– Сначала поедем на Сковилл-авеню, – сказал он. – Между тем, как Роуз Уоллес пропала, и тем, когда ее останки нашли под мостом Лорейн-Карнеги, прошел почти год, но домовладелец не знал, что она мертва, так что, может, ее вещи до сих пор где-то лежат. Когда ее видели в последний раз, она стирала белье. К ней зашел какой-то ее приятель, сказал, что в баре за углом ее кто-то спрашивает. Она бросила стирку и направилась туда. Может, нам повезет и вы сможете коснуться своими волшебными пальчиками того белья, которое она тогда не достирала. – Но как мы объясним свое появление? Или просто придем и спросим, нет ли в доме ее вещей? – спросила Дани, когда они остановились у закопченного здания, стоявшего у самой мостовой. Если кто-то попытается влезть в его машину, он вмиг выскочит и осадит вора. – Нет. Вы ее подруга. Решили узнать, не осталось ли у хозяев ее вещей. Вы ищете одну вещицу, которую когда-то ей одолжили. Хозяйка дома, где жила Роуз Уоллес, не поверила в рассказанную Дани историю. Мэлоун на ее месте тоже бы не поверил. Дани вела себя слишком вежливо и говорила слишком уж правильно. Она совсем не походила на обитателей этого дома. – Не знала ты никакую Роуз. Ты просто хочешь заполучить ее пожитки. Как по мне, так это бессовестно, – огрызнулась женщина. У нее недоставало трех передних зубов и двух пальцев на руке, но на разноглазую Дани она глядела так, словно в ее собственной внешности не было ничего необычного. – Мы с радостью заплатим за эти вещи, – вмешался Мэлоун. – Если дело в деньгах. – А, вот как? И сколько дадите? Мэлоун протянул ей пять долларов. – Ладно, раз уж вы так заговорили, я погляжу, не осталось ли там чего. Вроде как мистер Морган убрал ее вещи в подвал. – Она сунула полученную от Мэлоуна пятерку в карман своей юбки. – Вот только тут целых три пролета карабкаться. Идите со мной, я сама ничего наверх не потащу. Если что найдется, можете все забрать. Эти вещи тут никому не нужны. Я-то в одежду Роуз никак не влезу. Мэлоун быстро взглянул на свою машину, раздумывая, не оставить ли Дани в ней, но решил, что с ним она будет в большей безопасности. Он взял ее за руку и пустился следом за женщиной вниз по лестнице, в недра здания. Вряд ли их здесь ограбят. Может, обманут, но грабить не станут. К тому же, как верно подметила Дани, кобура у него не пустовала. Подвал был весь завален мусором, накопившимся за долгие годы. Теперь никто ничего не выбрасывал. Нужда не давала. Груда хлама представлялась людям имуществом, а имущество позволяло считать, что у тебя в жизни все не слишком уж плохо. Женщина точно знала, где что лежит. – Вот оно. Тут все ее вещи. – И она подтолкнула к ним две коробки, одну побольше, другую поменьше. На обеих было написано: «Роуз Уоллес». Мэлоун открыл их. Ему не хотелось тащить их вверх по лестнице, если в них не было ничего, что бы им пригодилось. Женщина фыркнула с таким видом, словно он заподозрил ее в обмане. В первой коробке обнаружились сковородка, чайник и разномастная посуда. Эти вещи были им бесполезны. Он отпихнул коробку в сторону и раскрыл вторую. Та оказалась наполовину пустой. В ней лежали помада, шпильки для волос, соломенная шляпа и пустой флакон от духов. Из одежды, помимо шляпы, нашлись лишь повязка для волос, одинокий шелковый чулок и заношенная ночная рубашка: когда-то она, наверное, была розовой, но от частой стирки стала грязно-белой. Уже что-то, хоть и немного. Мэлоун закрыл коробку и вскинул ее на плечо. – Эту мы возьмем, – сказал он. – Посудой может воспользоваться кто-то еще, раз уж Роуз сюда не вернется. Женщина вытянула из коробки сковороду и взвесила ее в руке. – Может быть, вы позволите нам осмотреть комнату, в которой жила Роуз? – чирикнула Дани. Мэлоун знал, что она рассчитывала коснуться штор в комнате Роуз. Женщина взглянула на Дани так, словно та попросила разрешения поспать у нее в постели. – Нет, не позволю. У меня там квартирант. И потом, ради чего это вам приспичило смотреть на комнату? Вы что, из этих охотников за привидениями? Потому что я такого не потерплю. – Большое спасибо вам за коробку, – вмешался Мэлоун. Он всучил женщине еще доллар за беспокойство. Она осенила себя крестом, снова с подозрением взглянула на Дани и, прихватив с собой сковородку Роуз Уоллес, вывела их по лестнице обратно к входу. – Нам необязательно делать это прямо сейчас, – сказал Мэлоун, когда они снова сели в машину. – Но можем хотя бы проверить, правда ли это вещи Роуз. Он передал Дани ночную рубашку. Она смяла ее в руках и замерла – он уже почти привык к этому. Через мгновение краска залила ей щеки. – В чем дело? – буркнул Мэлоун. – Вы покраснели. – Это ее рубашка. – Как вы узнали? – Наверное, она носила ее до последнего дня. Ее не стирали. – Она помолчала. – Ей нравится, что Вилли называет ее Розой. Не Роуз, а Роза, будто она цветок. – Ясно. Хорошо. – Но это никак не объясняло ни румянца у Дани на щеках, ни ее стеклянного взгляда. Она понизила голос, словно с ней говорила сама Роуз Уоллес, а