– Я бы с радостью подала ему завтрак, – улыбнулась Ленка, аккуратно нарезавшая кусочками яйцо пашот. Маргарет хихикнула было, но Зузана тут же смерила ее грозным взглядом, и та умолкла. – Бедный Павел, – кашлянув, начала Маргарет. – Все-таки мужественный был человек. Жалко, что мне не выпало с ним познакомиться. А чем таким он болел? Вроде вы и не рассказывали никогда. – С ним говорили голоса, – отвечала Зузана. – Ах, бедняжка. Он умер в агонии. Маргарет раскрыла рот, надеясь на продолжение, но, услышав на лестнице шаги Мэлоуна, кинулась в кухню, чтобы положить ему завтрак, и мгновенно забыла про бедного Павла. Ленка огладила платье, а у Дани быстро забилось сердце. Когда Мэлоун вошел в столовую, она постаралась поприветствовать его как обычно и лишь мельком взглянула на него. Он, в отличие от нее, успел переодеться и расчесать волосы темной волной, так что при виде его старшие женщины не смогли удовольствоваться обычным приветствием. Маргарет засуетилась, а Ленка уставилась на него с таким удовольствием, что Зузана даже прихлопнула ее по руке газетой. Он принял из рук Маргарет дымившуюся тарелку и тихо ее поблагодарил. Маргарет густо покраснела, оправила фартук и ринулась вниз по лестнице, напевая себе под нос последнюю мелодию Бенни Гудмена. – Вчера вечером нам вас не хватало, мистер Мэлоун, – сообщила Ленка, когда он занял место рядом с Дани. – Даниела так долго вас дожидалась. – Ленка, – укоризненно произнесла Дани, – это неправда. Мэлоун проглотил кусок и коротко взглянул на Дани: – Да. Прошу прощения. Дела. – Мистер Мэлоун, сегодня у нас в семье день траура, – объявила Зузана. – Прошу вас иметь это в виду. – День траура? – переспросила Дани и нахмурилась. – Именно так, – огрызнулась Зузана. – Ты тоже опоздала к завтраку, Даниела, и пропустила наш разговор. Ровно пятнадцать лет тому назад умер наш Павел. Девятое апреля для нас – очень тяжелый день. Дани промолчала. Она почти не знала своего деда. Он умер всего через несколько месяцев после гибели ее родителей. Никогда прежде тетушки не устраивали никаких церемоний в день его смерти. Она решила, что Зузана просто хочет лишний раз поставить Мэлоуна в неловкое положение. – Павел? – спросил Мэлоун. – Павел Кос. Мой дед. Их младший брат, – пояснила Дани. – A-а. Понимаю. – Он склонил голову перед тетушками. – Приношу вам всем свои соболезнования. – Боюсь, что на нем лежало проклятие Косов. От этого жизнь у него была ох какая нелегкая, – искренне призналась Зузана. – Хорошо, что он так рано ушел. Но мы до сих пор оплакиваем его кончину. – Зузана! – вскрикнула Ленка. Мэлоун переводил внимательный взгляд с одной старой дамы на другую: – Проклятие Косов? – Он умел читать ткань, – принялась объяснять Ленка. – А еще с ним случился удар. Вряд ли эти две вещи связаны между собой. – Он был совершенно не в себе. Нам не следует это скрывать и делать вид, что он был здоров, – заявила Зузана безо всякого выражения на лице. Только в глазах у нее засверкали склочные искорки. Дани почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, а в груди шевельнулось смятение. – Мистер Мэлоун? – позвала с лестницы Маргарет. – Вас к телефону. Хотите, я запишу для вас сообщение? Но Мэлоун не стал отказываться от такой прекрасной возможности. Он вскочил, с явным выражением облегчения на лице извинился и, оставив недоеденной добрую половину своего завтрака, сбежал вниз по лестнице. – Я сам отвечу, Маргарет. Спасибо, – крикнул он. – Что ты задумала, Зузана? – прошипела Ленка, едва Мэлоун вышел из-за стола. – Не понимаю, сестрица, о чем ты говоришь, – парировала Зузана и промокнула губы салфеткой. Правда, на Дани она не взглянула. – Проклятие Косов? Ты хочешь, чтобы мистер Мэлоун боялся