Утро нежно лилось в окна мягким светом. Птичка скреблась на крыше, дом тихо поскрипывал. Гордея в постели не было, остался только его запах на подушке. Еще сладко пахло теплым деревом и уютом. Как только я потянулась и позорно уткнулась в подушку носом, чтобы как заядлая наркоманка, втянуть воздух, в комнату вошел Гордей. Он был уже гладко выбрит и одет в выглаженный костюм. - Вова привез вещи. Как соберешься - выезжаем. Он с тихим шорохом оставил пакет на краю кровати и больше ничего не сказав, вышел. Время вышло. Оставлять этот островок уюта и возвращаться в холодный и мрачный дом в городе было сложно. Я с детства привыкла, что дорога домой ничего хорошего не приносит, поэтому я тянула время как могла, но бесконечно отсиживаться в ванной все равно бы не вышло. К сожалению. Мне было страшно думать о будущем и терять последние мгновения близости. Наплевав на ремень безопасности и что Вова будет на нас пялится, жалась к Гордею. Спустя пару минут так вообще залезла к нему на колени. Так и просидела там всю дорогу домой. А он даже не возмутился. Наверное, просто обалдел от моей наглости. Но все равно крепко прижимал к своей груди и нежно, кончиками пальцев поглаживал по спине. Как только мы отъехали от дома, Миронов включил молчавший все два дня телефон. Будто в отместку за пропуски, теперь он не замолкал. Только Гордей заканчивал один разговор, тут же поступал следующий звонок. Подъехав к дому, он все так же разговаривая ушел в кабинет, взглядом отправив меня к себе. Как бы там ни было, чтобы не происходило в жизни. Девочки всегда верят в сказки. Верят до последнего. Даже когда реальность бьет и отбирает самое ценное. Последнее. Надежда на то, что прекрасный принц отважно вломится в твою жизнь и наконец-то таки возьмет на ручки - не убиваема. Ну а я что? А я как все. Я просидела в комнате до самого вечера и даже не подумала выйти к ужину. Придумывала сотни планов действий, если сейчас, ну вот прямо сейчас Гордей войдет в комнату. И тысячи остроумных ответов, на любой вкус и любую его фразу. Вариантов, где словесную перепалку выигрывала бы он, было крайне мало. Но так, чтоб он извинился - не одного. Все вылетело из головы и стало неважно, когда он действительно вошел в комнату. Выглядело это очень интересно. Он - как всегда в идеальном костюме, я - только вышла из ванны в одном полотенце. Он принес огромный букет мелких-мелких ромашек, а я без предисловий, бросилась ему на шею. Прошло всего несколько часов, но мне жизненно необходимо было вдохнуть его аромат и почувствовать тепло кожи. Гордей говорил о том, что на этот раз цветы точно без насекомых, при этом отбрасывая букет не глядя, куда-то в сторону кровати. Полотенце на мне задралось, узел развязался. Оно упало на пол и подтолкнуло нас к кровати. Миронов уронил меня в облако ромашек. Содрал с себя одежду и снова прижался ко мне, но уже голой кожей. Я застонала от удовольствия. Как мало для счастья нужно... Мелкие веточки с хрустом ломались, царапая мне спину, а я в отместку, безжалостно цеплялась за плечи Гордея, оставляя свои метки. Нас окутал густой горький терпкий запах летнего поля и сладкий - близости. Он был полностью во мне и почти не двигался. Это было лишним. Я теряла связь с реальностью и себя, в его черных глазах. Терялась среди простыней и цветов. Но хотелось еще больше. Еще ближе. Я сцеловывала капельки пота с его висков, а он рычал и толкался глубже. - Гордей, Гордей, Гордей. Я, кажется, влюбилась, мне страшно, - шептала захлебываясь шумным вдохом и ощущениями. Конечно, он ничего не ответил. Только зарычал и начал вколачиваться в меня сильнее, снова пачкая бедра теплыми каплями. Миронов, при всей своей любви меня испачкать посильнее и оставить в таком виде в кровати, на удивление резво утащил меня в ванную и уже там проявил все худшие - или все же лучшие - качества своего звериного характера. Я снова была зацелована, искусана и вые… Кхм. Грубовато, да, но по-другому это никак не назвать. Сорванное дыхание, саднящая