Выныриваю из тяготящих подсознание мыслей и перевожу взгляд на друга. Тот видит, что я медлю с ответом, усаживается на капот, скрестив ноги, обутые в тяжелые ботинки, и заинтересованно поднимает брови. — Ты как раз вовремя — кидаю напоследок взгляд на Руслана и неспешно приближаюсь к Мише. Тот думает некоторое время, но понимает всё без слов. В мою раскрытую ладонь ложится рукоять пистолета. Смотрю на парней из охраны. На их лицах мимолетно проскальзывает недоумение и тревога. Медлю. Вскидываю взгляд на тяжелое небо и сгустившиеся черные тучи. Налетевший ветер хлещет, больно жаля кожу на лице, но раскаленная до предела лава, бегущая по венам, приносит гораздо больше муки. — Поехали, — киваю Руслану на свой автомобиль, опуская руку со стволом в карман пальто. — Есть новая инфа по нашему недругу? — одномоментно становится серьезным друг. — Можно и так сказать. Давай скорее, — сажусь за руль и завожу двигатель. В боковом зеркале вижу, как, замешкавшись на мгновение, Руслан всё же захлопывает дверь и направляется в сторону моей машины, попутно бросая ключи одному из бойцов. — Увижу хоть царапину — ты труп, — шутливо направляет сложенные пистолетом пальцы к парню, который идет к его внедорожнику. Некоторое время едем молча под ритмичную мелодию популярной песни, что доносится из включенного Русланом радио. — Чего кислый такой? Хорошие же новости. Или опять тридцать три несчастья что-то натворила? — Натворила, — киваю, крепче сжимая руками руль. — Бедовая тебе баба досталась. — Я не жалуюсь, — пожимаю плечами и делаю музыку громче, давая понять, что разговор окончен. Руслан расслабленно откидывается на спинку сиденья и в такт мелодии постукивает рукой о колено. Той самой, с*ка, рукой, которой передавал шприц с ядом убийце. У меня рвется на части душа, а на его лице — маска безмятежного спокойствия. — Куда хоть едем? — спрашивает Руслан, перекрикивая музыку в салоне, пытается разглядеть в кромешной тьме за окном давно забытую местность. — Почти приехали, — выключаю радио, погружаясь в кажущуюся неестественно зловещей тишину, повисшую в салоне. Еще двадцать минут по ухабистой дороге, в чащу лесного массива, затем выезжаем на широкую поляну. Глушу двигатель и замираю, не в силах пошевельнуться. Мое сердце колотится так громко, что заглушает остальные звуки. Руслан расслабленно сидит на соседнем сиденье и улыбается совсем привычной, по-мальчишески развязной улыбкой, строча кому-то СМС в телефоне. Заметив мой взгляд, вскидывает голову и смотрит, вопросительно приподняв брови. Как обычно: открыто, доверчиво, преданно. К горлу подступает ком. — Почему? — отворачиваюсь к лобовому стеклу, уставившись на кружащиеся в медленном хороводе снежинки. — Что? — с недоумением в голосе переспрашивает Руслан. — Почему ты решился предать меня? — Макар, ты что, сбрендил? — спустя мгновение, показавшееся мне вечностью, интересуется тихо. — Я искренне не понимаю: почему? Может, я тебя чем-то обидел? Мало платил? Недостаточно хорошо относился? — голос срывается, и я замолкаю, чувствуя, как на глаза наворачивается мутная пелена. Устало провожу ладонью по лицу, ощущая на огрубевших подушечках пальцев влагу. — Что я, мать его, взрастил в твоей душе, что ты осмелился вот так, как крыса, исподтишка ударить меня в спину? — Бл*, да о чем ты? — вспыхивает Руслан, глядя на меня волком. — Совсем уже, что ли, с катушек слетел? Какой на хрен удар в спину? Смотрю на его смуглое родное лицо, а перед глазами всё разлетается в мелкую пыльную крошку, обнажая действительную человеческую суть. Врёт. По напряженной позе вижу, что понял всё. И затаившийся страх на глубине зеленых, словно морская тина, глаз тоже вижу. