Порой ему казалось, что он совершенно не знает Майкла Мэлоуна – героя его собственных воспоминаний. Словно он разделился надвое – или оставил себя прежнего в своем старом районе, на улице, где они жили. Той самой, на которой Айрин прожила всю свою жизнь. – Мы поженились, а через три дня я уехал во Францию и пробыл там больше двух лет. Когда я вернулся домой в начале 1919-го, Мэри было уже почти полтора года, – продолжал он. Было что-то нереальное в том, как он впервые встретился с собственной дочерью, в том, какой хорошенькой малышкой она была. Глаза у нее были голубые, как у Айрин, но светлые материнские волосы Мэри не унаследовала. Мэри была темноволосой – прямо как он. – Вы потеряли не одну только Мэри. На кладбище, когда вы хоронили Айрин, было еще одно маленькое надгробие, – произнесла Дани, словно оправдываясь. Словно признавалась в том, в чем совсем не хотела признаться. – Я не хотел об этом рассказывать, – пробормотал он. – Я знаю. Он не хотел об этом рассказывать, но в его жизни все было связано. В его жизни не было бы Аль Капоне, не будь у него армии, Айрин, и Мэри, и Джеймса… и Дани. Пожалуй, проще всего выложить все начистоту. Три смерти и рождение того человека, которым он теперь был. – Айрин снова забеременела где-то через год после того, как я вернулся из Франции. До самого конца все было в полном порядке. Не знаю, что там пошло не так, но ребенок, мальчик, родился мертвым. Когда Мэри через полтора года после этого умерла от воспаления легких, Айрин как будто сломалась. Она всегда была довольно чувствительной, но это ее разбило. И она так и не пришла в себя. Она говорила, что рядом со мной ей только хуже. Что из-за меня она нервничает и расстраивается. Мы так и не развелись… но последние пятнадцать лет жили врозь. – Как хорошо он ей все рассказал. Так кратко. Безо всяких эмоций. Он ощутил гордость. Ему даже удалось ни разу не отвести от нее взгляд. Но, конечно, у нее возникли вопросы. – Как она умерла? – Она пристрастилась к лаудануму. Думаю, он ее и добил. Или она его с чем-то смешала. Мы не знаем, нарочно ли она это сделала. Она лежала в постели. Молли говорит, что выглядело все так, словно она умерла во сне. – Мне жаль. – Я ничего не почувствовал. И до сих пор ничего не чувствую. – Он сунул руки в карманы и спокойно взглянул на нее. Он не заслуживал сострадания и совсем не желал его. – Когда озеро замерзает, оно не промерзает до самого дна, – сказала Дани. – Что? – Замерзает поверхность воды. Лед может быть очень толстым… но под ним всегда есть незамерзшая вода. Вы что-то чувствуете. Просто это где-то внутри, под слоем льда, – мягко сказала она. – Может быть. – Он пожал плечами. – Как все это связано с Аль Капоне? – спросила она, возвращая его к первоначальной истории. – Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется вспомнить о вас. – Обо мне? – ахнула она. – О вас. И о вашем отце. Она не спускала с него потрясенных глаз. – Ваш отец ходил по тропкам, которые уже были исхожены до него. В те годы все только начиналось, нужно было поделить территорию. Пролезть в двери. Заграбастать поставки. Подмаслить полицейских и судей, заплатить всем, кому следовало, чтобы потом спокойно делать свои дела. Не знаю, состоял ли ваш отец в банде О’Бэниона. Может, и состоял, с такой-то фамилией. Но Джонни Торрио – он был боссом до Аль Капоне – отправил всем ясное послание. – Мой отец и был этим посланием. – Да. И полицейские все правильно истолковали. Убийство, самоубийство, дело закрыто. Позже я снова и снова сталкивался с такими делами. Но остались вы – маленькая разноглазая девчушка, которой нужно было правосудие. И я понимал, что никакого правосудия вы не добьетесь. Его не получите ни вы, ни ваша мать, ни отец, каким бы негодяем он на самом деле ни был. – И что вы сделали? – шепотом спросила она. – Я слышал о работе, которую вели парни из министерства финансов. Их еще называли «Неприкасаемыми». Я подумал, что, может, тоже на что-то сгожусь. Мне не хотелось становиться очередным плохим парнем, а всюду вокруг были одни сплошные плохие парни, и никто даже не думал их остановить. А мне… больше нечем… было заняться. – Потому что у вас больше не было семьи, – грустно проговорила она. Он коротко кивнул: – Да. Так что я подался к ним. – Это было так просто? – Нет. – Он рассмеялся, но лицо его осталось серьезным. – Это было совсем не так просто. Но я не стану пересказывать вам все подробности. Давайте сразу перейдем к Аль Капоне. Дело было в двадцать девятом. – Хорошо. – Нашей группе понадобился