от засосов и укусов кожа. Целоваться уже попросту больно, но перестать это делать, никакой возможности нет. Его язык нежно касается моих припухших губ. Сплетается с моим. Пробует на вкус. Будто ему самому мало. Будто он и в самом деле хочет меня всю. Себе. И не за долги. А по-настоящему. По любви. Бред конечно. Верить в сказки, таким девочкам как я, особенно когда напротив, плотоядно облизывает клыки серый волк, смертельно опасно. Этот поцелуй уже не знакомство, прелюдия или секс. Он на вкус как осень, что шквальным ветром безжалостно срывает все еще зеленые листья. Осень, которая изо всех сил подгоняет свою подружку. Зиму. Он на вкус как неизбежное прощание и смерть. Изо всех сил стараюсь не верить своим чувствам, но цепляюсь за него на всякий случай. Этот страх сильнее меня. Губы снова соленые, а он делает вид, что не замечает. Не пропуская ни одного миллиметра, вытирает мягким, пушистым полотенцем капли с кожи после быстрого душа. Касается моего тела исключительно тканью. Спешит. Я знаю, он боится, что ему снова снесет крышу. И мы не выберемся из ванной комнаты еще долго. Гордей уносит меня в постель и почему-то утыкается в телефон. Неожиданно. - Ты кому пишешь? - Жрать хочу. - Так. А пишешь кому? - Повару. -Ты решил, что дернуть человека среди ночи хорошая идея? Он ме-е-едленно отрывает взгляд от экрана телефона, поворачивается и смотрит на меня ошарашено, словно я сказанула огромную глупость. - Точно все мозги тебе вытрахал. Сказал же, жрать хочу. - Я могу тебя накормить. Вот тут его взгляд превращается из просто ошарашенного в заинтересованный. Он склоняет голову набок о чем-то раздумывая. Как же хочется залезть в его мысли, хоть ненадолго. Поднимаюсь с кровати и под его прожигающим взглядом, бегу в гардеробную, одеваться. Чтобы снова не сказал, что я кого-то там пытаюсь соблазнить. Даже если в планах у меня один только он, рисковать не стоит. Неплохо бы все же сделать перерыв в нашем марафоне. Поэтому будет самая любимая пижама. В ней абсолютно нет ни капли секса. Только море розового цвета и единороги. Миронов, мягко сказать, удивлен. Он с большим подозрением косится на меня стоящую в дверном проеме. Разглядывает с ног до головы и тут же обратно. - Я подозревал, что ты ребенок, но чтобы настолько… - Это просто милая пижамка. - Ага. Для пятилетки. Все время забываю, что ты и есть ребенок. - Мне двадцать четыре! - топаю ногой для пущей убедительности. Хоть, мне кажется, что он и не о возрасте совсем. - А мне без малого сорок - слетает с кровати, нависает надомной и придерживая за подбородок, шепчет прямо в губы. - Не страшно? - Нет. - Ну тогда пойдем. Накормишь. Пока я тобой не перекусил. Глава 17 Несмотря на усталость, хотелось накормить Миронова чем-то вкусненьким. Но пока я медитировала, глядя в глубину холодильника и думала, чем же ему угодить, Гордей, со вздохом, отодвинул меня. Достал мясную, сырную нарезку, хлеб и пока я, шокировано поглядывая, усаживалась, боясь промахнуться мимо стула пятой точкой, он соорудил горку бутербродов минимум на троих и не собирался останавливаться. Я сидела, наблюдая, как Миронов ловко справлялся с готовкой, любовалась его голой спиной и тем, как завораживающе перекатывались мышцы под смуглой кожей, но непонятный страх не дал сосредоточиться. С самого детства я боялась темноты. Бабушка напугала рассказами о призраках, которые на ее глазах открывали и закрывали дверцы шкафов. В детском доме этот страх раздули до невероятных размеров, скармливая мне каждый вечер байки о том, что если и будет у меня жених, то мертвый и исключительно в виде призрака. И приехать он почему-то должен был на велосипеде, гремя цепями… Я скорее почувствовала, чем услышала тихий шорох и стон паркета за спиной. Ужас сковал мышцы, и я боялась пошевелиться. Ждала, пока Гордей обернется, чтобы посмотрел и улыбнулся, увидев только меня. Стало бы сразу легче и спокойнее, но чужой скрипучий срывающийся голос что-то невнятно пробормотал, кажется, у самого уха. Миронов