она лишь повторяла ее слова. Даже ритм ее речи стал иным, непривычным. – В любви он лучше всех мужчин, с которыми она прежде бывала, хотя рука у него всего одна. С ним ей так хорошо. Если бы она могла, то все время занималась бы с ним любовью. Вилли становится злым уже после любви. Не до и не во время. Мэлоун забрал у нее из рук ночную рубашку и сунул обратно в коробку. Она словно резко пришла в себя и нахмурилась. – Но почему? – спросила она. – Разве это нам не полезно? – Едем, – резко ответил он и закрыл коробку. Ей придется рассказать ему об этой рубашке, но прямо сейчас он больше не мог слышать, как она с придыханием говорит о том, чтобы «все время заниматься любовью». Он боялся, что не справится с собой. Пусть лучше Дани проверит, что еще сохранила ткань этой рубашки, после того как они вернутся домой. И без него. Дом номер 3205 по Карнеги-авеню, в котором жила Фло Полилло, выглядел точно так же, как тот, где жила Роуз Уоллес, – того же цвета, того же вида и такой же потрепанный, – но на крыльце перед входом сидели две девочки и играли в куклы, и от этого место казалось чуть менее зловещим, хотя дом и стоял на самом краю Ревущей Трети, района, где открыто соседствовали разврат и безысходность. Девочки выглядели умытыми и ухоженными, хотя одежда на них была самая простенькая и чуть тесноватая. Мэлоун и Дани позвонили в дверь, потом постучались, но им никто не ответил. – Простите, – спросила Дани у девочек, – вы здесь живете? – Мама пошла наверх, – сказала старшая девочка. – Миссис Брюстер рожает. Мы ждем, пока послышится крик. – Она указала на раскрытое окно справа от входа. Мэлоун отвернулся и отошел подальше от входа, не желая ни о чем таком слышать, но Дани не двинулась с места. Он услышал, как она спросила у младшей девочки: – Как зовут твою куклу? – Луиза. – Девочка по-детски сюсюкала, и у нее получилось Лю-и-ся. – Очень милое имя. И какое красивое у нее платье, – заметила Дани. – Мою куколку зовут Женевьевой, – вставила старшая девочка. – Мне это имя не нравится. Но его не я придумала. – Не ты? – Нет. – Можно мне их подержать? – спросила Дани. Мэлоун вытащил из кармана часы, взглянул на циферблат. Если они поспешат, то еще могут успеть на мануфактуру Харта. Близился вечер, но, если Стив Езерски работает в вечернюю смену, он как раз сумеет его перехватить. Он оглянулся на крыльцо и увидел, что Дани сидит рядом с девочками. Она держала в руках их кукол и, склонив голову, разглаживала на них платьица. Мэлоун застонал. – Женевьева – особое имя, – произнесла она, и в ее голосе ему послышалась боль. – Почему? – спросила старшая девочка. – Потому что таким было второе имя мисс Полилло. – Вы знали мись Полилё? – удивилась младшая, сюсюкавшая девочка. Дани кивнула, но Мэлоун не был уверен, что она расслышала вопрос. Руки ее застыли. – Дани? – с тревогой окликнул он. – Это кукла из ее коллекции, – медленно сказала она. – У мись Полилё былё много куколь, – согласилась младшая девочка. – Мама разрешила нам их взять, – сказала старшая со страхом в голосе, словно испугалась, что Дани отберет у них кукол. – Вот и хорошо, – ответила ей Дани. – Она бы хотела, чтобы куклы достались вам. – Она протянула кукол девочкам. Те глядели на нее широко распахнутыми глазами. Дани порылась в карманах, вытащила несколько мелких монет и положила их на ступеньку крыльца. – Спасибо, что дали мне их подержать, – сказала она. А потом быстро сбежала с крыльца и прошла мимо него, цокая каблуками, сжимая кулаки. Не говоря ни слова, она села в машину. Мэлоун последовал за ней, скользнул за руль, выехал с Карнеги-авеню и только после этого мельком взглянул ей в лицо. И тяжело вздохнул. У нее по щекам ручьем катились слезы, которые она изо всех сил пыталась сдержать. – Ох, Дани. – Луиза – это ее старая кук-кла. Она была ей подругой, никогда не жаловалась, всегда поддерживала. Так думала Фло. – Как вы поняли, что куклы ее? – Когда я коснулась ее пальто, то увидела ее кукол. Помните? Она надеялась, что о куклах кто-нибудь позаботится. Она знала, что умрет, и думала о своих куклах. Он-то думал, что речь шла о сексе, когда Фло Полилло надеялась, что «он все сделает быстро». Но на самом деле речь шла о смерти. – Вот же черт. Он вытащил из кармана платок и вытер ей щеки, пытаясь одновременно вести машину. Он не хотел давать Дани платок. Едва она возьмет его в руки, как платок выдаст его с головой. Так что он сам вытер ей слезы. – Она их любила. Я вижу их всех, так же как видела она. Она их причесывала, шила для них одежду. Она давала им имена, Майкл. – Ох, Дани, – снова произнес он. – В прошлую пятницу вы три часа провозились с окровавленными уликами и вели себя куда спокойнее, чем я ожидал. А теперь плачете из-за кукол? – спросил он и убрал платок обратно в нагрудный карман. Он подумал, что для поездки к мануфактуре Харта ему, пожалуй, придется выбрать другое время. Она вытерла щеки и посмотрела прямо перед собой. – Вам нужно за что-нибудь подержаться? – Да, пожалуйста.