– Она хорошенькая? Судя по голосу, она красотка. – Элиот улыбался, Мэлоун знал это, даже не глядя на него. Но отвечать ему он не собирался. Да, Дани хорошенькая. Да, она красотка. Настоящая красавица, пусть и не эталонная. Но он не мог ответить на этот вопрос, не выдав себя. Не показав, как она важна для него. Да, Мэлоун любил Элиота Несса. Да, вопрос Несса звучал совершенно невинно. Но Мэлоун просто не мог рассказать ему о том, как выглядит Дани. Не мог… свести ее всю… к этому. Он взглянул на Элиота. – Нет. Не красотка, – отрывисто произнес он. Но его слова прозвучали искренне. Ложь принесла Мэлоуну мгновенное успокоение, он словно сумел оградить Дани. Несс покраснел. Эта мальчишеская способность краснеть от стыда казалась Мэлоуну невероятно трогательной. Но в следующий же миг улыбка исчезла с лица Несса, а брови поползли вверх, словно растягивая лицо. – Ну что ж. Теперь мне даже жаль бедную женщину. Ты мастер рубить правду-матку, Мэлоун. Мэлоун хмыкнул. Элиот завел мотор – его обеденный перерыв подошел к концу. И в это мгновение ожила и захрипела колонка над лобовым стеклом. – Вызываю директора Несса, – настойчиво произнес мужской голос. Элиот потянулся за телефонной трубкой, щелкнул переключателем. – Несс слушает, – ответил он чуть громче, чем следовало, словно радовался возможности наконец-то воспользоваться своим изобретением. – Поступил звонок от разводчика моста в конце Супериор-авеню, в Кливленд-Флэте. На берегу реки, недалеко от коллектора для ливневых вод, обнаружена сильно изувеченная человеческая нога. Сержант Хоган и начальник полиции Матовиц уже уведомлены. Поисковые команды в пути. На месте уже работают представители Бюро научных расследований. – Сучий потрох, – шепотом выругался Мэлоун. – Я близко, – пролаял в трубку Элиот. – В пяти минутах от места. Повесив трубку, он с визгом вырулил со стоянки и помчался на север, мрачно глядя вперед, вцепившись обеими руками в руль. – Девять месяцев. Он выжидал девять месяцев. Я-то надеялся, что он с этим покончил, – произнес Мэлоун. – Да. Я тоже надеялся. Но в январе, примерно тогда же, когда ты приехал в город, мы увидели женскую одежду, аккуратно завернутую в газету… примерно как Фло Полилло, которую разложили в корзины. Но частей тела нигде не было. Только чертова одежда. Мы затаили дыхание. Спорим на что угодно, нога там женская. – Что?! И когда же ты собирался сказать мне об этом? – не веря своим ушам, воскликнул Мэлоун. Женская одежда. Он мгновенно подумал о Дани. – Я не нарочно не рассказал тебе, Майк. Там просто не о чем было говорить. Эта одежда попала в длинный список вещей, о которых мы ничего не знаем. – Высади меня здесь, – потребовал Мэлоун, когда они подъехали ближе к месту. – Не хочу, чтобы меня видели рядом с тобой. И, черт возьми, сообщай мне обо всем, что узнаешь сам, – прорычал он. – Я хочу знать все то, что известно тебе, тогда же, когда ты сам об этом узнаешь. Несс высадил его в квартале от уплотнявшейся с каждым мигом толпы зевак и поехал дальше по улице. 16 Пока Мэлоун добрался до места, откуда открывался вид на реку и работавших на берегу полицейских, он успел услышать несколько версий того, что случилось и что именно выловили из реки. – Там кусок женской ноги, от колена вниз. Без ступни, – сказал кто-то. – Джо и Стив тыкали в нее палкой, думали, рыба. Река в том месте, где обнаружили ногу, скорее напоминала большую канаву с крутыми берегами и плохоньким мостом. На склоне виднелся ливневый коллектор, вода из него текла прямо в реку. Рядом возились мужчины в болотных сапогах, искавшие Другие «фрагменты», которые могли застрять в решетке коллектора. Никто не пытался оттеснить или сдержать толпу, и зеваки уже успели разбрестись по берегам реки в поисках останков погибшей. В таких условиях тщательное расследование было невозможно. – Может, это вообще не Мясник, – с надеждой произнес чей-то голос. – Да он это, не сомневайся. Погоди, со временем найдут и другие трупы. Их все время находят. – Сколько уже убито? – с содроганием спросил еще кто-то. – Одиннадцать, если считать Деву озера. – Я слышал, они говорили, что та, кому принадлежала эта нога, погибла