но в прихожей резко хлопнула дверь, и раздался раскатистый мат Фаины Ивановны. Она костерила помощников, судя по шуршанию пакетов, вносивших плоды шопинга в дом. Фаина-младшая заметалась. Мать из коридора сразу ринулась в кухню, словно была осведомлена о незваном госте. Илюша большими глотками допивал горячей кофе, понимая, что сейчас будет с визгом изгнан. — Опаньки, какая встреча! — Фаина Ивановна воплотилась в дверном проеме, расставив ноги и уперев руки в необъятные бока. — Я что, заказывала мозаику в кухне? С каких это пор челядь обедает за моим столом? — Мам, — суетилась дочь, — ну не кипишись. Ну че такого? — Это ты приперла сюда этого бомжа? — орала хозяйка дома. Илюша тем временем встал и, боком просочившись через Фаину Ивановну, направился в холл. — Ма, он не бомж, — прошептала Фаина на ухо матери, — у него куртка «Херно». — Да ладно, — оторопела старшая жаба. Илюша снял с золотой вешалки пуховик и, с трудом попадая в рукава, спотыкаясь о груду пакетов, попытался вырваться из дома. Фаина Ивановна преградила ему путь. — Где шопишься, бомжара? — спросила она ментовским тоном. — Ч-что? — Где одежду покупаешь? — В п-переходе метро. — Илюша тщетно искал на ощупь ручку двери. — А «Херно» откуда? — напирала она. — «Эрно», — поправил Илюша. — Откуда, спрашиваю! — Л-ленка из Италии п-привезла. С п-подиумных показов в‐всегда мне ч-чо-нибудь т-тащит. Сам того не подозревая, Илюша произнес заклинание, которое в одну секунду превратило разъяренную жабу в добрую тетку с широкой душой. — Ну ладно, — щерясь ослепительными имплантами, заключила она, — иди работай… Илья. Вторым эпизодом, вознесшим Илюшу на пьедестал в глазах Фаины Ивановны, стал приезд в Тольятти артиста Саши Баринова, чье лицо мелькало в каждой второй картине российского кинематографа. Саша представлял новую ленту «Прости, друг» и разъезжал с презентациями по всей стране. После выступления в главном кинотеатре Сашу знакомили с местной элитой и предлагали отобедать в кругу значимых для данного города людей. Это являлось обязательной частью программы. В Тольятти спонсором кинопроката было сообщество, которое возглавляла Фаина Ивановна. Поэтому кроме официального банкета Сашу ждал вечер в узком кругу. За три дня до приезда актера все работники коттеджа стояли на ушах. На застекленной террасе готовили место для камерного оркестра, выставляли шоколадные фонтаны, заносили гигантские корзины цветов. Таджики в телогрейках в прямом смысле красили зеленой краской бритую траву из огромных распылителей. На фоне этого ажиотажа чуть поодаль в центре не орошенной еще лужайки крупный мужик катал взад-вперед инвалидное кресло. В нем, укрытый пледом, сидел кто-то мучительно уставший, истерзанный, лишний. Пронзительное его одиночество не могли заглушить ни репетиции музыкантов, ни грохот подъезжающих грузовиков, ни визг разводящей всех и вся Фаины Ивановны. Илюша, не в силах объяснить свой порыв, оторвался от работы и подошел к коляске. Прозрачными глазами сквозь него смотрел искаженный судорогой человек. Светловолосый, беспомощный, отрешенный. Илюша содрогнулся: ему показалось, что инвалид чудовищно похож на него самого. Точнее, на его школьную версию, хрупкую и болезную. Вывернутые худые руки лежали поверх пушистого покрывала и явно не держали даже куска хлеба. Загнутые кверху стопы в огромных ботинках никогда не касались земли. Природа не приспособила парня к жизни, и это ощущение Илюше было знакомо как никому другому. Он снял перчатку, сел на корточки и взял в свою ладонь вялую бледную кисть колясочника. Под пальцами что-то напряглось, инвалид дернул головой и скосил глаза на Илью. — Д-держись, д-дружище, — прошептал Илюша. Парень затрясся, в уголках глаз появились слезы. Мужик, катавший коляску, грустно посмотрел в небо. — Да не понимает он тебя. Федя — растение, овощ. — С-сам ты овощ! — разозлился Илюша. В двух метрах взорвалась пробная петарда. Вечер