– Ну ты и врун, Мэлоун, – сказал Несс, едва Дани вышла за дверь. – Ага, – кивнул Мэлоун. Он слишком устал и решил не спорить о том, что и так было очевидно. Так что он просто откинулся на спинку стула. Элиот и Дэвид последовали его примеру. – Я чего-то не знаю? – поинтересовался Коулз, переводя взгляд с одного из них на другого. – По-твоему, эта портниха очень страшная с виду? – вместо ответа спросил у него Несс. – У нее глаза разного цвета, – произнес Коулз. Мэлоун ощутил нестерпимое желание врезать ему по лицу. На это у него вполне хватит сил. – Да, Дэвид, они разного цвета. Тебя это не устраивает? – спросил он. – Нет. Дело не в этом. Я просто… никогда такого не видел, – пробормотал Коулз. – Но речь сейчас о другом, – проговорил Несс и бросил на стол карандаш, которым делал записи. – Мэлоун, ты правда ей веришь? – не унимался Коулз. – Если бы не верил, не привез бы сюда, – ответил Мэлоун, раздумывая, когда Дэвид успел стать таким невыносимым занудой. – Мы не можем использовать ее слова в качестве доказательства, – сказал Коулз. – Она не может быть нашей свидетельницей. И ясное дело, мы никому не можем рассказать о том, чем тут занимались. – Мы и не пытались добыть новые доказательства, – парировал Несс. – Пока не пытались. Но ты сам сегодня сказал, что нам нужно направление. Нужно отыскать этого человека. – Что ж… в этом она нам не помогла, – произнес Коулз, пожимая плечами. – Признаюсь, я заинтригован. От всего, что она наговорила, у меня мурашки по коже. Но она ведь почти ничего нового не рассказала. Мэлоун потрясенно раскрыл рот. А потом начал перечислять все то новое, что она им рассказала. – У нас есть имена нескольких жертв. Кто такой Роберт Вейцель? Есть подтверждение личности Роуз Уоллес. Может, попробуем отыскать ее сына? Есть профессии, занятия этих людей. Второй погибший оказался водителем. Есть хлороформ, которым убийца пользовался, чтобы обездвижить жертву, – вот что она описывала, когда говорила об Андрасси. Тряпка, пропитанная хлороформом. И есть доктор Фрэнк. Несс пристально смотрел на него сквозь сложенные домиком пальцы. Коулз поднялся с места и принялся раскладывать вещдоки в коробки. – У нас есть список от доктора Петерки, – прибавил Мэлоун. – Список его квартирантов. Есть среди них доктор Фрэнк? Его секретарша упоминала какого-то доктора Фрэнка, когда я с ней говорил. Я уже просил у тебя копию этого списка, Элиот. Мне она нужна. Несс и Коулз переглянулись. – Что? – сердито бросил Мэлоун, но Элиот с примирительным выражением на лице поднял руку: – В списке нет никого по фамилии Фрэнк. Есть Фрэнсис. Даже два. Мы сейчас пытаемся их выследить, – произнес он. – Кстати, я хотел у тебя спросить… кто такой Стив? – Коулз сверился с собственными записями. – Стив Езерски? – Один любопытный парнишка, – произнес Мэлоун, чувствуя злость оттого, что его обошли в истории со списком доктора Петерки. Но про Стива им тоже следовало поговорить. – Он живет в районе Восточной Сорок девятой, недалеко от Кингсбери-Ран. Знавал Пита Костуру, одного из тех мальчишек, которые нашли первые два трупа. Костура в декабре погиб, его сбила машина. Я уже несколько раз пытался отыскать этого Езерски, но пока у меня ничего не вышло. То ли он от меня прячется, то ли я просто не вовремя прихожу. Но он считает, что Костуру сбили, потому что он болтал с Нессом. Пожалуй, я за него переживаю. – Питер Костура был в нашей программе уличных банд, – пояснил Коулзу Несс. – И с ним еще целая толпа мальчишек. Он патрулировал улицы в своем районе. Печальная история, даже трагическая, но я не знаю, как его смерть может быть связана… со всем этим безумием. – И он махнул рукой в сторону громоздившихся на столе коробок. – Мясник играет с тобой, Несс. Черт, да я же сразу тебе об этом сказал, – пробормотал Мэлоун. – Я бы проверил, нет ли твоего имени на газетных страницах, которые он подбрасывает вместе с жертвами. – Ты серьезно считаешь, что это все имеет отношение ко мне? – потрясенно переспросил Несс. – Не в полной мере. Но я почти уверен, что этот парень веселится до чертиков, наблюдая за тем, как ты гоняешься за своим собственным хвостом. Дани вернулась в комнату, настороженно огляделась. Она пригладила волосы и заново накрасила губы. Элиот поднялся со своего места. Мэлоун понимал, что разговор окончен. Он тоже встал с места, но когда Элиот предложил проводить их обратно к потайному выходу, помотал головой. – Просто держи меня в курсе, Элиот. – Он быстро взглянул на Коулза, намекая, что просит его о том же. Подал Дани пальто, накинул свое, надел шляпу и повернулся к двери. – А, погоди-ка. Вот билеты, о которых ты спрашивал, – вдруг вспомнил Элиот и вытащил из нагрудного кармана две белые бумажные полоски. – Если, конечно… они тебе еще нужны. Мэлоун забрал билеты и сунул в карман, старательно избегая встречаться глазами с полным неприкрытого любопытства взглядом Элиота. – Значит, я увижу там вас обоих? – спросил Несс. – Да, – буркнул Мэлоун. Дани