- Да что же ты за дура, Снежиночка? - Не смей называть меня этим именем! – прорычала я, чувствуя, как от бешенства мгновенно закладывает уши, а глаза затягивает красной пеленой, отключая и разум, и инстинкт самосохранения. - Не смей, Марьяна! – Как хочу, так и буду называть, раз ты такая идиотка! – выкрикнула подруга истеричным фальцетом. Я несколько раз глубоко вздохнула, возвращая сознание на место. Отвернулась от подруги, и равнодушно произнесла: - Тогда пошла вон отсюда. Чтобы тебя здесь не было, когда вернусь. Встала, и на деревянных ногах вышла из комнаты, стараясь не слушать, как за спиной скулит и зовет меня Марьяна. Глава 27 На улице было настоящее берендеево царство: земля сделалась белым-бела и хрустально сверкала в лучах утреннего солнца, слепя глаза и заставляя щуриться. Строгие елки, припорошенные снежком, стояли как сказочные великаны в белоснежных меховых шапках. Посвистывали, порхали с ветки на ветку энергичные снегири, собирая последние ягоды рябины. Я обошла стоявшие посреди двора черные внедорожники, и приткнувшийся сбоку белый "ниссан" Марьяны, толкнула калитку и выскользнула наружу. Пошла вдоль забора, проваливаясь в снег почти по верхний край сапог. Выбравшись на сильно заметенную дорогу, постояла, размышляя, и пошла в сторону деревни, где жила Катя. Ноги вязли в рыхлом снегу и приходилось их с усилием вытаскивать. Но я упорно ползла, костеря на чем свет стоит недобросовестных коммунальщиков и дедушку Эрика, построившего домик в такой глухомани, куда ни одна снегоуборочная машина не доберется. Уже через пол часа я взмокла так, что пот по вискам потек градом, заодно устав и ругаться, и идти. Подумывала уже вернуться в дом, но тут опять проснулась моя вредность и я поползла штурмовать снежные заносы дальше – не могла я сейчас вернуться в дом и смотреть на Марю. И на Янку и Эрика не могла, и даже на Игорька, хотя он мне вообще ничего плохого не сделал. Ни на кого не могла смотреть, потому что перед глазами стояло одно-единственное лицо, которое я ненавидела. До дрожи в руках, до спазмов в животе. До кровавой бешеной пелены, застилающей глаза каждый раз, когда я слышала имя, которым меня называл только он. И только когда мы с ним оставались наедине. «Снежиночка». Задрала лицо вверх, чтобы слезы, готовые вытечь из глаз, не пролились ни в коем случае. Не буду плакать. Даже если он меня никогда больше не увидит, моих слез ему не заполучить. Я еще постояла, пошмыгала носом. Повздыхала и пошла дальше. Сапоги все так же вязли в снегу высотой по щиколотку, но мне даже нравилось, что можно идти и думать только о том, как выдергивать ноги из этой белой каши, отодвинув все остальные мысли. Где-то на половине пути меня догнал трактор с широким ковшом, который неторопливо тарахтел по дороге, отгребая снег к обочине. Поравнявшись со мной, пожилой усатый тракторист высунулся из окна и замахал, приглашая в кабину. Недолго поколебавшись, я уцепилась за протянутую грязноватую ладонь, взобралась на подножку и очутилась внутри стеклянной, промерзшей почти насквозь, кабинки. - Куда идешь, красавица? – прокричал дядька, перекрывая оглушительный стук мотора. – В деревню, чтоль? - Да! – прокричала я, чувствуя, как от грохота начинают болеть уши. – Мне в поселок надо, к Кате Величко. - Понял, доставлю в лучшем виде. Меня Николай Иванович зовут. Я Катюше дядькой прихожусь, мамки ее брат родный, – проорал в ответ дядька и задвигал рычагами своего пепелаца. Минут через тридцать я сползла с подножки трактора и помахав разговорчивому Николаю Ивановичу, на вибрирующих в такт с трактором ногах побрела к крыльцу Катиного дома. - Снежана? – удивилась хозяйка, выглянув на мой стук. – Ты за продуктами? Так я бы сегодня сама привезла – сейчас Валерка мой придет с работы и привезла бы. Вчера-то по снегопаду не поехали. Ну заходи, раз сама добралась, чаю попьем, да я соберу все пока. А Славик где? - Я одна. Меня дядька твой привез на тракторе. Николай Иванович, – я только тут сообразила, как глупо выглядит мое появление у Кати. Согласно кивнув, будто моя ссылка на ее дядьку все объясняла, она усадила меня за накрытый клеенкой кухонный стол на кухоньке, расположившейся сразу от входа в дом. Налила кирпично-красного чая в большую кружку с веселыми подсолнухами на боку, придвинула вазочку с малиновым вареньем и тарелку с овсяным печеньем. Включила для меня телевизор и, велев не скучать, ушла по своим делам. В домашнем тепле, возле жарко пылающей дровяной печки, меня быстро разморило. Я откинулась назад, и прижалась спиной к ее теплому, крашеному известью боку. В голову полезли разные мысли. О внезапной и странной смерти Гарика. Его сыновьях в количестве двух