тут же обернулся, но без улыбки, посмотрел мне за спину. Оттуда же послышалось тихое покашливание и призрак заговорил голосом Виолетты. - А что вы сами? Почему повара не вызвали? Гордей подхватил внушительное блюдо с бутербродами, впихнул мне в руки два длинных стакана и графин с холодным лимонадом. Он пах малиной и кинзой. Несочетаемыми на слух, но невероятными на запах и вкус. Пузырьки лопались с щекотным звуком, распространяя аромат. По изящным изгибам стекла стекали капельки испарины. Кубики льда так соблазнительно позвякивали, что невыносимо хотелось пить. И никто. Совершенно никто не вспомнил и ничего не ответил Виолетте. Мы с Гордеем еще долго валялись в постели, уничтожая принесенные запасы провизии. Я оказалась голодна не меньше Миронова и жадно вгрызалась в бутерброды уляпываясь соусом. Он щекотно слизывал медово-острые капли с уголков губ, не давая целовать его в ответ. Пока сам не заигрался и не сорвался, раздвигая кончиком языка губы, лишая нас кислорода. Оторваться друг от друга нам помогала неизвестно откуда взявшаяся Анфиса. Гордей скармливал ей лучшие кусочки мяса и нежно почесывал за ушком. Она же, настойчиво терлась головой о его ладонь, выпрашивая не только угощение, но и ласку. В этот момент Гордей был… Собой. Настоящим собой. С жесткого и циничного тирана медленно слетали все маски. Рядом со мной остался просто красивый и уверенный в себе мужчина. - Откуда у тебя Анфиса? - Опять у тебя любопытство разыгралось? - приподняв бровь уточнил Гордей, но все равно начал рассказ. - Подобрал котенком. Пока вылечили, выкормили, привык. Вы смог отдать. Ну и Анфиса не как все бабы. Она точно не предаст и не сбежит при первой же возможности. Его неожиданно строгий взгляд прошелся ожогами по всему телу. Неужели он думает, что я могу от него так просто сбежать? Предать его? Он точно слышал мои сегодняшние признания? Или слышал их столько, что уже не верит в искренность? Я укуталась в простыню плотнее, пытаясь спрятаться. Потерянная лёгкость вернулась, когда мы как взрослые начали соревнование за лимонад. Постель пришлось перестилать, так как коварные крошки все время пытались нас выселить. Я уснула, как только поудобнее умостилась на груди у Гордея. Поделили его с Анфисой почти поровну. Тут уж не до соревнований. Кто главный понятно сразу. На улице еще было темно, когда меня покинуло тепло, а уха, щекотным дыханием коснулись слова Гордея. - Я уехать должен срочно. Не жди меня до завтра, - шептал он, а я дернулась в попытке проснуться, но он мягко меня остановил. - Я вернусь, просто нужно чуточку подождать. Справишься? Думала, что да. И кивнула. А он, пересчитав поцелуями все родинки на щеке, ушел. И исходя из того, что я видела позже, ушел навсегда. Сама я, вероятно, ничего бы не заметила. Помогла верная помощница Виолетта. Куда же без нее?.. - Ты, смотрю, так и светишься, да? - без предисловия начала она, когда застала меня и кружечку кофе, рассматривающую густой зеленый лес с балкона. Нам с кружечкой было очень красиво, уютно, тепло и мечтательно, пока она не появилась. - Но ты сильно не воображай себе. Совсем скоро тебя выставят. - Виолетта… - вздохнула, с сожалением отставляя кофе. Вот умеет же человек отбить аппетит к прекрасному. А поначалу притворялась такой милой. - У нас с Гордеем все хорошо. Хватит зависти. - Не веришь, - кивнула сама себе. - Жаль. Тебе же хуже. Смотри новости после обеда. Узнаешь, на сколько у вас все хорошо, куда он уехал и почему его не будет до завтра, - скрипнув каблуками, ушла, оставив меня метаться по комнате, мучительно поглядывая на часы. Верить ей не хотелось, но пальцы предательски дрожали, обнимая обжигающе — горячие бока кружки. Я отписалась ото всех новостных каналов. Я выключила интернет на телефоне. Но если что-то плохое случается, оно обязательно догонит тебя, как бы ты ни старался сбежать. В тринадцать тридцать две я случайно села на пульт от телевизора в гостиной. В тринадцать тридцать пять я, кажется, умерла. Я больше не чувствую и не слышу биение собственного пульса. Вместо него, отбойным молотком в виски вколачиваются слова телеведущей. “Кандидат в губернаторы Гордей Миронов сегодня представил свою невесту. Избранницей стала младшая дочь федерального судьи Сергея Охрименко - Любовь. Прямо сейчас скромное торжество проходит в Екатерининском ЗАГСе.”