Глава 23 Сердце громким боем отсчитывает секунды. Но время остановилось. Оно каждый раз так невпопад сходит с ума. Бежит как сумасшедшее, когда нужно притормозить, и отказывается шевелиться, когда хочется, чтобы все закончилось как можно скорее. Как сейчас. Картинка перед глазами не меняется, сколько бы я ни пыталась ее сморгнуть. В какой-то момент начинает казаться, что огонь, бушующий на экране телевизора, перекинулся и на меня. Лижет ноги и пальцы рук. Расползается по ковру, оставляя черные дорожки, и тянет свои жадные лапы к шторам. Но почему-то против всех законов природы мне холодно. Замерзаю и забываю дышать. - Эй, Сонь, ты чего побледнела? - говорит Антон, и его я отчетливо слышу. Только его и бой пульса в ушах. Он веером рассыпает салфетки по столу, пытаясь вытереть какао, но их мало и они просто исчезают, растворяясь в грязной луже. Странно. Почему я слышу Антона, если телевизор молчит? Не отвечаю на его вопрос, просто отбираю пульт у ошарашенного парня и делаю звук громче. Титры, пробежавшие скорым поездом внизу экрана, дублирует голос ведущей. Теперь я даже слышу их, но в смысл сказанного поверить легче не становится. Этого же никак не может быть. Какая-то шутка дурацкая в стиле Миронова. Но дышать становится все больнее. “…причиной взрыва автомобиля на улице Филатова, стало взрывное устройство. Машина принадлежала губернатору Гордею Миронову. По предварительным данным, сам губернатор, его жена и водитель на момент взрыва находились в машине и скончались на месте. В настоящее время следственный комитет начал проверку. Оперативные службы города…” - Тебе пора. - шепчу осипшим от холода голосом, не глядя на Антона. - Ты в порядке? - берет мою ладонь пытаясь согреть, но поздно да и не поможет. Я отпрыгиваю от его прикосновений. - Нет. Но тебе сейчас лучше уйти. - Тебя так взрыв напугал? Ерунда же обычные разборки. Все никак власть не поделят… - Тебе. Лучше. Уйти. Сейчас. - Повторяю как заведенная, а он все равно не слышит. Его стремление помочь похвально, но не сейчас. Не хочу, чтобы кто-то видел, как я умираю. - Сонь, мне кажется, это плохая идея оставаться одной, когда тебе нехорошо. - Мне кажется, это плохая идея не слушать хозяйку квартиры. Я сама разберусь. Оставь меня в покое! - не знаю, что он увидел в моем взгляде, но спорить он перестал тут же. - Если что, я всего лишь на другом конце коридора. Просто позови. Киваю быстро. Хорошо, хорошо, хорошо. Только уходи уже скорее. Антон отшатывается, и я больше его не замечаю, только слышу, как хлопает входная дверь. Все потом. Сейчас только перевернутый автомобиль, охваченный огнем, занимает все мои мысли. Это совсем не привычный танк, а тот самый, когда-то белый Мерс, на котором Миронов приезжал с женой. И все равно, не может этого быть. Чтобы он ехал без сопровождения, кучи охраны и запасного плана от Вовы. Я просто не верю. Переключаю каналы в попытках стереть этот бред из памяти. Найти у других подтверждение, что это всего лишь ошибка, и в машине Миронова не было. Но на всех показывают одно и то же. Те же кадры искореженной машины, охваченной огнем. Реальность наваливается на плечи и не дает пошевелиться. Даже дышать нет сил. Очень тихо и аккуратно, без резких движений, выключаю телевизор, сворачиваюсь клубочком на диване и начинаю скулить от пустоты на месте, где когда-то было сердце. Даже с закрытыми глазами, вижу картинки из репортажей. Они смешиваются с воспоминаниями об аварии, в которую попали мы с родителями. Вкус металла на губах, едкий запах бензина и стеклянная крошка, которая заполняет все пространство. Она даже в воздухе витает легкой пылью и каждый вдох отзывается жжением слизистой и огнем в легких. Нельзя. Туда возвращаться мне никак нельзя. Слишком много боли там спрятано под тончайшей корочкой из уверенности в себе, своих действиях и количества прошедших лет. Миронов даже сейчас умудряется отравить меня собой. Какого черта он вообще постучал тогда в мою квартиру. Я же уже тогда, с первого взгляда влюбилась в его строгий прищур и тонкую линию губ. Только он так жадно он смотрел на меня и единственный, кто называл красивой. Пусть и в шутку, пусть и дурацкая кличка, пусть