информатор. – Похожий на итальянца и хорошо имитировавший акценты? – Да. Они решили, что я со временем войду в ближний круг Капоне. Я притворился бандитом из Филадельфии. Меня якобы звали Майклом Лепито, и я как раз был вынужден залечь на дно в чикагской гостинице «Лексингтон», пока мои юристы выбивали для меня сделку с судом, чтобы я мог вернуться домой. – Где вы добыли костюмы? – спросила Дани. Конечно, ей это важно знать. – Мне их дали. Я должен был выглядеть соответствующе, а крупные бандиты не ходят в дешевых костюмах. В дешевых костюмах ходят полицейские. У Капоне не должно было быть никаких сомнений. – И он купился? – Думаю, да. Хотя, когда он понял, что я не макаронник – это его слово, не мое, – то не мог в это поверить. – А он это понял? – Когда было уже слишком поздно. Я полтора года был под прикрытием. Он узнал обо мне на суде. Увидел, как я вышел из лифта вместе с прокурором. – Он полтора года поддерживал свой образ. Слушал, играл роль и ни разу себя не выдал. Но потом попался на такой мелочи прямо в здании суда. – Наверное, вы тогда испугались. – Да, после этого я уехал из города. Но Капоне теперь в Алькатрасе. Его организация была разрушена до самого основания. И до этих самых пор… никто так и не выследил Майкла Лепито. – Или Майкла Мэлоуна? – Только вы одна, Дани. Только вы. – Это была замечательная история, – медленно произнесла она, явно обдумывая все услышанное, снова и снова возвращаясь к тому, что он рассказал. – И очень долгая. – Он взглянул на стенные часы. Дани приподняла покрывало и снова заглянула под кровать. Чарли вышел оттуда с таким видом, словно только того и ждал. Он уселся прямо посреди комнаты и принялся умываться. Дани с победным видом подхватила его, а Мэлоун только покачал головой. – Какая же он зараза, – проворчал он, вставая со стула. – Если бы он не был таким, я бы его так не любила. – А я бы, напротив, ценил его куда больше. Она хихикнула, не выпуская Чарли из рук, и вышла из комнаты. – Спокойной ночи, Майкл, – сказала она. Он вздохнул, чувствуя себя так, словно только что пережил самый доскональный и полный досмотр. – Спокойной ночи, Дани. 11 К концу марта потеплело настолько, что, когда Мэлоун и Дани, тянувшие за собой тележку, шли в морг утром в четверг, в воздухе уже явственно пахло весной. Заметив это, Майкл подставил лицо под лучи теплого солнца и расстегнул пальто. За зиму между ними установилось полное взаимопонимание, которое Дани очень ценила. Майкл вел себя с демонстративной сдержанностью и даже шутил с бесстрастным выражением на лице, но при этом был с ней мягок и обходителен. И даже добр, хотя она чувствовала, что он самого себя считает суровым парнем. Казалось, он очень следит за тем, чтобы держаться на расстоянии, ни при каких обстоятельствах не проявлять физического влечения, – и все же она видела, что он искренне ею интересуется. Она, со своей стороны, тоже старалась держать руки при себе и контролировать свой талант, но всегда с нетерпением ждала тех двух дней в неделю, когда он целое утро проводил с ней одной – точнее, с ней и с ее мертвецами. Мертвецы ее здорово отвлекали. В то утро их единственным «клиентом» оказалась совершенно голая женщина, завернутая в пестрое лоскутное покрывало. На бирке, свисавшей с большого пальца ноги, был записан адрес, по которому ее обнаружили. Если бы она была жертвой убийства, то не оказалась бы в морге для бедняков. Она была достаточно молодой и худенькой, с сильно спутанными, но ровно остриженными волосами до плеч – значит, ей было не наплевать на то, как она выглядела. Дани выбрала ей одежду, провела щеткой по тусклым прядям волос. Лишь после этого они развернули покрывало, укутывавшее ее серое тело. – Что с ней случилось? – проворчал он. Подсказок не имелось: труп обнаружили без одежды, повреждений на теле тоже не было видно. – Не знаю, Майкл. Я не коронер, – напомнила Дани. – Что рассказывает покрывало? – не колеблясь, спросил он. Он успел привыкнуть к ее таланту. Покрывало казалось оборванным, но не грязным, и Дани сжала в руках его складки, выжидая, пока ее разум опустеет, а глаза начнут видеть. – Если это ее покрывало… то ее зовут Нетти. Покрывало было у нее с самого детства. – Она помолчала, следя за мелькавшими перед ней образами. Слезы, крики, тайные убежища, объятия, любовь. Отчуждение. Женщина забрала покрывало с собой из одного времени, из одной жизни в другую, а до того пестрые лоскутки, которые аккуратно сшила между собой веснушчатая рука, успели вобрать в себя сотни разных историй.