. Первые кадры оттуда раскраивают грудную клетку. Даже несмотря на то, что она “младшая” она все равно старше меня на несколько лет. И невероятно красива. Правильные черты лица, светло-русые волосы вьются крупными кудрями. Возможно, над ней колдовала стайка фей, которых сейчас называют парикмахерами и визажистами. Возможно, они стоят за кадром держа наготове кисточки и плойки, чтобы в любой момент подправить выбившийся локон или съеденную помаду, но ее глаза... Они светятся неподдельным счастьем. Когда показывают, как Гордей выносит невесту на руках из здания ЗАГСа, я забываю, как дышать. Она в белом, элегантном и скромном. Он как всегда в черном, но бутоньерка на его пиджаке из тех же цветов, что и ее букет, связывает их прочнее колец, поблескивающих на пальцах. Гостей не больше двух десятков. Они щедро осыпают молодожен лепестками роз. Никаких конфетти, ведь молодые переживают об экологии. И от подарков они отказались. У гостей попросили лишь пожертвования для местного дома малютки, как сообщает ведущая. Он с этой Любовью точно не по любви. Знаю, что это рекламный ролик, но Гордей смотрит на свою, уже жену, так нежно, что кто угодно поверит в искренность. Даже я. Они подходят друг другу. Даже немножечко похожи. Говорят, это к счастью и пара точно вместе навсегда. Мне же доставались лишь мимолетные улыбки. Я ни разу не видела вот такой теплоты. Он сладко ее целует. Это так красиво, что я не могу отвести взгляд. Боль мстительной мигренью ввинчивается в виски, жжется ядом и пульсирует в груди, но никак не может вырваться на волю слезами. Их просто нет. Я же прекрасно понимала, что так будет. Что этим все и закончится, но почему-то наивно верила в то, что любовь может… Ну что я за дура-то такая?! Какая может быть любовь в мире политики и больших денег? Почему всегда так легко верится в сказки и до последнего не верится в реальность. Я сама назвалась шлюхой. Добровольно пришла в этот дом именно в таком статусе. С чего я вообще надеялась на другой исход? Злость на себя, возмущение перекрывает головная боль. Не выключая телевизор, который все еще рассказывает и показывает счастливую пару, медленно иду к себе в комнату. Я где-то по пути оставляю кружку. Кажется, даже разливаю кофе. Главное — не делать резких движений. Иначе мигрень отомстит еще одним назойливым сверлом. Выпить таблетки, которые не помогут. Закрыть все окна. Глаза сильно печет. Светобоязнь верный спутник мигрени. Дышать медленнее и ровнее. Каждый вдох стоит слишком дорого. Сил хватает только чтобы спрятаться от самой себя в кровати, свернуться в клубочек под одеялом, постараться не шевелиться и надеяться, что сквозь разряды грома в голове удастся заснуть. Анфиса приходит и укладывается за моей спиной. Согревает именно то место, куда у меня нет сил дотянуться и поправить плед. Не знаю сколько проходит времени. Боль меня все еще качает на волнах. Она, то уходит, позволяя выдохнуть, то возвращается, атакуя с новыми силами. Проваливаюсь в сон, когда немного отпускает. Никак не могу разобрать, это шум волн в ушах или рычание моторов танков Миронова, въезжающих на территорию дома. Ответом становятся холодные руки, коснувшиеся моих висков. Он будто знает, где растревожил боль и пытается ее успокоить. Отчаянно хочется поддаться его рукам. Расслабиться и просто быть его... Неважно кем. Но не выйдет. Он только из душа. Слишком сильный запах геля добавляет еще одно сверло, напоминая, что мылся он после свадьбы. В постели с женой было не так весело, и он пришел ко мне? Так теперь всегда будет? Где-то будет красивая картинка-жена для официальных выходов и торжественных мероприятий. Она будет держать его за