— Макар Багиров. Найдя телефон, Надька увлеченно водит по сенсору, затем замирает на несколько мгновений, оценивающе вглядывается в экран. Поднимаюсь со стула, терзаемая любопытством, что же она там нарыла, перевалившись через стол, заглядываю в телефон. На фотографии, сделанной, вероятно, кем-то из репортеров, Макар стоит рядом с мужчиной, оба облачены в деловые костюмы, на заднем фоне виднеется яркая вывеска то ли кафе, то ли бара. Однако присматриваюсь получше и улавливаю между мужчинами едва уловимое сходство. — Боже! Это же его брат. Это Назар, Надя! Отбираю у Нади из рук телефон и перехожу по ссылке. Да, так и есть. Яркий заголовок статьи гласит: «Успешные бизнесмены и завидные холостяки братья Багировы на торжественном открытии сети баров PANDORA». — Кто из них-то виновник нашего торжества? — не унимается Надька. — Да вот он! — указываю на Макара. Смотрю, каким числом датируется открытие бара. В шоке осознаю, что это фото было сделано за пару дней до трагических событий. Снова вывожу на экран изображение крупным планом. С щемящим душу сожалением смотрю на сильного, красивого мужчину. С первого взгляда и не определишь, что они с Макаром братья, но если чуть дольше задержать взгляд, замечаешь мелкие детали: горделивая осанка, холодный прищур глаз, волевой подбородок… Всё это неуловимо указывает на то, что между братьями есть что-то общее. Назар попал ко мне в отделение в таком состоянии, что едва ли угадывался этот сильный мужчина с фото. Авария обезобразила его тело множеством травм и порезов. А после перенесенной операции на челюсти лицо было перемотано специальными фиксирующими бинтами. Листаю дальше фото. На многих снимках они вдвоем. Два брата. Счастливые улыбки, беззаботная успешная жизнь, шик, лоск, роскошные женщины. А потом я натыкаюсь на фото где Макар уже один. Сломленный, разбитый, он смотрит прямо в камеру потерянным взглядом, и я тону в океане его боли, которая плещется через край в красных, воспаленных от слез глазах. Такого Макара я вижу впервые. А в мыслях появляется образ того самого мальчишки: одинокого, брошенного, обиженного на весь несовершенный мир. — Что там? — заглядывает в экран телефона подруга. — Ничего, просто фото, — отвечаю сдавленно. — Ты простила его. Да? — спрашивает, внимательно меня разглядывая. — Простила и любишь. — Люблю, — улыбаюсь, сквозь слезы. — Иди сюда, дуреха ты моя, — обнимает меня Надька. — И не реви, никуда твой Карабас Барабас не денется. Цветочки вон шлет, значит, просто дает, тебе время разобраться в себе. — Угу. — Красивый, конечно, — мечтательно тянет Надька, механически гладя меня по спине. — Я надеюсь хоть с анакондой в штанах? — Блин, Надя! Всё там в порядке! — Вот и славненько. — Девчонки, — окликает нас Олег, заходя на кухню. — А у нас уже всё готово. Дальше день протекает в уютной обстановке. К моему удивлению, присутствие Виктора ничуть не напрягает. Пообедав вкусной рыбой на гриле с запеченными овощами, я резвлюсь в саду с проснувшимися близнецами и Машкой. Затем Надька где-то в закромах откапывает ракетки с воланом, и мы прямо как в молодости играем в бадминтон. Даже умудряемся обыграть мужскую команду и посмеяться от души, наблюдая за их немного неуклюжими попытками честно одержать победу. Непонятная ностальгия накатывает чуть позже, когда на улицу опускаются сумерки, а по периметру двора, вдоль выложенных плиткой дорожек, начинают зажигаться садовые фонари. Раздаются первые аккорды гитары и глубокий баритон Вити, который всегда поет душевные песни в близком кругу друзей. Сразу вспоминаются беззаботные студенческие годы, наши встречи и то, как глаз не могла отвести от красивого парня, так умело игравшего на гитаре. Как провожал домой поздними вечерами, несмелые поцелуи на прощание. Уже не больно, а просто немного жаль… Жаль, что не смогли сохранить то светлое чувство, которое когда-то давно связало нас. — Не замерзла? — спрашивает Витя, накидывая мне на плечи мягкий плед, стоит нам остаться в беседке одним. — Спасибо, — обхватываю ладонями чашку с дымящимся свежезаваренным кофе и из-под полуопущенных ресниц наблюдаю, как он подтягивает ближе ко мне свое кресло. — Так о чем ты хотел со мной поговорить? — первой нарушаю затянувшееся молчание. Витя усмехается невесело, открыто рассматривая меня. — Тебе совсем всё равно, да? — А должно быть иначе? — Это наша первая нормальная встреча, спустя столько лет. И ты даже не спросишь, как у меня дела? Как я жил всё это время? — Мне уже не интересно Вить. Да и судя по нашему последнему телефонному разговору, довольно неплохо, — пожимаю плечами. — Я не могу тебя забыть, Оль, — неожиданно выпаливает Витя. — Спустя столько времени понимаю, что моя жизнь катится к чертям. Деньги, должность, повышение — всё это кажется пылью. Знаешь, о чем я действительно сожалею? — Даже не представляю, — изо всех сил стараюсь не подавать вида, что слова бывшего мужа всё же достигают поставленной цели, затрагивая уязвимые частички души. — Ведь у нас с тобой действительно было всё для счастливой жизни: средства, возможности, чувства. Не было желания суметь всё это сохранить. Вот об этом я жалею. Неожиданно поднимается и, присев передо мной, забирает чашку, отставляя ее на столик. В замешательстве, смотрю на