– Да, – тихо ответила она. – К несчастным людям, о которых никто не заботился. – Никто? Вы имеете в виду меня? Или Элиота? Или всю прогнившую систему, которую принято именовать жизнью? – Всю систему. Как заставить людей о ком-то заботиться? – Никак. – Но ведь можно сделать этот мир хоть чуточку более справедливым? – Справедливости нет. Все в мире несправедливо. – Да почему вы не можете просто со мной согласиться? – воскликнула она, и он расхохотался. – Потому что размышления об этом меня успокаивают. Успокаивают куда лучше причитаний о справедливости, – ответил он. – Я не причитаю. – Люди сложные существа. Мы хотим быть частью целого, но в то же время не хотим ни на кого походить. Как приучить людей к справедливости, честности и равноправию, если мы на каждом шагу из кожи вон лезем, лишь бы показать, что мы не такие, как все? Дани, вы делаете вещи, которых никто больше делать не может. Разве в этом есть равенство и справедливость? – Думаю, справедливость в том, что каждый дар имеет определенную цену. Я свою цену заплатила сполна. – Ах вот оно как. Это уже совсем другой разговор, – кивнул он. – Действительно, у всего есть цена. Они снова помолчали, но в их молчании больше не чувствовалось противоречий. – Может, зайдем куда-нибудь поесть? Я ужасно проголодалась, – спросила она жалобным голосом, и он с ужасом осознал, что даже не подумал сам это предложить. Бедняжка умирает с голоду, а он кормит ее высокопарными разговорами. – Да. Конечно. – Он оглядел темные фасады, закрытые двери магазинов и забегаловок. – Вот только куда? – Тут рядом Короткий Винсент, – с надеждой в голосе произнесла она. – Кажется, прямо впереди. – Вы хотите, чтобы я отвел вас на Винсент-авеню? – фыркнул он. Короткий Винсент, улочка между Восточной Шестой и Восточной Девятой, представляла собой квартал, куда съезжались кутить влиятельные и совсем не невинные кливлендцы. Целая череда сомнительных и пошлых заведений – бурлеск-шоу, игровые залы, пивные – питалась за счет денег, которые их посетители зарабатывали в более достойных местах: это придавало вертепу налет элегантности и даже шика. Заведения Короткого Винсента были рассчитаны на вполне определенных клиентов, но вереницу бойких рюмочных и заведений с танцующими дамочками разбавляли закусочные, где неплохо кормили. В кафе «Кони-Айленд» в любое время дня и ночи подавали фирменный завтрак – яичницу и тосты с джемом, причем порции все подносили и подносили, пока посетитель не наедался досыта. При мысли об этом у Мэлоуна заурчало в животе. Дани это услышала. – В прошлом году открылся «Театральный гриль», там кишмя кишат настоящие звезды и вечно кто-нибудь выступает. Там пел сам Фрэнк Синатра. – Сейчас вечер пятницы. В таком заведении точно нет свободных мест, – помотал головой Мэлоун. – Но я накормлю вас яичницей в «Кони-Айленд». Мэлоун был прав насчет толп, в пятничный вечер наводнивших Винсент-авеню. Он умело проложил путь среди гуляющих, придерживая Дани за руку, и сумел заполучить последний свободный столик в кафе «Кони-Айленд», рядом с театром «Рокси», лишь на мгновение опередив других проголодавшихся посетителей. – Нам фирменное блюдо, – сказал он замученной официантке, и та кивнула, даже не удосужившись записать заказ, стандартный, как и цена – тридцать девять центов, вне зависимости от того, сколько раз гость просил добавку. – Конечно, – ответила официантка, – сейчас принесу. – Вы здесь уже бывали, – сказала Дани, оглядывая набитое до отказа кафе. Она сидела очень прямо – Зузана бы осталась довольна, – положив руки на колени. Она так разительно не походила на местных завсегдатаев, что Мэлоун почувствовал, как у него засаднило ладони. – Да. Я здесь бывал. В свое время он умял три порции яичницы, выжидая, пока из «Рокси» выйдет Макси-Алмаз, кливлендский гангстер и рэкетир, которого выслеживал Айри. Мэлоун тогда только покончил с делом Линдбергов и подключился в последний момент: Айри решил, что ему для работы может пригодиться собственный «гангстер». Два дня спустя дело было закрыто, и Айри отослал Мэлоуна на Багамы – грех жаловаться. Правда, губернатор Огайо, как раз тогда дослуживший срок на посту, в последний день смягчил наказание одному из парней Алмаза. Мэлоун так и не узнал наверняка, действительно ли Макси сумел заключить сделку с властями. Такая развязка никого бы не удивила. Мэлоун старался не думать о подобных вещах. Если бы он размышлял о них слишком долго, то не справлялся бы со своей работой. – Я здесь никогда не была, – призналась Дани. – Представляете? – Вполне представляю. Приличные девушки не бывают в таких местах в одиночестве. Официантка поставила перед ними две тарелки, налила в чашки кофе и умчалась прочь. Если не заказывать ничего сложного, еду приносят мгновенно. Мэлоун набросился на яичницу и, пока жевал, намазал половинку тоста маслом, а другую макнул в желток. – Я думал, вы проголодались, – заметил он, подняв голову от тарелки и заметив, что Дани не прикоснулась к еде. Она была слишком занята – с интересом наблюдала за всем, что ее окружало. Мэлоун махнул официантке, чтобы та принесла ему добавку. – Дани. Милая. Я привел вас сюда, чтобы вы поели. И выведу вас отсюда, как только сам доем. Это место не из приятных, и люди здесь тоже не из приятных. Надеюсь, вы меня понимаете. Она сунула в рот несколько кусочков яичницы, чтобы его порадовать, и принялась гонять по тарелке джем, который никак не хотел держаться на ноже. Он забрал у нее нож и намазал подрагивавшую фиолетовую сладкую массу на тост. Этого ей хватит, чтобы добраться до дома. – Вот, – сказал он, протягивая ей тост. – Попробуйте. – Вкусно, – отметила она, облизывая губы. У него внутри все разом оборвалось. Он не знал, куда ему смотреть, а тарелка у него уже опять опустела. Она с довольным видом откусила еще кусок: – Как же вкусно. – Вот именно. Так что ешьте. – Он в спешке глотнул слишком много слишком горячего кофе и обжег себе рот. – Не торопите меня, Майкл. Это самое увлекательное из всего, что случалось со мной за много лет. Я обязательно поем. Вам придется сходить за машиной и вывезти меня прямо отсюда. Я наемся так, что и ходить не смогу. Он мрачно взглянул на нее, и она подмигнула. – Забавная вы особа, Дани Флэнаган. Вы провели целый вечер, копаясь в окровавленных тряпках вместе с самим Элиотом Нессом, но вам куда больше по нраву Короткий Винсент? – Тут куда веселее. Это уж точно. А здесь есть знаменитости? – прошептала она, после того как официантка подхватила со стола их пустые тарелки, поставила на их место новые, полные, и до краев долила в чашки кофе. – Нет, – ответил ей он, хотя на самом деле и не смотрел толком. Наблюдать ему было куда удобнее, чем Дани. Он по привычке всегда садился спиной к стене, а ей приходилось выворачивать шею, разглядывая нескончаемый поток посетителей. Он съел еще порцию яичницы и намазал для Дани очередной тост, понимая, что она вряд ли сумеет его одолеть: ела она ужасно медленно. Посередине лба у нее пролегла складка – водораздел между карим и голубым. Он постучал липким ножом по краю ее тарелки, призывая ее взяться за еду. – Мне показалось, что я увидела своего дядю Дарби, – сказала она, встретившись с ним глазами. – Странно, да? С легкостью давно привыкшего к подобным делам человека он бросил салфетку на стол и переменил позу, словно решил откинуться на спинку дивана и покурить. Он безо всякого интереса принялся оглядывать зал кафе, охлопывая карманы – якобы в поисках сигарет. Все столы были заняты, у входа стояла целая