руку и будет целовать его вкусные губы под прицелами камер журналистов,когда он узнает, что стал губернатором. Он им станет, нет никаких сомнений. А я буду его грязной тайной. Не для публики. Сгребаю осколки себя в кучу и отползаю от него подальше, обнимая коленки. - Без объяснений не получится? - спрашивает с улыбкой, той самой, счастливой, но она все еще не для меня. Отрицательно машу головой, хоть и понимаю, что его слова ничего не изменят, но ему, как всегда, удается меня удивить. Глава 18 Миронов тянется ко мне, чтобы обнять, но я слишком сильно боюсь его прикосновений. Плевать на боль от движений. Я отползаю дальше, чтоб не дотянулся. Если он коснется - будет хуже. Пускай только словами. Это вроде бы проще пережить. Ведь так? - Видела? - прошелестел его голос между раскатами грома в моей голове. Зачем? Зачем он в который раз задает вопросы жестокие, но не требующие ответа. Моего молчания ему мало, он хочет, чтобы я произнесла это вслух. - Почему не сказал? - едва шепчу, но сил уходит больше чем на крик. - Ты же знал, что так будет сразу. Почему мне не сказал, когда предлагала тебе стать женой? Так понравилось наблюдать, как зверушка дергается, пытаясь выбраться из капкана? - В который сама себя загнала. - Верно. Но зачем ты… Так. - рваные вдохи обжигают слизистую. Отчаянье горячее и горькое на вкус. - Это просто выгодная сделка, - говорит так устало, будто объясняет мне очевидное сотый раз, а я все никак не пойму чему равно один плюс один. - Со мной не вышло бы так хорошо? - Нет, не вышло бы. А вот за зятя судьи проголосуют все, кто его уважает, хотят его помощи и даже бояться, - холод в голосе Миронова выжигает все остальные эмоции, но я почему-то удивляюсь. - Это очень выгодно. Я и правда не смогла бы быть на столько полезной. - соглашаюсь, но ответ “три” меня опять не устраивает. - Только скажи, зачем я все еще здесь и почему ты в первую брачную ночь не в постели со своей женой, а мучишь меня? Он поднимается, нависая и я снова встречаю того Гордея Миронова, что однажды чуть не отдал меня на съедение волкам. Яркий свет режет глаза. Он включил всего лишь ночник у кровати, чтобы лучше меня видеть, а больно так, словно лампочки на сотню ватт выкрутили на полную мощность. Но слова, все же, умеют делать больнее. - Я скажу один раз, и больше мы к этому вопросу не вернемся. Во-первых, это просто выгодная сделка. Это понятно? - пытаясь казаться спокойным, цедит сквозь зубы, а я киваю. Куда деваться? - Во-вторых, мою жену мы больше не обсуждаем. Она - не твоего ума дело. На меня смотри! Пытаюсь спрятать взгляд, но его ледяные пальцы касаются моего подбородка и не позволяют отвернуться. - И главное - ты здесь, чтобы отрабатывать долг, если вдруг забыла. Запомни и постарайся, чтобы я больше не напоминал об этом. Слез все еще нет. Откуда им взяться, ведь он прав. Отстраняюсь, встаю на колени, на кровати и медленно, глядя ему в глаза, стягиваю с себя футболку. Соски тут же сжимаются в горошинки, кожа покрывается мурашками под ледяным взглядом Гордея. Снимаю трусики, отбрасываю их следом за футболкой. Укладываюсь на спину и развожу бедра максимально широко. Ну что ты, мой единственный? Любуйся. Я хорошо помню для чего я здесь. Гордей склонил голову набок и смотрит исключительно мне в глаза. Будто мое тело его больше не интересует. Душу рассмотреть пытается? А не поздновато ли? Она давным-давно ему же и продана. Мне больно на него смотреть и не столько из-за мигрени и ночника, ослепляющего тусклым светом, сколько из-за понимания, что он не мой. Не мой. Никогда им не был. И никогда не станет. Вопреки всему, я не смогу просто вытравить его из сердца. Прав он был. Одна беда с этими девственницами. Меня штормит от желания уйти сейчас же и не видеть его больше никогда, до готовности принять все на свете, только бы оставил рядом с собой и позволял иногда греться теплом его рук, сидя на коленях у его ног. Становится жарко под его взглядом. Сощуренным. Яростным. Жадным. Он не сделает первый