– Место, где я раньше жил? – Да прекратите же! – Прекратить? Что именно? – Прекратите повторять все, что я говорю. – Я пытаюсь понять. Вас не удивило, что я знаком с Элиотом Нессом, потому что вы «видели место, где я раньше жил»? – Он так сильно нахмурился, что ей на мгновение показалось, что его карие глаза оделись в меховые шапки-ушанки. От этой мысли она чуть улыбнулась. – Вы надо мной смеетесь? – Нет. Я видела… эм-м… связь между вами, когда коснулась бумаг в вашей комнате. Это было вскоре после того, как вы у нас поселились. Чарли оказался взаперти в вашей комнате. Вас не было дома, и он царапался и мяукал. Я его выпустила и оглядела комнату, проверила, не уронил ли он чего. Я не знала, сколько времени он там пробыл. – Значит, дверь была заперта? – Да. Но у меня есть ключ. – И вы можете воспользоваться этим ключом, когда вам заблагорассудится? – резко спросил он. Она вздохнула: – Майкл, вы снимаете комнату в моем доме. Я зашла к вам, потому что у меня был повод. Ваши бумаги лежали на полу. Я их переложила на стол. Вероятно, их вам дал мистер Несс. Поймите, бумага мало чем отличается от ткани. – И она взмахнула рукой – так, словно это было очевидно. – Я не знал. – В его голосе слышалось возмущение. – Бумага очень хорошо впитывает. Вероятно, мистер Несс просмотрел те документы, а потом отдал их вам. Думаю, он держал их в руках и изучал как раз перед поездкой к вам, в Чикаго. Еще я видела его жену… Эдну. У них не все гладко? Он потер шею так, словно от ее слов у него побежали мурашки по коже. – Простите, я вас испугала. – Она снова надела очки. – Вообще-то мне они не нужны, – пробормотала она. – Зрение у меня прекрасное. Но они хоть немного скрывают мои глаза. Иначе люди смущаются. – Да. Смущаются. Она поморщилась, и он выругался. – Простите. Простите, Дани. Я правда стараюсь. – Да. Я знаю. Но лучше я буду в очках, пока мы с вами беседуем. Не хочу вас смущать. – Я другое имел в виду. Дело не в цвете ваших глаз. – Он снова снял с нее очки и взглянул на нее. – А в том, что между нами нет никакого притворства. – Но что в этом плохого? – медленно проговорила она. – Мне это не нравится. – То есть вам нужно притворство? – потрясенно вскрикнула она. Сама она точно не нуждалась в притворстве. – Хоть малая толика! Ведь я перед вами совершенно беспомощен. Мне словно снится сон, где все вокруг одеты, а я абсолютно голый и только мой разум еще при мне. – Хорошо, что хоть разум еще при вас, – заметила она и прикусила губу, подавив желание засмеяться. Мэлоуну явно было не до смеха. – О чем это вы? – спросил он. – Мне никогда не снится, что я абсолютно голая, – призналась она. – Правда? А я думал, это обычное дело. – Нет. В моих кошмарах меня окружает одежда. Горы, кипы одежды, которые со мной разговаривают. Не смолкают ни на мгновение. Не дают мне покоя. Но когда я сама пытаюсь что-то сказать, меня никто не слышит. Он вздохнул, но уже без раздражения, и она решилась на еще одно откровение: – Но, Майкл, вы умеете слушать. Вы замечательный слушатель. Это мне в вас нравится больше всего. И еще вы мне верите, хотя вам это непросто. – Да, пожалуй. Вера дается мне легко, – пробурчал он. Она не стала спрашивать, что дается ему сложнее, чем вера. Она побоялась, что его ответ ее ранит. Они немного помолчали. Она собралась с духом и наконец решилась: – Думаю, я могу вам помочь. С этим делом. Он ждал, разглядывая свои ноги, словно вообще ее не услышал. – Я уверена, что вы уже думали об этом, – продолжала она. – Почему вы так решили? – Но вы ведь за этим приехали в Кливленд? Вы пытаетесь отыскать Мясника, а у меня есть талант. Уверена, вы уже думали обратиться ко мне за помощью. – Я не стану говорить о своей работе. – Но… – Мне не нужна ваша помощь. – Не нужна? Или вы не хотите, чтобы я вам помогала? – Ваша помощь мне не нужна, и я этого