‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Вспомни, что я пережила в этом доме. Какой дикий страх и ужас. Я чуть не умерла по твоей вине, — бью по самому больному. Мы никогда не разговаривали о том отрезке времени, будто оба стерли из памяти историю нашего знакомства. — Думаешь, мне легко было довериться тебе? После всего? Но я смогла. Потому что поняла, как сильно ты мне нужен. Время как будто замирает. Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша, и я вижу, как чернеет его взгляд, как трепещут в гневе крылья носа, как ходят ходуном желваки. Мысленно визжу и топаю ногами в истерическом припадке от бессилия. Как мне достучаться? Как пробиться сквозь скорлупу? Отстраняется и достает из кармана брюк телефон, водит по экрану, всовывает мне в руки и отходит к окну. А я стою, будто неживая, когда из динамика слышу свой голос и голос Виктора. — Это неправда, — а сама понимаю, что слишком убедительно всё подстроено. Не подкопаешься. Там реально мой голос, моя интонация. — Я проверял запись на подлинность, — а в голосе лютый холод и приговор. — Дважды. Понимаю, что любым моим словам или действиям не поверит. Это конец. Конец всему. И так горько, так обидно. До сумасшествия больно. Когда запись, наконец, замолкает, осторожно кладу телефон на диван. Мои движения заторможены, пальцы будто одеревенели. — Я… — голос срывается, давлю зарождающийся в горле всхлип. — Я вызову такси и поеду домой. Разворачиваюсь и бреду к выходу, напоминая сама себе побитую собаку. — Я разве отпускал тебя? — летит в спину. Замираю, слыша его шаги позади. И такое густое, мягкое тепло разливается в груди. Надежда и вера, что не всё потеряно, окутывают спасительным коконом. — Ты моя зверушка. Забыла? Так я сейчас напомню. Глава 14 Ольга Опешив, оборачиваюсь, настороженно слежу за его приближением. С кривой усмешкой на губах Макар вскидывает руку, расстегивает часы на запястье и небрежно бросает их мне в ноги. — Подними. — Что? — По-дни-ми, — повторяет, не отводя безумных глаз от моего лица. Как коршун, цепко следит за эмоциями, которые смертоносной лавиной проносятся во мне: от немого шока и недоверия до жгучей обиды. Подобрался весь: мощное тело напряжено, как струна, грудь рвано вздымается в такт прерывистому дыханию. — Я жду. По комнате разносится звонкий звук пощечины. Да такой силы, что голова Макара откидывается к плечу, а на щеке его отчетливо проступает след моей ладони. Во все глаза смотрю на него. Замерев, стоит неподвижно некоторое время, шумно дышит, на скулах играют желваки. Затем медленно, невыносимо медленно поворачивает голову и поднимает на меня взгляд. Становится не по себе. На мгновение, кажется, что он ударит в ответ, настолько диким выглядит. А потом жгучие мурашки бегут толпами по телу, когда на мужском лице появляется оскал. Иначе эту страшную улыбку и не назовешь. — Не смей, — шиплю как кобра, сама не узнавая своего голоса и поражаясь его твердости. Потому как внутри всё сводит то ли от страха, то ли от мощной дозы адреналина, то ли чернющего взгляда, на дне которого плещется адская бездна и моя погибель. Мысленно стону и впиваюсь до боли ногтями в ладони, сжимаю кулаки. Непослушное тело меня предает, стоит Макару только посмотреть вот так: с лютым голодом, безудержной жаждой обладания. И он это считывает. Впрочем, как всегда. — Ты пьян, — веду языком по пересохшим от волнения губам, и мужской взгляд тут же устремляется на мой рот с явно нездоровым интересом. — Давай поговорим утром, — иду на попятную, не решаясь больше на открытый конфликт, пока Макар в таком состоянии. — Не настолько, чтобы не отдавать себе отчет в своих действиях, — медленно приближается с мрачной, непоколебимой решимостью. Отступаю на шаг, цепляясь пальцами за подол платья. Отвожу глаза от его пронизывающего, всепоглощающего взгляда и выставляю перед собой вторую руку в провальной попытке прекратить неминуемое. — Не надо, — тихо. — Я не хочу так. — Тш-ш… Молчи, Оля, — обхватывает ладонью мою кисть, опускает руку, переплетя наши пальцы, и фиксирует, прижав к бедру. — А сейчас я хочу, чтобы ты отдалась мне. Как раньше. Как ты умеешь. Чтобы я поверил. Ядовитые слова бьют раскаленными нитями по сердцу. Обхватывает мой затылок и наклоняется совсем близко к губам. Резко отворачиваю голову, и поцелуй приходится в уголок рта. Меня снова начинает потряхивать. Пытаюсь освободить руку, но Макар усиливает захват. Не больно, просто удерживая. Ведет губами по щеке, по уху, опускается к шее, мягко целуя. Отпускает мои пальцы, обхватывает талию и толкает меня к стене. — Макар, прекрати! — прошу в отчаянии. Я не могу так. Не могу. Боль скручивается внутри в тугую пружину, взгляд туманят слезы. Я словно наэлектризованный до предела комок нервов. Но Макар глух к мольбам. С моей талии его рука опускается на ягодицы, оглаживает их пару раз и движется ниже. Приподнимает край платья и неожиданно сильно сжимает мои бедра, впечатывая в свое тело. Дает понять, что всё неизбежно. Зажмуриваюсь что есть силы, чувствуя влагу на щеках. Меня начинает мутить от осознания того, что тело, несмотря