толпа, но никто не смотрел ни на него, ни на Дани. И никто из посетителей даже отдаленно не походил на Дарби О’Ши. – Нет, не здесь. На улице, у окна, прямо напротив вас. С сигаретой. Кепка у него была надета так, как всегда у Дарби, – очень низко, так что не видно глаз. И нос такой же курносый, и такая же ямочка на подбородке. Как же странно устроена жизнь. Ты не вспоминаешь о человеке на протяжении долгих лет, но как только вспомнил, то повсюду видишь его. – Так это был он? Или нет? – осторожно уточнил он, оглядывая темные окна и красноватые огни фонарей, отражавшиеся в тротуарах. Скользили тени, за окнами спешили прохожие, но он так и не увидел того, кого она ему описала. И все же он поступил глупо, явившись в такое место – туда, где полным-полно бандитов и гангстеров, за которыми он гонялся всю свою жизнь. Где полным-полно парней вроде Дарби О’Ши. – Я не видела его с тех пор, как мне исполнилось десять. Не знаю, Майкл. И потом, вы наверняка подметили… я часто вижу то, чего на самом деле нет. – Меня вы тоже не видели с тех пор, как вам исполнилось десять. Но сразу узнали. – Да… правда. Но вы стояли прямо передо мной, и на лице у вас было такое же мрачное выражение, как сейчас. Мне просто показалось, что я его видела. – Вы поели? – спросил он, вставая. Он положил на стол доллар, прибавил еще четвертак за быстрое обслуживание. Она оглядела свою тарелку, подняла на него глаза и вздохнула. Он протянул ей руку в знак примирения, и она ее приняла. – Поела. Но не наелась. Так что вы должны мне тост с джемом. – Договорились, – согласился он и повел ее за собой, прямо к выходу. Лишь когда они свернули за угол у универмага Бонда и Короткий Винсент остался позади, он заставил себя сбавить шаг и взглянул на Дани. Она поспевала за ним, цокая каблуками и крепко держа его за руку, но складка у нее на лбу пролегла еще глубже. – Я что-то не то сказала? – спросила она. За спокойными словами крылось легкое раздражение. – О чем вы? – Он нахмурился. – Мы поели. Вы ведь хотели есть. – Это была не еда. Мы просто перехватили на бегу. На живую руку. В пожарном порядке. Он тихо хмыкнул, хотя собирался сохранить серьезное выражение лица. Не все фразочки из произнесенных ею были ему знакомы. – Ну да. Я был голоден. – Я вас смущаю, Майкл? – спросила она. Он остановился: – Что? Ему показалось, что кто-то высунул из-за угла голову и тут же спрятался снова. Он перехватил руку Дани другой рукой, внимательно всмотрелся в тротуары и тени, а потом двинулся дальше, уже куда медленнее, тщательно слушая, не раздадутся ли у них за спиной чужие шаги. Было уже поздно, и ему хотелось просто усадить Дани в машину, запереть дверцы и увидеть отражение центра Кливленда в зеркальце заднего вида. Она позволила ему взять ее под руку и прижать к себе, но до самого конца пути не проронила ни слова. Они подошли к машине. Других машин близ ратуши уже не осталось. На углу курили и негромко болтали двое полицейских, в квартале от них рылся в урне какой-то бродяга. Мэлоун вздохнул свободнее. Громада ратуши темнела на фоне неба, залитого лунным светом. Фонари преданно горели, отбрасывая мягкий отсвет, который отражался в его черных ботинках, в капоте его машины. Он выудил из кармана ключи и открыл перед Дани дверь. Она помедлила и вместо того, чтобы забраться внутрь, взглянула ему прямо в лицо. Их разделяло всего несколько сантиметров. – Я вас смущаю? – повторила она, и он понял, что до сих пор не ответил. – Почему вы так решили? – Ночь слизнула с ее лица все краски, так что один глаз казался серебряным, а другой черным. – Я выгляжу совсем не так, как женщины с Короткого Винсента. – Ох, значит, вы тоже это подметили? – Голос его прозвучал сухо. Он хотел сделать ей комплимент, но она лишь понурилась.