то, как мои ладони оказываются в руках Вити. — Я очень сожалею о том, что в момент, когда был нужен тебе, меня не было рядом. Правда. — Склоняет голову и прикасается губами к моим слегка дрожащим пальцам. В горле отдает горечью, воспоминания о том времени, когда я осталась один на один со своим горем, душат, словно невидимая удавка, наброшенная на шею. — Вить… — Подожди. Дай мне сказать. Пожалуйста, — перебивает на полуслове. — Возможно, я не был самым образцовым мужем, но я действительно любил тебя и люблю до сих пор. То, что ты видела в тот вечер, клянусь — единственный раз, когда я изменил тебе в браке. Я ни в коем случае не оправдываю себя и не прошу простить или забыть. Я прошу лишь чтоб ты меня услышала. Ты не представляешь себе, как я сожалею о том поступке. Глядя в некогда родные глаза, ощущая тепло сильных ладоней на пальцах, я не чувствую абсолютно ничего. Некогда кровоточившие частички души всё так же остаются под анестезией отчужденности. Я давно похоронила наш брак и все светлые воспоминания о нем, облегчая свое существование. — Не нужно ничего говорить сейчас, — вскидывает руку Витя и едва уловимым движением проводит по моей щеке. — Просто подумай над моими словами. — Вить, я давно забыла всё и не держу на тебя зла. Но простить и понять твой поступок я не смогу никогда. Я искренне желаю тебе хорошо устроить свою жизнь и найти ту, с которой ты действительно будешь счастлив. То, что с нами произошло, скорее всего, было предрешено кем-то за нас. Значит, так было нужно. Поэтому давай оставим всё как есть и, больше не будем возвращаться к этому разговору. На мужском лице в доли мгновения мелькает что-то, очень похожее на разочарование. — Хорошо, я понял тебя, — отстраняется и растерянно ведет рукой по волосам. Отходит на пару шагов и, повернувшись ко мне в профиль, поднимает лицо глядя на чистое звездное небо. — Что имеем, не храним, а потерявши, плачем, — с горькой ухмылкой говорит Витя. Спрятав руки в карманы брюк, еще некоторое время молча смотрит на звезды. Я укутываюсь плотнее в вязаный плед, подгибая под себя ноги. — Я хочу продать нашу квартиру, — все так же не глядя на меня, говорит тихо Витя. — Я ни дня там не жил после того, как ты ушла от меня. — Продавай. Еще во время бракоразводного процесса я ясно дала понять, что не претендую на нее. — Ты не поняла. Вырученные деньги я хочу разделить пополам. Чтобы хоть в этом вопросе не выглядеть полным дерьмом в твоих глазах. Удивляет ли меня неожиданное благородство бывшего? Скорее нет, чем да. Каким бы хорошим или плохим мужем ни был Витя, но жадным — точно никогда. А если еще и учитывать, что квартира была свадебным подарком его родителей и я, по сути, не имею никакого отношения к этой недвижимости, то его поступок можно расценивать как благородство в квадрате. — Тебе решать. — Я тогда позвоню тебе, когда найдутся покупатели. Только прошу, не игнорируй мои звонки. Обещаю, что по другому поводу досаждать не буду. Мы ведь можем остаться только хорошими друзьями, просто знакомыми, не больше? — Думаю, что да. — Поздно уже, пойдем, проведешь меня до машины, — как-то натянуто улыбается на мой ответ Витя. Поднимаюсь с кресла, и мы неспешно, в молчании, бредем по вымощенной плиткой дорожке к воротам. — Прямо как в далеком прошлом. Ты, я, поздний вечер, неспешная прогулка. Помнишь, как провожал тебя домой после свиданий? — распахнув калитку и пропуская меня вперед, спрашивает Витя. — Давно забыла, — безбожно лгу, останавливаясь около его машины. Неожиданно крепкие руки обхватывают мои плечи. Поддавшись вперед, Витя наклоняется и приникает к моим губам. — Я напомню, — шепчет и усиливает напор. Растерянно упираюсь ладонями в мужскую грудь, обтянутую футболкой, и на миг теряю бдительность, приоткрывая губы, что бы вразумить, чем сразу же бессовестно пользуется Витя, углубляя поцелуй. На короткое мгновение я расслабляюсь, прислушиваясь к себе. Не противно, но и не приятно. Ничего. Ни бабочек в животе, ни ускоренного пульса. Пресно. Давлю руками на твердые мышцы и отворачиваюсь. — Прости, прости, — шепчет, прислонившись губами к моему виску, обдавая горячим дыханием щеку. — Это был первый и последний раз. Не удержался, прости. — Поезжай, Витя, — высвобождаюсь из мужских рук и отхожу на шаг, зябко кутаясь во всё еще накинутый на плечи плед. — Я рад, что мы поговорили по душам спустя столько времени, — слышу позади голос бывшего мужа. — Мне жаль, что так всё вышло. Оборачиваюсь напоследок. Красивый, высокий, сильный. Чужой. В свете яркого уличного фонаря его голубые глаза кажутся льдисто-серыми. Витя в напряженной позе стоит около распахнутой двери автомобиля, его широкая грудь прерывисто вздымается, выдавая скрытое волнение. Захожу во двор, тихо прикрывая за собой калитку. Прислоняюсь спиной к прохладному металлу и стою некоторое время, вслушиваясь в тишину, царящую в округе. В самом начале я думала, что умру без него. Видит Бог, как сложно мне было пережить то время. Эта встреча, спустя столько лет действительно была нужна мне, чтобы многое переосмыслить. Развеять страхи перед будущим. Отбросить предрассудки и суметь довериться тому, кого полюбила всем сердцем. Чтобы, в конце концов, понять: что когда-то потеряв, я лишь обрела долгожданную свободу.