– Нет. Он сам проснется, когда придет время. Вряд ли ему удобно спать на полу, так что, думаю, это скоро случится. Иди, а я здесь закончу и погашу свет. Ленка послала ей воздушный поцелуй и заковыляла по коридору к своей комнате. Дани продолжала работать, не сводя глаз с широкого кружевного воротника, который пришивала к лифу готового платья. Она внимательно вслушивалась в дыхание Мэлоуна. За ужином Мэлоун вел себя раскованно. Всю его былую сдержанность как рукой сняло – словно и ему тяжело давалось возникшее между ними напряжение и он был рад с ней помириться. Но она боялась, что, если сейчас уйдет к себе в спальню, он не разбудит ее и отправится обследовать квартиру над клиникой доктора Петерки в одиночку. Закончив с воротником, она отложила работу. Он не шевельнулся, так и не убрал рук из-за головы. Руки наверняка затекут, к тому же в комнате холодало, да и спать на твердом полу вряд ли было удобно. Он тихо всхрапнул, словно подтверждая, что спит очень крепко. Она выключила две лампы, стоявшие подле нее, но оставила свет на маленьком столике. Взяла с дивана подушку, проверила, нет ли в ней булавок и игл – такая опасность всегда существует, когда в доме живут три портнихи, – и нагнулась к Мэлоуну, не зная, сумеет ли подсунуть подушку ему под голову. Тогда ему будет гораздо удобнее. Правой рукой она приподняла ему голову, а левой подсунула под нее подушку. Его руки, освободившись от веса головы, упали по сторонам тела, и Дани решила, что теперь он точно проснется. Но он не проснулся. Она принесла из своей комнаты покрывало и легла рядом с ним, не слишком близко, но и не слишком далеко – так, чтобы и ей тоже досталась часть покрывала. Теперь, когда он проснется, она это заметит, и он не сумеет уйти без нее. Он перекатился на бок, в сторону от нее, и потянул за собой покрывало. Она придвинулась ближе, чтобы не мерзнуть. Он снова повернулся, на этот раз к ней лицом, и опять забрал себе большую часть покрывала. Глаза его были закрыты, он мерно дышал, иначе она решила бы, что он притворяется. Правда, Мэлоун вряд ли способен на подобные глупости. Она придвинула подушку ближе к нему и попыталась высвободить покрывало, чтобы укрыться до шеи. Он был совсем рядом – она легко могла бы пересчитать его ресницы. Его дыхание щекотало ей губы. Она лежала рядом с ним совсем неподвижно, совершенно растерянная, и не знала, что делать, не понимала даже, можно ли ей наслаждаться тем, как он близко. Нужно просто его разбудить. Ей не следует спать на полу. И ему тоже не следует спать на полу. Она накрыла его щеку своей ладонью, не желая его испугать… и не слишком желая его разбудить. Его кожа оказалась теплее, гораздо теплее, чем у нее. Ее кожа всегда оставалась прохладной. Он начисто брил лицо, но щека все равно казалась шероховатой на ощупь. Пальцам хотелось исследовать дальше. Уши у него были маленькими, а мочки неожиданно мягкими, особенно по сравнению с жесткими, коротко остриженными волосками у него на висках и на затылке. Он, как и большинство мужчин, отпускал волосы на макушке длиннее, чем по бокам, но гладко зачесывал их назад со лба. От линии роста волос вниз, к глубокой впадине между бровями, змеилась тонкая венка. Она обвела пальцем углубление между бровей, которое не разглаживал даже сон, но постаралась не слишком прижимать палец к коже. Иначе он точно проснется. Ресницы у него были темными, короткими, но такими густыми, как щетинки на обувной щетке. Она пристально рассмотрела их, но не стала касаться. Она повела палец к кончику его носа. Нос был небольшой, лишь переносица чуть расширялась, перед тем как ринуться вниз, по ничем более не примечательному уклону. Рот был широким, на подбородке гнездилась ямочка, почти неотличимая от той, что темнела между бровями. Еще одна, поменьше, делила надвое нижнюю губу, и от этого казалось, что бог пометил его лицо, проведя по нему своим пальцем, сверху вниз, ровно по центру. Его лицо состояло из вершин и долин, вертикалей и горизонталей – утесы щек, бровей и скул, острие носа, складки по сторонам неулыбчивого рта. Морщины со временем станут еще заметнее, но теперь его кожа была туго натянута поверх крепких костей и плотных мышц. Ни цветом, ни фактурой его кожа не походила ни на ее собственную кожу, ни на тончайшую, словно бумажную кожу ее старых тетушек. Она восхищалась им, жаждала провести пальцами по всем его изломам, по всем