иногда казалось, что я очередная и он просто забыл имя. Но каждый раз, когда он это говорил, становилось немного теплее рядом с его жестокостью. Дымный запах горьких цитрусов давно выветрился из этой квартиры, будто и не было никогда. Но я настолько пророста в него, что просто так не забыть. Казалось, расставание - худшее, что может с нами случиться. Но нет. Получай Сонечка по полной. Где-то в глубине квартиры звонит телефон. Он молчал все последние недели, подавая голос, только когда звонили мошенники. Значит, и сейчас это могут быть только они. Когда стандартная мелодия звонка начала играть в третий раз, я заподозрила неладное. Такой настойчивостью мошенники обычно не отличаются. Пустота на месте сердца ударилась в грудь надеждой. А вдруг? А вдруг это опять его шуточки и все на самом деле не так, и… Чуть не опрокидывая кофейный столик, мчусь на звук. Сбиваю нагромождение крошечных тыковок в коридоре, которые принес Артем в дополнение к декору и к обеду. Они разлетаются, закатываются в неудобные места, но все потом. Я даже не успеваю обратить внимание на имя контакта. Онемевшие от холода пальцы без разбору лупят по экрану, пытаясь принять вызов. - Соня? Соня, ты где? - звучит в трубке мужской голос. До колючих мурашек по всему телу, до теплой волны где-то на месте сердца, до горячих слез облегчения. Настолько голос в трубке похож на голос Гордея. Хочется с ним поругаться. Узнать, что со всем этим делать, как теперь выкручиваться. И вообще... Жить. Узнать, зачем он все это устроил, почему не предупредил? Почему вообще так вышло, что я оказалась одна. Вопросы в голове роятся, перекрикивая друг друга, пока я мечусь и не находя себе места. Если бы я осталась рядом и он не женился на той девице, пусть даже и на мне не женился, забил на все советы и не выиграл выборы, ничего этого не случилось. Ведь так? Он бы все также глупо улыбался по утрам и придумывал отговорки, что в лес ходил не за цветами, а исключительно за грибами. Цветы сами в корзинку прыгнули, да. Нежные прикосновения и поцелуи. Он думал, я не замечаю, как из него прорывается забота, но я отмечала каждую деталь и откладывала в коробочку памяти про запас. И не зря. Интересно, как долго я буду испытывать подобные чувства? Стремиться увидеть и услышать его голос. Представлять что бы было между нами, если бы не обстоятельства. Вспоминать как было хорошо и надежно в его руках?.. Но из динамика смартфона доносится совсем не голос Гордея. Очень похож, до боли. Особенно разбавленный шумом дороги и автомобильными гудками, но меня не обмануть подделкой. На экране отображается имя Айи, а на другом конце провода, ожидает от меня ответ ее муж. - Ярослав? - еле ворочая губами проговариваю его имя. - Я. Скажи мне, пожалуйста, где ты. Мы уже на подъезде к городу. Скоро будем. Тебе нельзя оставаться одной, - Ярослав говорит так уверенно, что только от этого мне становится немного спокойнее. Судя по всему, я слишком долго молчу, и Яр пытается вернуть меня к жизни. - Соня, скажи, где ты, мы сейчас приедем. - Красная сто два. Квартира сто шестьдесят девять. - выдаю голые цифры и никаких подробностей. - Двадцать минут. - повторяет за мной Ярослав и отключается. Приезжают они через восемнадцать. Но даже это время в ожидании показалось бесконечным. Первым делом, я отбросила телефон, чтобы не начать читать все подряд новостные каналы. Потом вспомнила про россыпь мини-тыкв в коридоре и лужу какао в гостиной. Все это нужно было убрать и разложить по местам. Но пятно на ковре засохло, а тыквы просто ссыпались в раковину. Полноценно отвлечься не вышло, и я нервно поглядывала то входную дверь, то в сторону телефона, спрятанного под подушками. Гостей ждала очень, но все равно подпрыгнула, испугавшись звонка в дверь. Айя с порога решила меня придушить в объятиях. Видимо, чтоб не мучилась. - Девочки, давайте все слезы потом, - проверив все комнаты, вернулся к нам Ярослав. - Соня, ты сможешь собраться быстро? - Что? Зачем? - Нужно уходить, - замечая мой вопросительный взгляд, Ярослав поясняет. - Миронов всю жизнь ходил по краю. А теперь насолил кому-то до такой степени, что его убрали. И вся его хваленая система