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не узнаешь место? — машу рукой в сторону лобового стекла, где вся поляна как на ладони. Бегло окидывает взглядом освещенную часть и коротко кивает. — Помнишь, что я сказал тебе в ту ночь? Руслан долго молчит, низко опустив голову, смотрит на свои сцепленные в замок пальцы. — Что разрушить нашу дружбу может только смерть одного из нас, — продолжаю тихим, то и дело срывающимся голосом. — Я был на грани жизни и смерти ради тебя — трижды. А теперь ты умер для меня. Как только позволил проникнуть в голову мыслям о том, что можешь так поступить со мной и с людьми, которые являются моей семьей, ты собственноручно похоронил себя. И всё же ответь: почему? Что Шеллаков предложил тебе такого, от чего ты не смог отказаться? Молчит, отведя взгляд. — Свободу, — отвечает с усмешкой. — Знаешь, как паршиво быть чьей-то тенью? Простым дополнением к Багировым? Меня всю жизнь никто даже не воспринимал всерьез. С самого детства, как только мы познакомились, я перестал быть личностью. Все вокруг видели лишь тебя и брата. И тогда ты с какого-то х**а решил, что мне нужна твоя защита и дружба. Да я проклинаю день, когда впервые встретил тебя. Руслан говорит, говорит… а я словно срываюсь в пропасть и лечу. Не было ничего. Никогда ничего не было. Вся наша дружба — лишь иллюзия в моей голове. Больная фантазия и вера во что-то действительно стоящее. Как я мог быть, настолько слеп? Почему не смог разглядеть тьму, притаившуюся в глазах человека, которого любил, которому доверял как самому себе? — Почему Назар? — Он должен был стать первым. Удушливые кольца отчаяния сдавливают ребра до белых пятен перед глазами, стоит услышать ответ, произнесенный с пугающим равнодушием. Дергаю ручку двери и вываливаюсь на улицу, глотаю ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, а из горла рвутся хриплые звуки. Прижимаю ладонь к груди, пытаясь унять невыносимое жжение где-то в области сердца. Дрожащими пальцами лезу в карман пальто, натыкаясь на холодный металл пистолета, но тут же, словно обжегшись, отдергиваю руку. Свободы хочешь? Что ж, пусть это будет моим последним подарком. Закуриваю, жадно вдыхая горький дым, оборачиваюсь и сквозь лобовое стекло смотрю на Руслана. — Выходи, — кричу громко, глядя в застывшие равнодушием глаза бывшего друга. Нахмурив брови, медлит, напряженно сканируя пространство. — Давай! Вот твоя свобода, — раскидываю в сторону руки. — Вали, пока не передумал, — вижу, что бездействует, и гонимый неконтролируемой яростью, клокочущей в груди, бью со всей силы кулаком по капоту, оставляя вмятину на металле. Руслан выходит из машины, прячет руки в карманы кожаной куртки, ощетинившись, опасливо оглядывается по сторонам. — Олю, зачем втянул? — цежу сквозь зубы, приближаясь. — Она же всё это время детей моих под сердцем носила, — реву, хватая его за грудки и впечатывая спиной в машину. — Ты сам виноват, — отталкивает, ощутимо ударяя в плечо. — Я не собирался тебя убивать. Хотел, чтобы ты сам себя сгноил. Всё ведь должно было закончиться намного раньше, ещё тогда, когда наркоманку в твой дом привезли. Я просчитал всё до малейших деталей, всё подготовил. Нагрянули бы менты, репортеры, а у тебя в доме две бабы, которых ты держишь в заложницах. В тот момент избитая до полусмерти Оля соловьем бы пела, давая против тебя показания. Х** бы ты отмылся тогда. Но ты, с*ка, опять свинью мне подкинул своим заявлением в следственный комитет. В долбаного героя решил поиграть, — сплевывает зло, глядя на меня с безумной улыбкой на искаженном яростью лице. — А потом я смотрел, как ты с ней возишься, трясешься над Олей. Тогда понял, что не время раскрывать все карты. Я хотел, чтобы ты сам сломал себя. Сгнил заживо. И я в тебе не ошибся. Жаль только, поздно узнал, что Оля выродков твоих носит, мы бы тогда такую партию разыграли, что ты бы сам себе пулю в висок пустил. — Что ж ты за мразь такая? А? — обреченно спрашиваю глядя на Руслана. — Неужели нет в тебе ничего святого? Моя женщина! Мой брат! Ты убил Назара ради чего? Потешить свое эго? Трус ты Руслан, в открытую играть кишка оказалась тонка. — Я трус? Да я только и делал, что подчищал за тобой всю жизнь. Кем бы ты был без меня? Кем вы оба были бы, если не я? Это я! Все что у тебя есть, всё чего ты добился — только благодаря мне! И я