не хочу, – раздраженно ответил он. – И мы не будем это обсуждать. Дани страшно хотелось его ударить. Он не имеет права сбрасывать ее со счетов. И они это обсудят. Здесь и сейчас. – Я вас смущаю, – сказала она. – Да. Смущаете, – пробормотал он. Она постаралась не морщиться от боли, услышав его слова. – Вы меня здорово смущаете. – И поэтому вы не хотите, чтобы я вам помогала? Он не ответил, лишь опустил ладони и посмотрел на нее своим грустным взглядом. – Я странная, – твердо произнесла она. – Я это знаю. Вам рядом со мной неловко. Но… вы и сами довольно странный. – Я? – В его голосе прозвучало искреннее удивление. А потом он расхохотался, так что ноги у нее онемели, а сердце запрыгало в груди. Но она решила во что бы то ни стало договорить до конца. – Да. Вы. Вы очень странный. Но я не виню вас в этом. – Она с вызовом задрала подбородок, скрестила руки на груди, ожидая, что он начнет возражать. Но он вновь рассмеялся, и его мягкие губы раскрылись, обнажив ровный ряд белых зубов. Он смотрел на нее сверху вниз, словно ожидая, что она ему все объяснит, но она молчала. Ее обвинения так и висели в воздухе между ними. Улыбка сошла с его губ, но глаза его все еще искрились, и, когда он снова заговорил, его слова прозвучали едва ли не с нежностью. – У вас нет времени мне помогать. Дел у вас и без меня столько, что ни одной женщине не управиться. Она уронила руки на колени и мгновенно простила его за все. За его отказ, за внезапное исчезновение, за то, что не хотел быть с ней так же сильно, как того хотела она. – Это не займет много времени. Если вы сможете добыть для меня часть вещей, которые описаны в вашем блокноте, вещей, которые были найдены на месте преступления, то я, возможно, смогу назвать вам имена жертв. – Вы видели мои списки, – произнес он безразличным тоном. – Да. – И это не был невинный обмен информацией. Вы вполне могли запретить себе это делать. – Да. Могла. Но вам не следует забывать, что я боялась за вас. Боялась, что вы попали в беду. – И что бы вы сделали, если бы я правда попал в беду? – Он помотал головой, словно показывая, что она совершенно безнадежна. – Я бы стала искать вас, разве не ясно? Я бы все для вас сделала. Он потрясенно смотрел на нее в полном молчании, двигался только кадык у него на шее. Она почувствовала, что вот-вот расплачется – уже в который раз за последние несколько дней. Она отвернулась и постаралась успокоиться, плотнее притянула колени к груди, обхватила их руками. Мэлоун сидел, широко расставив ноги, прочно упираясь башмаками в ступеньки, уложив руки на колени и сплетя пальцы в замок. Они снова молчали, и хотя так и не придвинулись друг к другу, воздух вокруг них словно стал чуть теплее. – Самое печальное, – прошептала она, возвращаясь к разговору о жертвах убийцы, – самое печальное, куда печальнее даже, чем смерть, – то, что их имена никому не известны. Вы знаете, что я могла бы с этим помочь. Даже если я не смогу вам помочь отыскать Мясника, я могу вернуть имена его жертвам. Это важно. Важно… для меня. – Я не хочу, чтобы вы этого касались. Это не то же самое, что писать записочки мертвецам. Вы не представляете, о чем просите. Возможно, вы увидите то, что будет преследовать вас до конца жизни. Что ранит вас на всю жизнь. Вы этого хотите? Она испытующе взглянула на него, склонив голову набок, словно изучала его сдержанное лицо. – Мне будет гораздо больнее, если я буду знать, что могла хоть что-то сделать, но не сделала ничего. Вы отдали работе всю свою жизнь. Я уверена, вы меня понимаете. Я ведь прошу позволить мне сделать лишь небольшую часть дела. – Это вовсе не небольшая часть, – пробормотал он, но в его тоне ей послышалась уступка. Она немедленно ухватилась за это: – Я постараюсь больше не касаться ваших вещей. На самом деле, я уже очень стараюсь. Он недоверчиво хмыкнул.