совсем недавно. Стив – Стив Мороски – был железнодорожным рабочим. Примерно в два часа дня он дошел до конца Супериор-авеню, решив навестить приятеля, который жил в трущобах неподалеку. Теперь Стива окружала толпа, а сам он, широко взмахивая руками, пересказывал произошедшее. Вероятно, он уже несколько раз успел рассказать о том, что ему довелось пережить. Ему явно нравилось внимание толпы. Два детектива в одинаковых белых соломенных шляпах и мешковатых костюмах засыпали его вопросами. – Я с месяц назад видел, как один парень сбросил с моста на Джефферсон-стрит большой тряпичный мешок. Он подкатил туда на «Линкольне». Выглядел очень подозрительно, – проговорил кто-то в толпе, и один из детективов сразу же двинулся на голос, чтобы записать показания. Мэлоун заметил Дэвида Коулза из Бюро научных расследований. Тот как раз уходил, и Мэлоун кинулся за ним. Они были знакомы еще со времен охоты за Капоне, так что, когда он окликнул Дэвида, тот сразу обернулся и с радостным удивлением поприветствовал его. Лицо у Дэвида было измученное, напряженное, все брюки в грязи. – Майк, – сказал он. – Несс говорил, что ты в городе. Жуткое дело. Просто мрак. – Что тебе известно? – Мало что. Я еду в лабораторию при морге. Там мы узнаем больше. Но если других фрагментов не отыщется, мы вряд ли сумеем что-то раскопать. – Можно с тобой? – спросил Мэлоун. Никто не обращал на них с Коулзом никакого внимания. Вокруг Элиота уже собралась толпа фотографов и репортеров с блокнотами и карандашами наготове, хотя он и четверти часа не успел провести на месте преступления. – Ага. Поехали. По пути в городской морг Коулз без умолку говорил о том, что ему удалось узнать, а Мэлоун переваривал свои первые впечатления от нового витка этого дела. Дэвид был человек исключительно здравомыслящий и простой в обхождении. Они с Элиотом Нессом работали над делом вместе, так что ему все было известно и о «Незнакомцах», и о задании Мэлоуна. – Это женщина. Белая. Молодая. Худая. Светловолосая, – перечислил Дэвид. – Светловолосая? – удивленно переспросил Мэлоун. – Как тебе удалось это выяснить по ноге? – Я обнаружил длинные светлые волосы, они обмотались вокруг ноги, – мрачно пояснил Коулз. – Нога не слишком долго пробыла в воде. Думаю, женщина погибла с неделю назад, не больше. На коже никаких повреждений, помимо следов от ампутации. Так что вряд ли этот фрагмент попал в реку через решетку коллектора. Коулз не собирался знакомить Мэлоуна с ближним кругом, а тому не хотелось, чтобы его заметили и запомнили, так что, когда они добрались до морга, он остался снаружи и мялся на другой стороне улицы, пока перед зданием не стала собираться толпа зевак, как на Супериор-авеню. Все ждали заявления коронера. Мэлоун видел, как спустя час на стоянку у входа в морг завернула машина Элиота. Несса сопровождали незнакомые Мэлоуну люди: все они быстро вошли в здание, не обращая внимания на крики толпы и вопросы о том, что им удалось выяснить. Только в районе восьми вечера к толпе вышел Сэмюэл Гербер, недавно избранный коронер округа Кайахога, высокий, рано поседевший, видный мужчина в соломенной шляпе с красной лентой, белых туфлях и песочного цвета костюме. Он встал в свете ламп, освещавших вход в морг, сцепив за спиной руки, и сдержанно обратился к собравшимся. Он был ровесником Мэлоуна, но седые волосы придавали ему важный, не по возрасту, вид. Элиот говорил, что он получил назначение от демократической партии в ноябре прошлого года, а значит, впервые выступал в качестве коронера в работе над делом Безумного Мясника. – Мы еще ждем рентгеновских снимков и результатов дополнительных обследований, – объявил Гербер хорошо поставленным голосом, – но я достаточно изучил все предыдущие убийства и полагаю, что это тоже дело рук Мясника. Толпа взвыла от ужаса и восторга. Эти слова будут напечатаны на первых страницах всех газет Кливленда и окрестностей. Мэлоун подумал, что происходящее напоминает ему радиосериал: «В следующий раз мы расскажем вам о новых приключениях… Безумного Мясника! Не пропустите!» Коронер веско помолчал и продолжил: – Фрагмент тела, обнаруженный на берегу реки