нахмурилась, явно ничего не понимая. Элиот чуть заметно усмехнулся: – Мне было приятно познакомиться с вами, мисс Кос. – Прошу, зовите меня Дани. И да, мистер Несс, мне тоже было приятно с вами познакомиться. Мэлоун легонько подтолкнул Дани к выходу. – До свидания, мистер Коулз. Я была рада познакомиться с вами, – произнесла Дани, обернувшись через плечо. Ничего приятного в том, чем они занимались в этой комнате, не было, но Дэвид Коулз кивнул, поблагодарил ее, и они наконец вышли за дверь. Мэлоун заглянул в туалет, спешно вымыл лицо и руки. Ему не хотелось, чтобы Элиот нагнал Дани в коридоре и завел с ней какой-нибудь разговор. Несс слишком хорошо умел ненароком выведывать у ни о чем не подозревающего собеседника все, что ему было нужно. – Давайте немного пройдемся? – попросила Дани, когда они вышли из ратуши. – Я бы хотела развеяться. Мне немного не по себе. А вечер так хорош. – Вы ведь знаете, что Кливленд – самый опасный город в Америке, – сказал Мэлоун. – Знаю. А еще знаю, что кобура у вас не пустует. Он фыркнул, а она коснулась его руки. От неожиданности он весь напрягся, и она тут же выпустила его ладонь, но он мгновенно одумался и взял ее за руку. Он не стал ничего объяснять. Даже к приятным прикосновениям нужно привыкнуть. – Хорошо. Давайте пройдемся. Мне тоже не помешает проветриться. Совсем рядом с ратушей раскинулся Уиллард-парк, но Мэлоун не любил по ночам гулять в парках. Часто там собирались те, кому больше некуда было идти и кто успел здорово выпить. Вместо того чтобы свернуть в парк, он увлек Дани прямо по улице, к рядам фонарей и ярко освещенным фасадам гостиниц. – Они все были так несчастны, – тихо сказала она. – Я не стала об этом говорить, решила, что к делу это вряд ли относится, но меня это потрясло. Ему не нужно было спрашивать, о ком она говорит. Он сам знал ответ. Мясник выбирал своих жертв из числа самых бедных и опустившихся. – Мир вообще несчастен, Дани. – Да. Я знаю. Но все они были усталыми, испуганными… замученными. И боялись совсем не того, кто их убил. Думаю, они просто жили в вечном страхе. Боялись жизни. И будущего. Но будущего у них больше нет. – Да, его больше нет, – согласился он. К этому уже нечего было прибавить, и какое-то время они молча шли по Восточной Шестой в направлении Евклид-авеню. Он чувствовал напряжение в ее ладони, цеплявшейся за его пальцы, в том, как неестественно прямо она держала спину. Чтобы она успокоилась, нужно время. Так что он просто шел дальше, подстраиваясь под ритм ее шагов, не загадывая заранее, сколько продлится прогулка. – Бог мой, как же уродлив Кливленд, – выдохнул он, представляя, как хорошо бы было идти с ней по укромному пляжу где-нибудь в далекой дали и смотреть, как ее ступни зарываются в теплый песок. – Кливленд совсем не уродлив, – возразила она, так резко, словно он обидел ее дитя. – Разве нет? – Нет. Кливленд беден. – Все бедны. – Бедны только честные люди. – Милая, вы говорите прямо как я, – объявил он и легко подтолкнул ее в бок. Но после всего, что она увидела в ратуше, ей было не до шуток. Зато ему тут же пришел на ум новый аргумент. Он привык к спорам. – Кливленд зарезал курицу, которая несла золотые яйца, – произнес он. – Правительства вечно творят что-то подобное. Они решили, что смогут выжать из богачей чуть побольше обычного, но прижали их слишком сильно, и богачи разбежались. С другой стороны, во всем есть баланс. Быть может, рано или поздно Кливленд снова его обретет и богачи вернутся. Они прошли мимо обветшавшего здания с колоннами, на котором висело объявление о скором сносе. То был один из особняков в Ряду Миллионеров. Дани вздохнула: – В Европе есть здания, которым уже много сотен лет. В Риме новые церкви строят прямо на фундаментах старых. Весь город там стоит поверх других, более ранних построек. А мы здесь… сносим здания, едва видим, что они свое отслужили. Мы сносим их дочиста, и о том, что было прежде, не остается даже воспоминаний. Я не могу с этим смириться. – Но почему? Ведь разваливающиеся здания и устаревшие городские службы никому не приносят пользы. – Меня это удручает. Здесь, в Америке, ничто не задерживается надолго. Ни одежда. Ни люди. Ни здания. – Вы слишком молоды, чтобы так рассуждать, – заметил он. – Лучшие в мире вещи всегда очень старые, – продолжала она. – А у нас здесь ничто попросту не успевает состариться. – Старые вещи требуют заботы. Порой… проще начать с чистого листа. Она хмуро взглянула на него. – Что такое? – спросил он, улыбаясь при виде бури, отразившейся у нее на лице. – Вполне естественно, что ценные вещи требуют заботы. Именно это и придает им ценность… то, что мы заботимся о них. А стремление начать с чистого листа означает лишь, что нам не хочется заботиться о том, что у нас уже есть. – Дани Флэнаган, не приписывайте мне того, чего я не говорил. – О них никто не заботился. – О чем мы сейчас вообще ведем речь? – осторожно спросил он. – Мы снова вернулись к началу? К несчастным людям?