шаг, а я вроде как должна? Нельзя забывать, что я здесь для его удовольствия. И моя головная боль не должна никак помешать. Подползаю к краю кровати выгибая спину как кошка. Стараюсь двигаться медленно, изящно. Миронов ничего не делает, только наблюдает за тем, как я расстегиваю его ремень, спускаю брюки, выпускаю на волю уже каменный член. Не разрывая нить наших взглядов, кончиком языка облизываю его головку, прохожусь поцелуями по стволу и возвращаюсь обратно, чтобы впустить его в рот. Он не выдерживает. И шипением выпускает весь воздух из легких, глухо матерится и, туго стянув мои волосы на затылке, задает правильный для него ритм. Это слишком для меня. Слезы текут из глаз. Я давлюсь, но не пытаюсь его оттолкнуть. Он вдалбливается с сумасшедшей скоростью, но его зверя этим не накормить. Ему мало. Он оттягивает меня за волосы, укладывает на спину, за считаные секунды сбрасывает одежду, наваливается сверху и начинает яростно вколачиваться в мое тело. Гордей бросает короткое: - Смотри на меня, - и ускоряется. Это уж точно никакая не любовь. Это то ли драка, то ли гонка. Которая заканчивается его победой. Всегда. И хотела бы я сказать, что ему плевать на мои чувства. Что просто берет то, что ему положено по праву. Но его пальцы нежно ласкают кожу. Его губы обнимают соски, пуская колкие разряды электричества. Тело отзывается на каждое его движение сладкой тяжестью внизу живота, которая взрывается оглушающим оргазмом. Миронов кончает следом и целует меня в губы, словно зализывая раны. Но после объявления времени смерти искусственным дыханием не поможешь, так ведь? Его нежность просачивается сквозь стальную броню, но этого слишком мало. И поздно. Я не отвечаю на поцелуи. Не пытаюсь разозлить, просто боюсь заплакать по-настоящему. Он не должен знать, что я чувствую на самом деле. Я сказала однажды и пожалела. Хотел шлюху и получил ее в полной мере. Миронов уходит, не оборачиваясь, даже не забирая всю свою одежду, только накидывает брюки. А на меня наваливается тишина комнаты и его запах, которым я вся пропиталась. Еще пахнет сексом и весной. Если с первым все понятно, то откуда в комнате аромат свежей зелени и первого теплого солнца - непонятно. Приходится оторваться от простыней и оглянуться. На кресле расправил свои сочные листья огромный букет белоснежных тюльпанов. Цветы очень жаль, и обычно, я бы ни за что та не поступила, но дышать с ними на одной территории становится невозможно. Зачем он их принес? Это что за жест? “Прости, милая, я женился, но трахаться нам это не помешает!”? Выставляю букет за дверь, вместе с кучей одежды Миронова. Туда же отправляется все постельное белье. Открываю все окна, чтобы выгнать густой и терпкий запах секса. Сама пытаюсь отмыться, но ничего не выходит как бы не натирала кожу мочалкой. Его запах навязчивой тенью преследует меня повсюду. Горечь цитрусов, сладость кожи укрытая теплыми дымными оттенками. Мне никуда не спрятаться. Я не могу есть и спать. Ночами ворочаюсь с боку на бок, иногда проваливаясь в черноту. Сны мне больше не снятся, но это и к лучшему. Гордей не появляется в доме целых пять дней. После его ухода мигрень вернулась с новой силой. Первые два я только лежала в темноте комнаты, слушала оглушающие раскаты грома в голове, стараясь дышать медленнее и глубже, иногда выползая из-под одеяла попить воды. За что организм беспощадно мстил новыми волнами боли. Когда я начала выходить из укрытия, показалось, что дом совсем опустел. Кроме горничной, которая исправно приносила мне еду и Виолетты никого не было видно. Даже охраны. Но для того, чтобы их заметить, наверное, нужно выходить из дома. А я дальше кухни не забредала. - Ну что ты ходишь по дому как привидение? Я же предупреждала. Смирилась бы уже, - говорит насмешливо одно и то же Виолетта при встрече. Не отвечаю. Просто иду дальше по своим делам. Дела мои заключались в том, чтобы находить хотя бы сотню шагов по дому, прихватив с собой, с кухни перекус из кислых мармеладок и стопки