Даниелы? – потрясенно проговорила Ленка. – Будет правильно… если он узнает, во что ввязывается. Я не сказала ни слова неправды. Даниела родилась в семье Косов. И страдает от того же недуга, что и Павел. Мистер Мэлоун должен все знать. – Что ты имеешь в виду, тэтка? – прошептала Даниела. Ей показалось, что ее вот-вот вытошнит. – Ты прекрасно все знаешь сама. Не смотри на меня так, – бросила Зузана. – Ты увлеклась мистером Мэлоуном. Голову потеряла. Это и дураку ясно. Твоя мать точно так же потеряла голову из-за Джорджа Флэнагана. И сбежала из дома. Теперь и ты наверняка сбежишь. А Ленка, глупая гусыня, только то и делает, что тебя поощряет. Не думай, что я ничего не вижу. – Она легонько постучала себе по виску и высокомерно вздернула подбородок. Но губы у нее предательски дрожали. – Как жестоко, Зузана, – произнесла Ленка, качая головой. – Я знаю, ты сложный человек. Но жестокой я тебя не считала. Зузана презрительно фыркнула, но возражать не стала. – Значит, ты хочешь его отпугнуть? – тихо спросила Даниела. – Внушить ему, что я ненормальная? Чтобы он не захотел иметь со мной дела? Так? – Да. Пусть лучше он уйдет, чем мы лишимся тебя. – Теперь у Зузаны дрожали уже и губы, и подбородок. – Ох, Зузана! – с укором вскрикнула Ленка. – Знаю, это сплошной эгоизм. Но я так чувствую, – призналась Зузана и наконец встретилась взглядом с Дани. – Я боюсь, что он увезет тебя, моя девочка. – Я не брошу вас, тэтка, – сказала Дани, чувствуя, как обида в ее сердце сменяется жалостью. Конечно, она все понимала. С тех пор как умерла Вера, в душе Зузаны поселились страх и печаль: они ясно читались у нее на лице, оставляли след на всем, к чему она прикасалась. Ленка цокнула и воздела к потолку руки: – Зузана, как только тебе не стыдно! – Ты тоже боишься, Ленка. Просто не признаешься в этом, – резко ответила ей Зузана. – Мы старые и одинокие. Без Даниелы нам не жить. – Тогда сделай все, чтобы мистер Мэлоун остался, вздорная ты карга. Думаю, Даниела тебя простит, если он сам решит уехать, но вот если ты его отпугнешь, пощады не жди. * * * Звонил Элмер Айри, его начальник, директор разведывательного отдела министерства финансов. В его голосе слышалось явное недовольство. – Что, черт дери, у вас там происходит? Мне уже сам босс на мозги капает по этому поводу. Мэлоуну был известен всего один «босс», способный заставить понервничать Элмера Айри. С самого своего приезда в Кливленд в январе Мэлоун отправлял Айри еженедельные отчеты. Это дело здорово отличалось от всех его прежних дел, прежде всего потому, что министерство финансов не было в нем заинтересованной стороной, а сам он не возился с финансовыми отчетами и не сходился с подозреваемыми, чтобы выманить у них тайные сведения. В отчетах он писал о том, чем занимается, что ему удалось узнать и по какой причине так важно, чтобы он и дальше продолжал использовать ресурсы министерства финансов – то есть, собственно, себя самого – для расследования убийств, совершенных в Кливленде. До сих пор его начальник не проявлял к его отчетам никакого интереса и вообще никак на них не реагировал. Мэлоун решил, что Элмер требовал от него регулярных отчетов лишь для того, чтобы держать ситуацию под контролем. Он знал, что рано или поздно его отзовут и назначат на другое дело, но надеялся, что у него все еще есть время. – Я пробыл здесь всего три месяца, босс. Делом Линдберга мы занимались несколько лет. Вы ведь знаете, как все устроено. – Слыхал новости из Германии, Майк? – По телефону Элмер всегда называл его Майком. Это имя звучало совершенно безлично, будто и не принадлежало ему. – Какие именно новости? – В Германии завтра выборы. Босс говорит, что нацистская партия победит и получит девяносто девять процентов