безопасности не спасла. Тут что-то совсем нечисто. Я обязательно разберусь, но тебя нужно спрятать. - Мы с ним расстались. - отрезаю и прячу глаза. - Точнее, он со мной. Зачем могут искать меня? - Вас за последнее время несколько раз видели вместе. Могли запомнить. Я не хочу проверять, что будет, если останешься одна. - У него же была жена. При чем здесь я? - Жена - это отдельная тема для разговора. Как и то, что между вами двумя произошло. Но сейчас нет времени на объяснения. - Но куда мы поедем? - К нам, - это уже Айя, поглаживая меня по спине, уговаривает. - Я помогу собраться. Только скажи, что делать. Я и правда не хочу сейчас оставаться одна. Странно, что это чувство пришло только рядом с Айей и Ярославом. Оно не включилось рядом с Антоном. Даже не икнуло. А сейчас, если эти двое вдруг решат передумать и оставят меня одну, то я точно залезу под одеялом и "не будите меня до весны". - Мы надолго уезжаем? - Пока все не прояснится. Невозможно угадать. - пожимает плечами Айя, а я киваю, отправляю сладкую парочку на кухню пить чай, а сама иду в гардероб, снова собирать чемодан. Пальцы дрожат. Я спешу и получается еще хуже. Не заморачиваясь с аккуратным складыванием, просто скидываю, то, с чем совсем недавно сюда приехала в раскрытую пасть чемодана. Застегивать его приходится, надавив на крышку коленями, и все равно чемодан сопротивляется. От злости я чуть было не вырываю молнию, но она неожиданно застегивается, но так напряженно, что вот-вот грозит разойтись. На кухне идиллия. Тыковки вымыты и лежат на полотенце, подсыхают, Ая с Ярославом о чем-то тепло смеются, перебирая мои мармеладки в вазочке. - Вы чего тут? - Ой, Сонечка, мы чай пьем. Мармеладки твои хотели, а они явно не к чаю. Кислющие. - Это для любителя. Ты же точишь свою соленую карамель, - оборачивается на холодильник Ярослав. - Кстати, нужно холодильник перебрать. Если мы хотя бы на неделю уедем, там может завестись новая жизнь. - Замечаю я и уже хочу идти разбираться с холодильником, но Айя меня останавливает. - Мы уже все сделали. Сейчас Яр еще тыквы определит в холодильник. И если ты собралась, можем ехать? - киваю, а она переспрашивает, - Точно все взяла? - Документы, телефон, зарядки со мной, - показываю главное в кармане огромной толстовки. - Но, пожалуй, вот это еще с собой возьму. - Утаскиваю со столешницы тяжелую вазу из толстого синего стекла, доверху набитую кислыми мармеладками. Подхватываю оттуда несколько червячков и с удовольствием жую. Айя звонко хихикает и задает вопрос, который делает этот день еще безобразнее. - И давно ты такими порциями это ешь? Ты не беременна, случайно? Глава 24 Догадка Айи бьет в солнечное сплетение, вышибая весть воздух из легких. Дыхание сбилось, но я пытаюсь делать вдохи спокойно, чтобы говорить ровно. Чувствую, как ваза пытается выскользнуть из рук, прижимаю ее к себе плотнее, чтоб не выронить. - Класса с пятого. Это лучший антидепрессант без рецепта, - закидываю в рот еще парочку мармеладок, отшучиваясь, параллельно пытаясь прикинуть, когда у меня были последние месячные. Путаю дни, месяца, и результаты подсчетов мне ничего хорошего не предсказывает. Айя тактично больше ничего не говорит, не обманувшись моими маневрами, а во взгляде Ярослава читается все, что он думает о моей наигранной улыбке. От этих двоих ничего не скроешь, но я точно не готова об этом говорить. От одних только мыслей внутренности стягивает тугим узлом. Во мне самой сейчас плещется концентрированная паника, прокрытая тонким, хрупким слоем равнодушия. Я не успела отойти от утренних новостей, а тут еще и такие догадки… - Ты готова? - Да, чемодан в коридоре, - отвечаю Ярославу, кивая в сторону выхода. - Отлично. Тогда выдвигаемся. В прихожей становится тесно, когда мы втроем начинаем обуваться. Но когда все выходят, оглядываю квартиру, точно ли ничего не забыла и понимаю, что даже не успела привыкнуть к этому месту. Еще меня никак не хочет отпускать навязчивая мысль. Что, если я и правда беременна? Сумма, лежащая на счету, моментально перестает казаться такой огромной и начинает жать в плечах. На двоих нам этого точно не хватит. После родов я еще долго не смогу