хотел, чтоб ты понял, прочувствовал, что без меня ты никто. Ну, давай, — раскидывает руки в стороны, глядя на меня с вызовом. — Чё пристрелишь меня? Или в полицию сдашь? — Уходи, — хриплю задыхаясь. Недоверчиво смотрит на меня, не двигаясь с места. — Бля, да ты достал! — выхватываю ствол из кармана и направляю дуло в голову Руслана. — Мое терпение не вечно, «друг». Даю тридцать секунд, — вскидываю руку и смотрю на часы. — Время пошло. — Ты ведь всё равно грохнешь меня, не сейчас — так позже. Чего тянуть? — Учусь проявлять милосердие, — не отрывая взгляда от секундной стрелки, с характерным щелчком снимаю пистолет с предохранителя. — Осталось пятнадцать секунд. Обостренный слух улавливает тихий хруст веток под тяжелой поступью Руслана. Опускаю пистолет и смотрю на его удаляющуюся спину. Эта картина навсегда останется еще одним ярким эпизодом в моей памяти. Последним воспоминанием о близком друге, любовь к которому я наживую, без анестезии ампутирую из сердца. Оборачиваюсь, подаю рукой знак, и в тот же момент меня ослепляет свет фар двух внедорожников, притаившихся с противоположной стороны широкой поляны. Не знаю, сколько стою, уставившись на глухую чащу погруженного во мрак леса, в которой скрылся Руслан. Время будто остановилось. В мертвой тишине слышно, как натужно скрипят верхушки деревьев, потревоженные мощными порывами ветра, и нетерпеливо рычат изголодавшиеся по охоте псины. Перевожу взгляд чуть в сторону, туда, где на краю поляны стоят два внедорожника, и с каким-то пугающим спокойствием смотрю на людей в черном камуфляже, мельтешащих в свете фар. Медленно бреду в их сторону, провожу ладонью по холке одного из доберманов, который, стоит мне приблизиться, доверчиво утыкается прохладным носом в ладонь. Присаживаюсь на корточки и по очереди ласково треплю каждого между ушами. Я с любовью отобрал лучших в своем предназначении: это выносливые звери, обладающие молниеносной реакцией, коварным методом атаки, неукротимым азартом и яростью. «Отряд дьявола» — таким ласкающим слух прозвищем нарекли эту четверку доберманов кинологи, вырастившие поистине прирожденных убийц. Поднимаюсь на ноги и, глядя сверху вниз на заинтересованно следящих за моими движениями псов, командую тихо: — Сидеть. Четверка тут же послушно опускается на задние лапы. По очереди снимаю поводки с массивных ошейников, в которые встроены датчики слежения. Иду к своей машине и достаю из бардачка заранее приготовленный гриппер с кожаными перчатками внутри. Подхожу к навострившим уши псам, поочередно подношу раскрытый пакет к собачьим мордам, отчетливо понимая, что перешагиваю через тонкую грань точки невозврата. Колесо Сансары запущено. В эту ночь Руслан обретет долгожданную свободу, а я навсегда потеряю близкого друга. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Прикрываю глаза и вдыхаю полной грудью терпкий, пропитанный хвоей аромат ночного леса. Сегодня я вершу правосудие. В памяти всплывают слова, брошенные Русланом: «Я проклинаю тот день, когда впервые встретил тебя». Может, действительно не зря проклинал? — Взять! — не открывая глаз, отдаю приказ. Ощущаю дуновение ветра от сорвавшихся с места псов. Оставшись в одиночестве, иду к багажнику, достаю купленные на заправке дрова и жидкость для розжига. Выхожу к центру поляны и развожу огонь в том самом месте, где и двадцать четыре года назад. Тяжело оседаю на влажную землю, отрешенно глядя на костер. Не знаю, сколько я так неподвижно сижу, — прихожу в себя, когда мертвенную тишину ночного леса нарушает приглушенный, наполненный злобой лай собак, а спустя мгновение проносится душераздирающий нечеловеческий крик. Мои плечи лихорадочно трясутся, а из горла вырывается хриплый всхлип, стоит только уловить в наполненном болью и отчаянием крике свое имя. Зарываюсь пальцами в волосы и с силой дергаю их в беспомощной попытке унять агонию в груди. — А-а-а-а-а-а… — подскакиваю на ноги и кричу, до боли надрывая связки, стоит только лесу вновь погрузиться в гнетущую тишину.