— Мило? — спрашивает Ламар. — Это эпично. Я поворачиваюсь, чтобы ухмыльнуться Леви, и вижу, что он уже смотрит на меня со счастливым, не поддающимся расшифровке выражением лица. По крайней мере, все идет отлично. Вся моя жизнь — дерьмо, но это работает. Мы сделали что-то хорошее, полезное и просто крутое. Я же говорила тебе, не так ли? Что надежно, и заслуживает доверия, и никогда, никогда не бросит доктора Кюри? Наука. Наука — это то, что нужно. Пока не перестанет. Я первая поняла, что что-то не так. Большинство инженеров переговариваются между собой, а глаза Леви все еще смотрят на меня с любопытным, серьезным выражением. Но и значения, и мониторы находятся в поле моего зрения, поэтому я замечаю, как цифры меняются до значений, которых мы никогда раньше не видели. И то, как судорожно дергается локоть Гая. — Что… — Я указываю на него. Леви тут же поворачивается. — Он в порядке? — Рука? — Брови Леви сходятся. — Я никогда не видел ничего подобного. — Это похоже на то, что произошло бы, если бы мы стимулировали его моторную кору, но мы определенно не… Вау. — Подергивания становятся значительно больше. Все тело парня начинает дрожать. Леви включает микрофон. — Гай. Там все в порядке? Ответа нет. — Гай? Ты меня слышишь? Тишина. И Леви все больше хмурится. — Гай, ты… Парень падает со стула с громким стуком, его тело одновременно жесткое и вялое. В комнате управления начинается хаос — все стоят, полдюжины стульев скребут по полу. — Остановите протокол! — кричит Леви, и через секунду он уже выходит из комнаты в лабораторию. Я вижу, как он появляется на мониторе, опускается на колени рядом со спазмирующим телом Гая и берет его на руки. Он поворачивает его на бок и очищает пол от близлежащих предметов. Припадок. У Гая припадок. В комнату врываются другие люди — врачи NASA, инженеры — и задают Леви вопросы о протоколе стимуляции. Он отвечает как может, продолжая держать Гая на руках, пока врачи работают вокруг них. Это все из-за Пенни. Леви знает, что делать, благодаря Пенни. Повсюду царит хаос. Люди бегают по коридорам, входят и выходят из комнаты управления, кричат, ругаются, задают вопросы, на которые нет ответов. Некоторые из них адресованы мне, но я не могу ответить, не могу ничего сделать, кроме как смотреть на лицо Гая, на то, как Леви обнимает его. Я падаю обратно в кресло. Через минуту или час мои глаза отводятся. Шлем лежит на полу, откатившись в самый дальний угол комнаты. — Ковальски? — Его отвезли в больницу. — С ним все будет в порядке? — Да, он пришел в сознание. Это просто осмотр, но… — …Они устроили ему гребаный припадок, что за… — Какая катастрофа… — …Конец BLINK, наверняка. Боже, какая некомпетентность. Я — крепость. Я непробиваемая. Меня даже здесь нет. Я ни на кого не смотрю. Я изо всех сил стараюсь не слушать, пока иду к кабинету Бориса после того, как он шипел на меня, чтобы я была там по расписанию. Это было четыре с половиной минуты назад. Мне следует поторопиться. Я стучусь, когда прихожу, но вхожу, прежде чем меня приглашают войти. Леви уже внутри, смотрит на красивую зелень Космического центра за квадратным окном. Я игнорирую его. Даже когда чувствую на себе его взгляд, колючесть взгляда, требующего ответа, я игнорирую его. Мне интересно, о чем он думает. Потом я перестаю задаваться этим вопросом: вероятно, его все равно нельзя вынести. — Где была ошибка? — спрашивает Борис из-за стола. Он всегда выглядит усталым и взъерошенным, но если бы он сказал мне, что его только что переехал грузовик, я бы ему поверила. Я не могу даже представить себе последствия сегодняшних событий. Для него. Для NASA. Для Леви. — Пока неясно, — говорит Леви, не отводя глаз. — Мы выясняем это. — Был ли сбой в аппаратуре? — Мы выясняем, был ли… — Чушь. Короткое молчание. — Как только мы узнаем, вы будете в курсе. — Леви, ты видишь во мне толкателя бумаги — возможно, ты прав, я им и стал. Но позволь мне напомнить тебе, что у меня есть диплом инженера, плюс пара десятилетий опыта работы с тобой, и хотя я ни в коем случае не творческий гений, каким являешься ты, я прекрасно понимаю, что тебе не понадобится три недели системного анализа, чтобы выяснить, был ли сбой на стороне оборудования или… — Не было, — прерываю я. Они оба поворачиваются ко мне, но я смотрю только на Бориса. — По крайней мере, я сомневаюсь в этом. Я не проводила никакой аналитики, но я уверена, что ошибка была в протоколе стимуляции. — Я сглатываю. — На моей стороне. Он кивает, напряженно вслушиваясь. — Что случилось? — Я не знаю. Я предполагаю, что стимуляция была слишком интенсивной или слишком высокочастотной, и либо смещенной, либо слишком рассеянной. Это вызвало широкое нарушение работы нейронов… — Хорошо. — Он снова