работать, а с этими прятками и сейчас не особенно получится увеличить доход. Но маленький человек появится на свет вне зависимости от количества нулей на счету и к этому хоть немного но я готова. Меня одновременно радует и страшит собственная уверенность. Я еще точно не знаю, верны ли догадки, но уже начинаю строить планы. Неужели это последний подарок Миронова? - Соня? - окликает меня Айя, а я вспоминаю, что нет, точно не последний. - Я сейчас, - бегу в спальню выворачиваю содержимое сейфа, забираю самое ценное и обратно к Айе. - Забыла что-то? - Да. - первым порывом было все рассказать. Но так мы застряли бы в квартире еще надолго. Да и эгоистично захотелось оставить только себе тайну подарка Миронова. Во всяком случае пока. - Ерунда. Идем? А мы вообще куда поедем? Я вам с Яром мешать не буду? - Мы в Москву. Если тебя действительно ищут, в городе прятаться бесполезно. Всю дорогу в кармане обжигает пальцы сверток, оставленный Мироновым. Я изучила все неровности и заломы на упаковочной бумаге. Исследовала узелки на бантике темно-бордового цвета. Совершила три попытки эти узелки развязать и столько же раз похвалила себя за выдержку. На четвертый раз я чуть было не сорвалась, но по радио, тихо шуршавшему в салоне, включили повтор новостей. Как только ведущая начала рассказывать подробности аварии, в которую попал Гордей, Яр тут же выключил звук и бросил на меня острый взгляд в зеркало заднего вида. Место музыки занял теплый разговор между ребятами. Они спорили о том, какая елка лучше, живая или искусственная и шутливо переругивались. Пытались втянуть в беседу и меня, но я отвернулась к окну, поглубже натянула капюшон толстовки и закрыла глаза. Мне нет места в их идиллии. У меня такого никогда не будет. Так зачем подслушивать? Я не умею строить отношения. За примером можно далеко не ходить. Взять хотя бы самый свежий вариант — Антона. Даже дружить у нас не вышло. Загадочно выставила из квартиры и уехала, не попрощавшись, очень в моем стиле. Страшно представить даже, что он обо мне подумал. С Мироновым… Это даже нельзя назвать отношениями! Разве что рыночными. Кажется, там даже чувства искать бесполезно, но почему так ноет дыра на месте сердца, каждый раз, когда мысли возвращаются к его гибели? Почему так тепло было обнимать по ночам и делить с Анфисой место на его груди? Открыла глаза на воспоминании о кошке. А с ней, что теперь будет? Неужели ее себе заберет Виолетта? Она вроде бы неплохо к ней относилась, но вот человек она так себе. Да, всегда нужно поддерживать своих, но не причиняя боль другим людям. В своих мыслях и полусне я провела достаточно много времени. За окном уже мелькали огни столицы и стало ощутимо холоднее. Айя крепко спала, откинув спинку кресла и прикрыв ладонью уже заметный животик. Черт за всеми потрясениями я и не заметила, как она изменилась. Неужели и я такой буду? Кругленькой и красивой? Но беременность это не только девять месяцев тошноты, изжоги и покупки милых вещичек. Еще это ответственность за настоящую человеческую жизнь. От которой нельзя будет отказаться на время или поставить на паузу. Боже, чем только думал Миронов, позволяя себе не пользоваться презервативами. - Не спишь? Кофе? - Яр повернув на заправку, заглушил машину и решил меня отвлечь от мрачных мыслей. - Угу, - кивнула я и тут же задумалась, а мне вообще можно кофе? Или это может навредить? - Постой. Давай чай лучше? - на всякий случай попросила я и получила в ответ теплую улыбку. Хотела выбраться наружу размяться, но когда увидела, как ветром сносит двухметрового Ярослава, резко передумала. Сражаясь с порывами, он принес напитки и кучу шоколадок. Для Айи отдельно кокосовую, а мой стакан так одурительно пах малиной, что я почти дотянулась до воспоминаний лета в деревне. - Яр, ты сам как? - уточнять о чем я, нет никакого смысла. - Тяжело. Знаешь, он был моим кумиром в детстве. Одевался как рокер и тусил с крутыми парнями и курил. Мечта любого пацана. Я все время к нему тянулся, а он только злился из-за того, что нам приходится делить родителей. А потом умер Борис, его отец, и все стало еще хуже. Мы очень много лет не виделись. - До того дня, пока не пришлось