всех голосов. Вот какое доверие внушает людям Гитлер. В Кливленде от рук этого Мясника погибло больше народу, чем в Австрии, когда в прошлом месяце туда вошли немецкие танки. Гитлера там встретили с распростертыми объятиями. – Это все чепуха, сэр. – Нет, Майк, это репутация. Во всем мире Германия пользуется репутацией страны, где все под контролем. А у нас все ровно наоборот. Мы двумя руками не можем нащупать собственный зад, а Гитлер таких просчетов не упускает. И делает все, чтобы и все остальные заметили, как плохи у нас дела. Кливлендский Мясник попал на первые полосы берлинских газет. Вокруг его образа строится антиамериканская пропаганда. – Чего вы хотите от меня, босс? Айри помолчал. Они обсуждали самые невинные вещи: Айри не стал бы говорить по телефону ничего конкретного, хотя и звонил ему по самой безопасной из всех возможных линий. – Когда ты что-то узнаешь, сообщи мне в течение часа. Хватит этих еженедельных отчетов. Мне бы очень не хотелось отправлять к вам своих людей, но, судя по тому, что мне говорит босс, Несса вот-вот уволят, а штат Огайо весь целиком вычеркнут из «Нового курса». Так что, если у тебя есть возможность хоть как-то ускорить расследование, поднажми. И ради всего святого, держи меня в курсе дел. 18 Мэлоун решил, что им не нужно ждать темноты, чтобы во второй раз пробраться в квартиру. Клиника по выходным не работала, а у Дани была причина туда заглянуть, так что даже если бы кто-то их заметил и сообщил доктору Петерке, она сумела бы все объяснить. К тому же ему хотелось взглянуть на квартиру при свете дня. Близилась Пасха, и в ателье было полно работы. Они распродали все запасы шляп, а в придачу еще три готовых костюма, которые пришлось лишь чуточку переделать, дюжину блузок и четыре юбки из новой весенней коллекции. Мэлоун дождался шести часов вечера: когда Дани закрыла магазин, у них оставалось еще около часа на осмотр квартиры при свете закатного солнца. Он весь день не отходил от телефона, но она не знала, с кем он говорил. Ей показалось, что он ссылался на своего начальника и человека по фамилии Коулз, а еще называл жертвы по номерам. Точнее, он упоминал третью, седьмую, восьмую и десятую жертвы. Если память ей не изменяла, это были женщины. По всей вероятности, говорил он с Элиотом Нессом, хотя она ни разу не услышала, чтобы Мэлоун произнес его имя. Она не пыталась подслушивать, но ничего не могла поделать: телефон стоял в швейной мастерской, а они с Зузаной и Ленкой сегодня совсем не горели желанием болтать друг с другом. Так что в перерывах между примерками и разговорами с посетителями они не щебетали, как обычно бывало, а просто слушали. И все же, когда они вместе с Мэлоуном вышли из ателье, настроение у нее было таким же мрачным, как выражение его лица. Она не понимала, отчего он расстроился – то ли из-за работы, то ли из-за утреннего происшествия. Дани понимала, что должна обсудить с Мэлоуном историю Павла, но надеялась выбрать для этого более подходящий момент. Диверсия Зузаны казалась ей возмутительной, пусть даже она и понимала мотивы своей тетушки. Дани соврала старым дамам, сказав, что они с Мэлоуном пойдут в морг, и велела им ужинать без них. Зузана сделала вид, что не услышала ее слов, а Ленка ответила: «В таком случае я поем в своей комнате». Она тоже не простила Зузану. Мэлоун настоял на том, чтобы они обошли дом, проверили парадную и заднюю двери, удостоверились, что на улице нет машин. После этого они двинулись к наружной лестнице тем же путем, которым должен был подойти к ней Эмиль Фронек: они обогнули пустовавшее в этот час кафе и поднялись вверх по лестнице с таким видом, словно имели на это полное право. К несказанному удивлению Дани, Мэлоун постучал в дверь.