изгибам, резким и мягким, теплым и закаленным ветрами. Она мало общалась с мужчинами, и ей не с кем было его сравнить – в этом Майкл был прав, – но прежде, до встречи с ним, ей этого совсем не хотелось. Она куда лучше была знакома с мертвыми, а не с живыми мужчинами. Интересно, что сам Майкл обо мне думает? Он целовал ее так, словно она ему нравилась. Так, словно она ему очень нравилась. Но сказал ей, что еще слишком рано. Она не была уверена в том, что он сказал ей всю правду, – он говорил, что они с Айрин прожили врозь пятнадцать лет, – но понимала, что не имеет права его расспрашивать. Сколько раз за эту неделю она повторяла себе эти его слова? Еще слишком рано. Слишком рано. Слишком рано. Ей точно не казалось, что еще слишком рано. Она в своих чувствах не сомневалась. Ни на секунду. Она отчаянно хотела снова его поцеловать. Она лежала с ним рядом, его губы теперь были всего в паре сантиметров от ее губ. Ленка права. У него красивые губы. Она медленно придвинулась ближе, еще ближе, еще, пока ее рот не оказался прямо против его рта. От него пахло лакричным чаем, который он так любил. После ужина, пока они слушали «Лунный свет» Дебюсси, он съел имбирное печенье, которое испекла Маргарет, и выпил целую чашку чаю. Она чуть выдвинула губы вперед, коснулась его губ и отстранилась взглянуть на его глаза. Они были закрыты, и он по-прежнему мерно дышал. Веки не двигались. Она придвинулась снова, решив на этот раз забыть про страх и сполна насладиться поцелуем. Она нежно обхватила губами изгиб его верхней губы, потом передвинулась, пробуя на вкус более пухлую нижнюю. Она пролежала так достаточно долго, смакуя свои ощущения, но не прижималась сильнее и не сжимала губы. Когда же она снова отстранилась, ужасно гордясь собой и наслаждением, которое сумела себе доставить, то увидела, что на нее смотрит пара сонных, задумчивых, слегка растерянных глаз. Она не стала сразу же бормотать объяснения и извиняться. Что тут можно было сказать? Она поцеловала его, пока он спал. Она знала, что поступила неправильно. Но теперь она просто уставилась на него, ожидая ответа. В комнате царил полумрак, но темно не было. Мэлоун не спал, но и не бодрствовал. Он вытянул руку и обхватил ладонью ее затылок. А потом притянул ее обратно к себе. Она проглотила изумленный возглас, а его рука чуть сильнее сжала ей волосы. Он больше не был спящим незнакомцем в волшебной сказке, теперь он стал жадным соучастником происходившего между ними. Он целовал ее охотно, яростно и неистово, придерживая рукой ее голову ровно так, как ему хотелось. Он поднял кверху ее подбородок и щипал, и кусал, и высасывал сок, словно видел во сне жаркие пляжи, словно ее рот был сочным тропическим фруктом. Одежда стала ей слишком узка, а кожа словно горела, и она не смогла бы открыть глаза, не смогла бы оторваться от его губ, даже если бы в комнате случился пожар. Она толком не знала – может, пожар уже начался. Языки пламени лизали низ ее живота, пробегали по сводам стоп, заставляли ее сгибать пальцы и сжимать кулаки. Было поздно, в доме царили тьма и покой, и в темноте всякое действие казалось менее сложным, чем при дневном свете. Они не сказали ни слова. Они лишь целовали друг друга, молча касались друг друга губами, но потом его ладонь двинулась в путь, обхватила ей бедра, обвела по изгибу спины, а большой палец снизу коснулся груди. Дани вцепилась в его одежду, желая высвободиться из пламени, и в это мгновение Мэлоун перекатился по полу, вскочил на ноги и сбежал вниз по лестнице, не сказав ей ни слова. Она лежала, задыхаясь, потрясенно глядя во тьму. Услышала, как он ходит внизу, как скрипнула дверь ванной комнаты, как побежала по трубам вода, как задвигался вокруг него весь их дом. Она дождалась, пока сердце ее утихло и пламя угасло. Если он ее не возьмет с собой, то она ничего не сумеет с этим поделать. Она поднялась с пола гостиной и отправилась в свою постель. Она слышала, как Мэлоун шагает по комнате прямо под ней. Чарли вспрыгнул к ней на кровать и улегся в ногах, возвращая ее к реальности. Она закрыла глаза и заставила себя погрузиться в сон. * * * Она была уверена, что он снова станет ее избегать, и полночи грызла себя за столь необдуманный поступок. Она жаждала его поцелуев, но еще больше жаждала общения с ним. Если он снова решит держаться на расстоянии, она этого не вынесет. Но утром, после завтрака, он