спасать Айю? Сзади послышался автомобильный гудок обрывая наш только развернувшийся разговор за чаем. За неожиданно вкусным чаем. Он на вкус как бабушкино малиновое варенье. И откуда такие чудеса на заправке, на окраине города? Мы отвлеклись на разговор и только занимаем колонку, пока сзади собралась очередь из машин. Айя проснулась, разговор замялся, и как-то неожиданно быстро мы оказались дома. Гостевая спальня, которая через несколько месяцев превратится в детскую, сейчас стала моим убежищем. Вместе с постельным бельем и теплым пледом, Айя принесла тесты на беременность. - Я, когда узнала, никак не могла поверить. Разорила все аптеки в округе. Вот осталась парочка, - смеясь, оставляет коробочки на комоде. - Тебя больше всего мучает неизвестность. Иди. Когда точно узнаешь - станет легче. - Я не понимаю, что мне делать, Аечка. - С чем? - Со всем, - воздыхаю я, а Айя вопросительно смотрит на тесты. - Нет, ну с этим я справлюсь, а вот... - Сонечка мы справимся. Не знаю, что произошло между тобой и Мироновым, но мы еще поборемся за девочку в воздушных платьях в цветочек. И вернем ее. Знаешь, чем ты меня покорила? - подсаживаясь ближе и обнимая меня за плечи, спрашивает она, а я только растерянно пожимаю плечами. Я? Покорила? - Мы были очень мало знакомы, и я видела только красивую, темноволосую девушку, которая всегда носит платья в цветочек. Потом мне в дверь постучала растерянная маленькая птичка, которая, увидев, что я ранена, превратилась в настоящую воинственную гарпию. Сонечка, ты одной левой справилась с моими проблемами и помогла, когда я растерянно хлопала глазами и не понимала, куда мне идти и что вообще делать со своей жизнью. - Я просто оказала первую помощь. Всего-то. Мне эти знания никак не помогли догадаться, что я могу быть беременна. И вообще быть... Сообразительнее. - Не вини себя. Кажется, у тебя столько всего произошло, что ты и сама про себя все забыла. - Есть такое... - Поэтому, - деловито приосанивается она. - Теперь моя очередь быть сильной. Виртуозно латать раны я не умею, но у меня есть вот это, - острым ноготочком Айя указывает на тесты. - Соберись и топай, Сонечка. Чтобы уже точно знать и не мучать себя хотя бы по этому поводу. Как пользоваться тестами на беременность я знаю и без инструкции. И не только потому, что я несостоявшийся врач, а еще потому, что делали тесты на спор в детдоме. Кто-то притащил целую упаковку и к использованию приобщили даже пацанов. Было очень смешно до тех пор, пока у одной из девчонок не проявилась вторая полоска на тесте. И еще на пяти последующих. Вот и у меня так же. Все три теста расчерчены двумя алыми полосками. Закрываю лицо руками и боюсь, боюсь этой правды. Глава 25 Столкновение с реальностью всегда больно. Так, из просто брошенной, безработной девушки я превратилась в брошенную, безработную и беременную. Спасибо, что не прибавилось “бездомная”. И почему мне не могло достаться что-то хорошего на ту же “Б”? Липнут только плохие. В список можно добавить бабушкино любимое “безалаберная”, детдомовское “бесхребетная” и “бесперспективная”. В моей жизни было еще много всяких “Б”, но все без знака плюс. Я вглядывалась в зеркало, пытаясь заметить в себе какие-то изменения. Но кроме порозовевших щек были только уже привычно-уставшие, опухшие и покрасневшие глаза. - Что же мы наделали… - спрашиваю у своего отражения, которое не ответит. И он тоже. Миронова больше нет. Мне не с кем будет разделить переживания, счастье и бессонные ночи. Этот момент должен был быть одним из самых счастливых в жизни. Для двоих. Но вместо отчаянной радости, слезы наполняют глаза. - Вот тебе, Сонечка, наглядный пример того, как исполняются мечты. - продолжаю странную беседу с отражением. На живых людей вываливать такое количество тоски попросту нельзя. Должно быть запрещено наряду с фосфорными боеприпасами и разрывными пулями. Хотела, чтобы с первым мужчиной все было по любви? Чтобы он стал единственным? Так и вышло. Только немного извращенная версия. Но по факту, что просила, то и получила. Любовь была в уплату долга, расставание - ради высокой должности. И только маленький человек среди всей этой мишуры