Кайахога, близ Супериор-авеню, представляет собой нижнюю часть левой ноги, отрезанную выше лодыжки и под коленом. Предварительное обследование позволяет утверждать, что жертвой стала женщина от двадцати пяти до тридцати лет, ростом около ста шестидесяти сантиметров и весом порядка пятидесяти пяти килограммов. Следы от лезвия на костях совпадают со следами на останках других жертв, однако можно сказать, что в этот раз убийца действовал с большей яростью, чем прежде. Репортеры хором ахнули, и в воздух взметнулись руки тех, кто жаждал задать вопросы, но коронер поднял ладонь, останавливая их. Он бросил им приманку, раздразнил их, но не собирался вступать в диалог. – Это все, что я могу сообщить вам в данный момент, – твердо прибавил он. Вспомнив о предыдущих жертвах, Мэлоун подумал, что коронер вообще вряд ли сумеет хоть что-то прибавить к тому, что уже сказал. Мэлоун прождал еще час, прислушиваясь к разговорам и домыслам толпы, ожидавшей нового заявления. У входа снова показался Элиот, на этот раз вместе с Коулзом: мужчины попрощались, сели каждый в свою машину и разъехались, не обратившись к зевакам. Тем временем стемнело, а Мэлоун здорово проголодался. В этот вечер он больше ничего не узнает, а Дани наверняка волнуется, куда он запропастился. Мэлоун нахмурился, смутившись от собственных мыслей. Можно подумать, у него кольцо на пальце. И все же он поехал домой – сел на Главной площади в трамвай до Бродвея, до отказа набитый такими же, как он, усталыми и потрепанными пассажирами. В десять вечера он наконец проник в дом через заднюю дверь. Внутри было темно и тихо. Женщины решили его не ждать. Он ощутил укол разочарования и, чтобы приглушить это неожиданное чувство, решил принять ванну и побриться. Потом он поднялся наверх, в кухню, отчаянно надеясь добыть себе что-нибудь на ужин. Он сунул в рот ломоть холодной индейки, сложил вместе два куска хлеба, щедро смазав их арахисовым маслом и медом – Элиот здорово разбирается в бутербродных начинках, – налил себе стакан молока и сел за стол. – Мы слышали, что Мясник снова взялся за старое, – проговорила Дани с порога кухни. Мэлоун подпрыгнул от неожиданности. Она была в длинной белой ночной рубашке и голубом домашнем халате. Локоны, обычно аккуратно причесанные, торчали в разные стороны, словно она уже спала и проснулась, услышав, как он возится в кухне. – Слухи быстро разлетаются, – буркнул он и откусил большой кусок бутерброда. Дани села напротив него и сложила руки на коленях, не сводя с него глаз, в которых читалось ожидание. – Я вас разбудил? – спросил он. – Да, – честно призналась она. Она всегда говорит с ним честно. – Но я рада. Он тоже был рад, черт подери. – Вы расскажете мне, что знаете? – умоляюще попросила она. И он ей рассказал. Рассказал все, что знал сам, в мельчайших подробностях, не забыв ни про светлые волосы жертвы, ни про белые туфли Сэмюэла Гербера. – Как много может рассказать кусок ноги, – заметила она, когда он пересказал ей слова коронера. – Да… правда, в отличие от одной известной особы, судмедэксперты не могут сказать, ела ли жертва на обед бутерброд с ветчиной. Зато они многое понимают по длине кости, весу фрагмента ноги, возрасту и составу кожи. После того как он вспомнил про бутерброд с ветчиной, аппетит у него пропал. Он отодвинул тарелку. Какое-то время они с Дани сидели молча, и каждый думал о чем-то своем. – Вы в порядке, Майкл? – осторожно спросила она. Он поднял глаза, как всегда удивившись ее проницательности. – Все нормально. Мне ведь не довелось обследовать отрубленную женскую ногу. Но я, как и все в полиции, обескуражен. Думаю, никто там ничего не понимает и даже не хочет понять. Это какой-то хреновый маскарад. А я не люблю маскарады. – Он провел ладонью по лицу, а потом попросил прощения за то, что высказался так резко. – Я тоже не люблю маскарады, – призналась она. – Мир достаточно страшен даже без размалеванных клоунов и кривых зеркал. – Я спросил у Несса, нельзя ли мне посмотреть на другие вещдоки. И сказал, что приведу… своего эксперта. Он дал согласие, вот только теперь дел у него по горло. Не знаю, когда у него найдется минутка для нас.