ни на что, отзывается на ласку. Дергаюсь, пытаясь освободиться из удушливых объятий. — Не надо так! Макар, пожалуйста, остановись! — вскрикиваю, когда он, утробно зарычав, разворачивает меня резко спиной к себе, вжимая грудью в стену. — А как надо? — зарывается пальцами в волосы, открывая себе доступ к шее, и впивается в нее жалящим нежную кожу поцелуем. Звук, вырвавшийся из глубины моего раненого сердца, пугает. Я даже не сразу понимаю, что сама издала этот страшный, надрывный вопль. Макар всё ещё обладает властью над моим телом, разумом, сердцем. Он настолько глубоко вошел в мою жизнь, заполнив собой всё нутро, что я не представляю, как существовать без него. Макар стал моей вселенной, моим миром, таким необходимым воздухом. И вот внезапно этот мир рухнул, с головой окуная в жестокую реальность. Не ослабляя хватки в волосах, он проводит второй рукой от шеи до низа живота, впечатывается возбужденным пахом в мои бедра. — Макар, остановись! Ты потом пожалеешь, остановись! — сбивчиво шепчу, пытаясь достучаться до его здравого смысла. — Не хочу останавливаться, — отмахивается, ведя губами по моей открытой шее, и неожиданно больно прикусывает кожу. Вздрагиваю от неожиданности. — Я не хочу так! Ты слышишь меня? Приди уже, наконец, в себя! — срываюсь на судорожный крик, всхлипывая. Сейчас я очень напугана. Мной овладевает давно забытое чувство страха перед ним. — Мне насрать, чего ты хочешь, а чего нет. Ты, маленькая лживая дрянь, потеряла право сама принимать решения. Сегодня ночью за тебя буду решать я. Внутри всё холодеет от его слов. Макар подхватывает меня на руки, и я с нарастающим ужасом понимаю, что он несет меня к дивану. Секунда — я в воздухе, и вот отползаю в самый дальний угол, пытаясь срастись с подлокотником. Макар не двигается, лишь, склонив голову набок, скользит по мне голодным взглядом. Я забываю, как дышать, когда он начинает неспешно расстегивать пуговицы на рубашке. — Раздевайся, Оля. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я, словно в трансе, продолжаю наблюдать, как Макар справляется с последней пуговицей, и его руки опускаются к пряжке ремня. В тишине комнаты звонко щелкает металлическая застежка. Мой заторможенный мозг до конца не верит в происходящее, хотя подсознание в неконтролируемой агонии кричит: «Беги!». Зачем-то теряя драгоценное время, я поднимаю взгляд к его лицу в надежде, что Макар одумается и прекратит этот кошмар. Но в его глазах вижу лишь животное желание, смешанное со злостью и дикой яростью. В этот момент он очень напоминает мне бездушного монстра, с которым я впервые столкнулась в подвале. Опускаю глаза и в оцепенении смотрю на то, как он резко выдергивает ремень из штанов. — Чего такая бледная, душа моя? — отбрасывая ремень в сторону, спрашивает усмехаясь. — Привыкла, что пылинки с тебя сдувал? Дышать боялся в твою сторону? Забудь! Поняла меня? — подается вперед, впиваясь пальцами в мои щеки. — Так ведут себя с любимыми женщинами, а не со лгуньями и потаскушками. Сильные руки поднимают меня над диваном и перекидывают через спинку. Теперь я лежу на ней животом. Колени стоят на кожаной обивке, усеянной мелкими осколками. Слышу учащенное дыхание Макара позади себя, его крупные ладони проходят по спине вдоль позвоночника, по бедрам, касаются края резинки чулок. Он замирает, и в следующий миг подол платья оказывается у меня на талии. Ощущаю легкое дуновение воздуха. В комнате наступает оглушающая тишина. Делаю рваный выдох и, не в силах больше сдерживать дыхание, выпрямившись, оборачиваюсь. Макар медленно поднимает взгляд от моих полуобнаженных бедер к лицу. Он весь напряжен, грудь тяжело вздымается при каждом вздохе, кулаки сжаты. Тело обдает жаром, и я выныриваю из транса. Глотая слезы, одергиваю платье, но меня останавливает резкий голос незнакомца, бывшего прежде человеком, которого я любила всем сердцем. — На место подняла. Замираю, по позвоночнику пробегает холодок от его тона. — Макар, я прошу тебя, прекрати. Ты меня пугаешь! Сейчас мне так хочется, чтобы всё это закончилось. Пока не поздно. Пока я смогу его простить. Пока в моем сердце еще слышится хоть и слабое, но биение. Мне кажется, на мгновение Макар приходит в себя, но, опустив взгляд на мои побелевшие костяшки пальцев, смявшие подол, словно звереет. — Для него чулки надела, — шипит в ярости, опрокидывая меня спиной на диван и нависая сверху. — К нему, сука, первым делом побежала. Я его сгною там. Поняла меня? Даже думать о нем не смей! С громким треском рвется ткань платья, и Макар с силой разводит мои бедра. — Хватит! Прекрати! Посмотри, в кого ты превратился! — не в силах сдерживаться, делаю вдох и захожусь в рыданиях. Утыкаюсь в ладони, чтобы не видеть перекошенное от ярости любимое лицо. Это неправда. Это сон. Кошмар. Это не мой Макар. Из саднящего горла вырывается надрывный всхлип, а затем что-то, похожее на вой. Меня сотрясает крупная дрожь, в груди нестерпимо печет, я, кажется, слышу, как вместе со мной плачет моя душа. Сворачиваюсь в клубок на диване, когда пространство пронзает дикий рев и звук бьющихся стекол.