кивает. — Как это произошло? — Этого я не знаю. Мы провели несколько недель, составляя карту мозга Гая, и ничего подобного никогда не происходило. Протокол был адаптирован под него. — Я наклоняю голову, глядя на свои руки. Я сжимаю кольцо моей Нонны. Как обычно. — Этого больше не повторится. Мне жаль. — Нет, не повторится. — Он проводит рукой по лицу. — BLINK закончился. Раздается резкий вдох Леви. Я поднимаю глаза. — Что? — Это не та ошибка, которую я могу допустить. Вы взяли человека, который прошел через годы подготовки астронавтов, и посадили его в лужу на полу. Парень в порядке, но что если следующий астронавт не будет? Я качаю головой. — Не будет следующего астронавта… — Не должно было быть никаких астронавтов. Особенно не перед половиной NASA! — Борис. — Леви стоит позади меня. Возможно, немного слишком близко. — Мы проверяли этот протокол более десяти раз. Ничего подобного никогда не происходило. Вы поторопились с демонстрацией, когда мы могли бы подождать несколько недель… — И ты поручился за Би, когда NIH послал ее сюда, а она устроила припадок одному из моих астронавтов! — Борис сжимает челюсть, пытаясь успокоиться. — Леви, я не виню тебя… Громкий стук. Дверь открывается, и все становится еще хуже. Нет. Только не Тревор, пожалуйста. Не тогда, когда я нахожусь на самом дне. И все же, Борис жестом приглашает его войти. — Мы только что обсуждали… — Я слышал. — Он мрачно пожимает плечами. — Ты был не совсем тихим. Так что, — говорит он, хлопая в ладоши, — я сгладил ситуацию с конгрессменами. Сказал им, что BLINK еще можно спасти. — Подожди. — Борис нахмурился. Меня может стошнить. — Я понимаю, что здесь много интересов, но не так быстро. Очевидно, что-то пошло не так, и… — Кто-то, — перебивает Тревор. Взгляд, которым он смотрит на меня, полон презрения. — Я слышал, что ты говорил. Очевидно, что проблемы были связаны с одним конкретным человеком, и их можно решить, устранив слабое звено и поставив на проект другого исследователя NIH. Джош Мартин и Хэнк Малик тоже подали заявки на эту должность. — Ты идиот? — Леви делает шаг к Тревору, нависая над ним. — Ты ничего не знаешь о своих собственных ученых, если думаешь, что доктор Кенигсвассер — слабое звено… — Извините меня, — говорю я. Мой голос дрожит. Я не могу плакать, не сейчас. — Я не думаю, что я нужна для этого разговора. Я проверю Гая и… — Уберите мои вещи. Да. Я выхожу так быстро, как только могу. Я не успеваю сделать и десяти шагов от двери, как слышу бег ног позади, а затем вокруг меня. Леви останавливается передо мной, в его глазах почти отчаянное выражение. — Би, мы еще можем все исправить. Вернись туда и… — Мне нужно идти. — Я стараюсь, чтобы мой тон был твердым. — Но ты должен остаться там и убедиться, что BLINK действительно произойдет. Он бросает на меня неверящий взгляд. — Без тебя — нет. Би, мы понятия не имеем, что на самом деле пошло не так. Борис слишком остро реагирует, а Тревор — чертов идиот. Я не собираюсь… — Леви. — Я позволила себе потянуться к его запястью. Обхватить его рукой и сжать. — Я прошу тебя вернуться туда и сделать то, что ты должен сделать, чтобы BLINK случился. Пожалуйста. Сделай это для Питера. Для Пенни. И для меня. — Это удар ниже пояса. Я вижу это в его сузившихся глазах, в его челюсти. Но когда я снова начинаю идти, он не следует за мной. И сейчас это все, чего я хочу. Глава 23 Рейке не отвечает на мои звонки, потому что она наконец-то едет в Норвегию. Может, это и к лучшему: Я бы просто поплакалась ей о деполяризации нейронов и электромагнитной индукции, что не может быть полезным ни для меня, ни для нее. Я хочу навестить Гая в больнице, чтобы… принести ему съедобное ассорти? Принести своего первенца в жертву? Самовоспламениться у подножия его кровати? Я даже не знаю, куда его привезли, если он еще там, и сомневаюсь, что он хочет меня видеть. Может, мне стоит написать ему. Ты ненавидишь меня за то, что из-за моей небрежности и некомпетентности у тебя случился приступ? Да, Нет, Может быть, пожалуйста, обведи. Наверное, это хорошо, что я остаюсь наедине со своими мыслями. Парадоксально, но это позволяет мне не думать слишком много. Вещи, плохие вещи, скоро произойдут. Моя связь с WWMD будет раскрыта, сообщество, на создание которого я потратила годы, обернется против меня, и у меня нет иллюзий, что Тревор продлит мой контракт. Это ошеломляет, но если я не буду говорить об этом, то смогу притвориться, что этого не происходит. Я съедаю банан — первое, что я съела за двадцать четыре часа, — и иду в свою комнату. Я достаю чемодан из-под кровати, вытираю с него пыль и начинаю складывать одежду. Джинсы. Джинсы. Юбка, которую я еще не успела надеть. Мой любимый тиловый топ. Пончо от дождя. Джинсы.