должен был увенчаться салютом. Инвалид дернулся и закричал. Илюша инстинктивно накрыл его телом. Холодная щека Фаниного брата коснулась горячего Илюшиного виска. Федя прижался к нему как к батарее и застыл. — Ишь ты, не вырывается, — удивился мужик, — замерз, поди. Ладно, пусти, Феде обедать пора. Илюша поднялся и, не оглядываясь, пошел прочь. В горле стоял комок, сердце саднило, ребра сомкнулись и не давали дышать. Он вернулся к панно: нарядный космонавт махал рукой землянам, сзади него развевалось знамя. Часть черно-синего космоса с серебристыми звездами оставалась еще лежать россыпью в коробке. Современное итальянское стекло в отличие от прежнего прибалтийского придавало картине налет диснеевской мультяшности. Илюша вздохнул и начал замешивать очередную порцию раствора. Сзади, шурша гравием, подкралась тяжелая Фаина Ивановна. — Знаешь, сколько лет я смотрела на эту картину? — загадочно спросила она. — С-сколько? — Всю свою молодость. Вплоть до окончания училища. — А п-потом? — А потом вышла замуж за учителя химии. Стала жить в доме его родителей. Там уже Даная висела в нашей комнате. — Д-достойная зам-мена, — сказал Илюша. — Вот встретим столичную звезду, а потом я займусь тобой. — В с-смысле? — Покувыркаемся, — хитро пообещала Фаина Ивановна. — В-вы меня п-переоцениваете, — испугался Илюша, — я п-плохо кувыр-ркаюсь. * * * Кортеж из шести машин привез желанных гостей. Из первого «гелендвагена» вышли худой мужчина — глава семейства Евгений Алексеевич — и Саша Баринов с красивой жеваной рожей и в мятом смокинге. Ковровая дорожка длиной в шестнадцать метров вела к веранде, где играл оркестр и угощались люди в вечерних нарядах. По ней, с крыльца, навстречу актеру спустилась Фаина Ивановна в многослойном шелке с голыми плечами и разведенными в стороны руками, излучая гостеприимство. — Восхищаюсь вашим талантом, — пробасила она, — счастлива видеть на нашей земле! Баринов слегка поклонился и рыгнул. Казалось, он еще не отошел от предыдущего банкета. — Сразу в дом или подышите? — спросила хозяйка. — А давайте подышим, — обрадовался Саша. — Женя, что стоишь, остолоп, — обратилась она к мужу, — проводи звезду по нашему саду, покажи бассейн, сауну. Вы ведь не против сауны с можжевельником после ужина? — Эммм… — Саша не нашелся что сказать. Он вытянул из кармана пачку сигарет и закурил. Хозяин, пытаясь услужить, повел Сашу с его свитой по вымощенным мрамором тропинкам и с дотошностью экскурсовода разъяснял, откуда привезен камень для скамеек и скульптур, где заказывались фонари и остроконечные туи. Саша покорно кивал, пытаясь понять, зачем ему эта информация. — А вот и наша гордость, — воскликнул Евгений Алексеевич, — мозаика времен СССР! Это моя жена — Фанечка — заказала копию панно, созданного известным советским художником… — Аааааа! — заорал Саня, перебив хозяина и заставив вздрогнуть всю свиту. — Твою маааать! Кого я вижу???? Илюша, завершавший к вечеру работу, резко обернулся и издал такой же тарзаний вопль: — Аааааа! Саня кинулся на Илью, заграбастал в объятия и начал радостно мутузить его из стороны в сторону. Евгений Алексеевич с Фаиной Ивановной, затянутая в бархат Фаина-дочь и нарядная свита недоуменно смотрели на двух сцепившихся мужиков, обалдевших от счастья. — Это Илюха, друг! — крикнул в толпу Саня. — Мой дублер в фильме «Десант века». Это он вместо меня с парашютом прыгал и трюки делал! Все бешено зааплодировали, обе жабки, старшая и младшая, покрылись возбужденным румянцем. — Вот какие люди у нас работают! — похвасталась Фаина Ивановна. — А теперь все к столу, Саша, Илюша, герои нашего вечера! Баринов вырубился после первых пятнадцати минут. Его отнесли в комнату на диван, и Илюша автоматически превратился в короля бала. В потертых джинсах и растянутом свитере он выглядел водителем самосвала среди богемы в смокингах и платьях в пол. Тем не менее хозяева с дочерью не отходили от него ни на шаг.