собрался с ней в морг, как и обещал. Он избегал встречаться с ней взглядом, но в остальном был так же обходителен и немногословен, как и всегда. – Помните женщину в покрывале, которое сшила ей бабушка? – спросила она, пока они шли, чтобы заговорить о чем-то, не связанном ни с тайно сорванными с чужих губ поцелуями, ни с сожалением. – Нетти? – ответил он. – Да, Нетти. – Ее обрадовало, что он запомнил имя той женщины. – Разве я мог ее забыть? – С ней… произошла странная вещь. Он наконец взглянул ей прямо в глаза. Щеки у нее заалели под его настойчивым, требовавшим продолжения взглядом, но она сумела собраться и спокойно проговорила: – Когда могильщики пришли за ней, тела в морге не было. Он нахмурился, не сводя с нее глаз: – Нетти… Обнаженная женщина, завернутая в покрывало… которая умерла неизвестно от чего? – Да. – Это было две недели назад. – Да. Мы подготовили ее утром в четверг. Могильщики пришли вечером в субботу. – И ее там не было? – Он остановился посреди тротуара. – Так мне сказали. Они видели мои записи. Записи совпадали с заданием, которое они получили. Но в морге никого не было. Они решили, что это ошибка, но мистер Раус на всякий случай мне позвонил. Я пошла в морг, но Нетти, конечно же, нигде не было. Ее покрывало тоже пропало. Если бы вы тогда не ходили в морг вместе со мной, я бы решила, что схожу с ума. – Может, за ней в конце концов пришел кто-то из родственников? – Как? Когда? Не знаю точно, как это работает. Я этим никогда не занималась. Но я уверена, что в городском морге есть какая-то процедура идентификации мертвецов. Тела поступают к нам, в морг для неопознанных бедняков, только после этой процедуры. – Это и правда странно. Удивительно, что вы только сейчас мне об этом сказали. – В его тоне послышались недовольные нотки. Он снова зашагал вперед. Она поспешила за ним и споткнулась, то ли от спешки, то ли от обиды. Он обхватил рукой ее руку, удержав ее от падения, и сразу же отпустил. – Вас не было в городе, Майкл. А когда вы вернулись… я отвлеклась. – Она снова споткнулась, вспомнив, почему тогда отвлеклась, и он снова схватил ее за локоть. – Если будете спотыкаться, я усажу вас в тележку. – Я вполне способна идти сама. Просто вы… выводите меня из равновесия. – Ах вот как, – пробурчал он и сунул руки в карманы. Она помолчала, хотя внутри нее бурлил гнев, и задала ему второй свой вопрос только после того, как открыла дверь морга. Этот вопрос не давал ей покоя с тех пор, как пропала Нетти. Она понимала, что вопрос прозвучит глупо, но уже привыкла к тому, что Мэлоун считает ее наивной. Все равно лучше спросить. – Здесь такое случилось впервые, – начала она, входя в темное помещение. – Я имею в виду пропажу тела. Но я подумала вот о чем. Мясник сам убивает людей? Или ставит свои опыты на уже мертвых людях? – Вы решили, что он режет на части трупы людей, которые умерли не по его вине? – недоверчиво переспросил Мэлоун, заходя в морг следом за ней. Она щелкнула выключателем и выждала, пока глаза привыкли к яркому свету ламп. – Этот вариант исключен? Он кивнул: – Исключен. Хотел бы я, чтобы было по-вашему, хоть это все равно жутко. Но он сам убивает людей. – Откуда вы знаете? – с любопытством в голосе спросила она. – В жертвах Мясника не остается ни капли крови. Она уставилась на него, ничего не понимая. – Если бы они уже были мертвы, когда он их разделывает, то у них в венах оставалась бы кровь, – пояснил он. – Когда кровь не циркулирует, она сворачивается. Жертвы Мясника погибают от обезглавливания. Он режет головы живым людям, у которых еще бьются сердца. В телах, которые он выбрасывает, крови вообще нет. Дани почувствовала, что у нее кружится голова, и постаралась удержаться на ногах. – Но ведь в забальзамированном теле тоже нет ни капли крови, – не сдавалась она. – Вместо крови в нем бальзамирующий состав. Коронер быстро заметил бы разницу между потерей крови от обезглавливания и отсутствием крови при бальзамировании. И не забывайте, что во многих случаях есть еще следы крови. Если бы Мясник просто кромсал забальзамированные тела, крови бы не было. – Зато были бы сообщения о пропаже тел из лабораторий и моргов, – сдалась она. – Это бы не прошло незамеченным. – Она взяла свой блокнот и просмотрела оставленные на день заказы. Тел было восемь. Восемь неизвестных, которых следовало отмыть и одеть. Восемь жизней, которые ей нужно было запомнить.