бутербродов с горячим чаем. Но кислые мармеладки были на первом месте. Иногда было жутко интересно, откуда тут такие запасы, но я быстро переключалась на более актуальные вопросы. Остался всего один день до выборов. Неужели Миронова так задели мои слова и он сейчас наслаждается компанией своей молодой жены? Я теперь так и буду здесь сидеть и ждать его приезда? Пока ему не наскучит компания другой и захочется развлечься со мной? Он будет бегать между нами и однажды, когда она выследит, куда же он сбегает, она расцарапает мне лицо, а он наконец меня выкинет на улицу? Или девочки из высшего общества так не поступают? Они просто молча терпят, пока муж нагуляется? От мыслей меня отвлекает шум машины, въехавшей на территорию. Сердечко начинает частить. Прижимаю ладонь к груди, пытаясь его хоть немного успокоить и бегу к окну, чтобы разочарованно выдохнуть. Оказывается, это всего лишь Вова. Не успевает он войти в дом, как я нападаю с вопросами. - Мне нужно с ним поговорить - никаких прелюдий. Меня не хватит на все эти танцы. - Нет, - не удивляется моему нападению, только приподымает бровь, возмутившись тем, что я преградила ему путь в гостиную. - Ты же знаешь номер. Дай мне с ним поговорить. Мне нужно выяснить зачем я здесь. - Поговорить не дам. Лично я понятия не имею, зачем ты здесь. Но я бы тоже не отпустил, пока не пройдут выборы. Вдруг к журналистам побежишь? - Тебе самому не смешно? Думаешь, это могло бы изменить результаты? - Нет, - отвечает вместо Вовы Виолетта, подходя сзади и передавая ему чехол с одеждой. - Но подчищать грязные скандалы, долго, дорого и в наше время не всегда бесследно. Ты того не стоишь. Дешевле тебя под замком держать. Тем более ты почти не ешь. - Угомонись, - неожиданно грозно рычит на Виолетту Вова. - А ты иди отдыхай. Если что-то изменится, узнаешь первая, - это уже мне. Еще через два дня, по звону бокалов и звонкому смеху из кухни, я догадываюсь, что Гордей выиграл выборы. Долго бью себя по рукам, но поздно ночью сдаюсь. Запираю дверь в комнату, накрываюсь с головой одеялом и залезаю в новостные каналы. Мне сразу же попадается видео, снятое кем-то из штаба. Первые секунды того как Гордей узнает результаты. Его Любовь рядом. Стоит в нежнейшем персиковом платье, придерживает Миронова за предплечье, скромно сверкая огромными бриллиантами на безымянном пальце. Руку Гордея держит, не отпуская, пока обновляется окончательная статистика. Секунда и… Она первая поздравляет его поцелуями, а у меня время останавливает свой бег. Он кружит ее, повизгивающую от счастья, а у меня в венах пляшет страх, отчаянье и ревность, замешанные на сожалении и капле крови. Они прижимаются друг к другу лбами так, будто между ними целая бесконечность счастья и одно сердце на двоих, а у меня сердце выламывает ребра и не дает дышать. Вспышки ослепляют даже по эту сторону экрана. Я засматриваюсь и любуюсь скромной, милой, нежной девочкой, что прячется за плечом Миронова. Камера ее очень любит. Кто-то из журналистов выпрашивает короткое интервью. Я не слышу вопросов, только его ответ. - Медовый месяц пока пришлось отложить. Но выборы позади, сейчас начнется сложный путь. Как только вступлю в должность и можно будет задуматься о выходных, мы обязательно проведем их вместе, вдали от суеты. Как и меня, повезет любоваться звездами? В тот самый дом, где мы... Ощущение, что все закончилось, приходит именно сейчас. Мы и так были далеки друг от друга, а сейчас порвалась последняя нить, которая отчаянно пыталась соединить наши сердца, но у Миронова там зацепиться не за что. Я не могу оторвать взгляда от застывшей картинки, любуясь чертами его лица. Повторяя линию шрама на щеке проводя пальцем по экрану. Но все равно натыкаюсь на его миленькую жену, с любовью заглядывающую ему в глаза. Она ему очень подходит. Домашняя девочка, рядом с грозным зверем. Ее он не сожрет. Только защитит и укроет ото всех бед. А я и дальше буду лежать под одеялом, в холодной постели, облизываясь на чужое счастье. Глава 19