штук, один из которых звонил мне и стращал всякими ужасами. А потом реально взялся меня разыскивать. О втором сыне моего мужа, который пока никак не давал о себе знать, и было непонятно, что он там себе думает. И о том, почему оба они не были на похоронах своего отца. Еще я думала о Маре, которая почему-то очень разозлилась, увидев меня с Эриком. И о самом Эрике, к которому я, чего уж скрывать, неровно дышу. А как он сам ко мне дышит, мне было вообще не понятно. От печки шли волны приятного тепла и спокойствия. Тело мое расслабилось и размякло, глаза начали слипаться. И уступив накопившейся усталости и бессоннице прошедшей ночи, я начала уплывать в дрему. Сквозь навалившееся забытье я смотрела, как открылась входная дверь, обдавая меня холодным воздухом из промерзших сеней. Смутно знакомая мужская фигура бесшумно скользнула в комнату и одним быстрым, смазанным движением оказалась со мной рядом. Я попыталась закричать, но жесткая ладонь зажала мне рот. Другая рука с силой сдавила мое горло так, что в нем что-то хрустнуло. Ухо обдало табачным дыханием и прозвучал хриплый шепот: - Вот мы и встретились, сучка. Глава 28 Глядя в блеклые, с красноватыми прожилками глаза склонившегося ко мне мужика, я замычала, судорожно пытаясь сделать вздох пережатым горлом. Вцепилась в его ладонь на моей шее и в отчаянии принялась отдирать от себя. - Не дергайся, сучка, - он чуть повысил голос. – И не вздумай кричать. Убивать тебя не буду. Пока не буду. Поняла меня? Меня слегка тряхнули, и в шее снова что-то хрустнуло. - Поняла, я спрашиваю? Я согласно замычала, торопливо захлопала глазами, показывая, что все поняла и на все согласна, и рука на моем горле чуть ослабла. Я принялась со всхлипами тянуть в себя воздух, судорожно пытаясь сообразить, что мне делать. Между тем мужчина окончательно убрал руку с моей шеи. Выпрямился, с удовольствием глядя на мои попытки отдышаться и утереть текущие по лицу слезы. - Что тебе надо? – прохрипела я. - Да ничего особенного, девочка моя, – ласково пропел мудак, чуть не задушивший меня, и кажется, что-то сломавший мне в горле. Интересно, можно что-то повредить в организме, придушив человека, как меня только-что? Тут маньяк осклабился и снова наклонился ко мне. Обнаружив его лицо в пяти сантиметрах от моего, я испуганно отшатнулась. Врезалась затылком в кирпичную стенку печи и зашипела от пронзившей голову боли. «Этот не задушил, так сама себя прикончу», - мелькнула печальная мысль. - Сегодня же возвращайся в город, сучка. Беги к нотариусу и оформляй отказ от наследства, поняла? - Не то задохлик, который твое липовое завещание в работу взял, может пострадать. И твоя любимая подружка-слониха под раздачу попадет, – добавил, выпрямляясь. Быстро оглянулся на дверь, и коротко размахнувшись, влепил мне пощечину. Я, радостно взвизгнув, повалилась с табуретки. Уже лежа на полу, согнула ногу и с силой ударила урода в пах, довольная, что, зайдя в дом не сняла сапоги. А заодно благословляя дзюдо и уроки самообороны из моего детства и отрочества. Мудак взвыл. Согнулся, вцепившись в пострадавшее место, и в тот же момент получил от меня по виску березовым поленцем, на которое я прилегла, упав с табуретки. Ну а потом открылась дверь, и в дом вместе с клубами морозного воздуха влетел Эрик с пистолетом в руке. А у меня все поплыло перед глазами и следом я провалилась в темноту... ... - Снежан… Снежана-а…, – сквозь сон слышала я жалобное скуление. – Снежанка, просыпайся уже, а? Я разлепила глаза и увидела Марю, сидящую в кресле напротив кровати в моей-не моей комнате, которую мы никак не могли поделить с Эриком. За окном уже сгущались ранние зимние сумерки и в комнате стоял полумрак, не дающий мне раглядеть лицо подруги. - Маря, не скули… - прохрипела я, морщась от боли в лице и гудения в голове. Подруга сочно всхлипнула и начала мелко креститься: - Ну слава тебе, очухалась. Эрик сказал позвать его, когда ты очнешься. Она поднялась было, но я зашипела, преодолевая боль в распухшей губе: - А ну стой! Вернее, сядь на место и рассказывай. Вернее, сначала включи свет и зеркало мне дай - в ванной лежит. - Что рассказывать, Снежанка? – расстроенно загудела подруга, сгоняв за зеркалом. – Эрик тебя часа два назад привез без сознания. С ним женщина была заплаканная. Мужик на жигулях позже подъехал, муж ее. Что случилось-то? Не отвечая, я рассматривала открывшуюся мне в зеркале красоту: распухшую левую щеку, слегка заплывший глаз и разбитую губу. Еще ссадина на виске, там, где я приложилась к полешку, которым потом огрела душившего меня мудака. - Пипец красотка, – со вздохом прокомментировала увиденное. Отложила зеркало и села на кровати, откинувшись на спинку.