оказался настоящим. Глупо, но прикрываю ладонью низ живота, чтобы пообещать. Чего бы мне это не стоило, я справлюсь. Малыш, я сверну горы только бы ты был счастлив и ни в чем не нуждался. Я буду держать тебя за руку и никогда не дам упасть. Я буду любить тебя за двоих, даже когда ты будешь творить свои самые большие глупости. Выхожу из ванной на чужих, непослушных ногах. Весь мир вокруг меня остался прежним, перевернувшись с ног на голову. Все осталось прежним, просто теперь я подмечаю мелочи, до которых мне не было дела. Комната, в которой я буду ночевать, не просто так названа детской. В дальнем углу нагромождение коробок, в которых прячутся коляска, кроватка, пеленальный столик и прочие, непонятные мне, но наверняка очень важные вещи. Айя, замечая мое появление, понимает все без слов. Поднимается навстречу и просто обнимает крепко. Шепчет что-то важное и трогательное, а я смотрю на ее живот и не могу отвести взгляда. - У меня такой тоже будет? - глупо моргая, задаю глупый вопрос. - И даже больше! - улыбается Айя и тут же смущается. - Я в том смысле, что это же только пятый месяц, еще не финишная прямая. Вот эта простая, дурацкая и совершенно несмешная фраза, срывает все стоп-краны. Смех накрывает нас. Начинаясь с тихого бульканья перерастая в откровенный ржач. И главное - остановиться невозможно. Мы плачем, задыхаемся, вроде бы останавливаемся, но снова заливаемся пуще прежнего. - Веселитесь девочки? Ну наконец-то. Вы как закончите, жду на кухне. Там ужин привезли, - из ниоткуда возникает в дверном проеме Яр и так же тихо исчезает. Так же тихо проходит ужин и как бы долго ни тянулся этот бесконечный день, мы разбредаемся по своим комнатам, и я остаюсь наедине с собой. И еще с подарком Миронова. Я хочу, наконец, узнать, что же там. Маюсь, что же открыть первым, разложив перед собой обыкновенный почтовый белый конверт, без опознавательных знаков и маленький сверток. Крошечная коробочка упакована в цвета слоновой кости жатую бумагу, и перевязана бордовой атласной летной. Тайну свертка, хочется узнать первой. Может, там нет ничего особенного, я не буду плакать, и никакие слезы мне не помешают прочитать письмо. Наивная. Время потянуть не выйдет. Атласная лента с легкостью развязывает свои узелки, а бумага раскрывает объятья, выпуская маленькую коробочку. Она обита темно-синим шелком, а на крышечке вышитая гладью сакура, разбрасывает свои лепестки. Вышивка настолько искусная, что невозможно оторвать взгляд от перелива нитей, и перестать касаться гладких нитей. Но сердце частит подгоняя. Под круглой крышкой оказывается высушенная ромашка, занимающая все пространство коробочки. Идеальный круг. Это одна из тех ромашек, что были в букете, который он сам собирал в лесу. Боже, неужели это что-то для него значило? Неужели я была важна настолько, что он сделал мне такой подарок? Человек, который может купить все и всех, сам выбрал коробочку и сам высушил памятный цветок? Может, еще и упаковал сам? Нервный, хриплый смех и слезы бегут по щекам ручьями без остановки. Если бы не дрожащие пальцы и рваный выдох, сдвинувший с места высушенный цветок, возможно, я бы еще очень нескоро заметила золотой блеск под лепестками. Аккуратно кончиками пальцев, пытаюсь убрать и не испачкать слезами хрупкий цветок, под которым прячутся мои серьги. Последний подарок родителей. Те, что пропали при потопе. Не такие же, а именно мои. Я всегда их узнаю по выправленному тысячи раз замочку. Как-то зимой, после прогулки я не нашла одну из сережек. Долго-долго плакала, еще дольше бродила по осенней улице, наматывая круги по своему маршруту, пытаясь найти недостающую драгоценность. Осложнялись поиски ветром и накрапывающим дождем. Придя домой, оплакивала потерю и дрожала от страха, перед тем, что придется рассказывать бабушке. Я уже шла сдаваться, но наступила на что-то острое. Оказывается, сережка просто расстегнулась и чудом зацепилась за свитер. Она осталась со мной, но все время расстегивалась из-за изогнутого замочка. С тех пор я их не носила, боясь потерять. Но доставала каждый раз, когда нужно было почувствовать связь с родителями, рассказать новости или настроиться на важное мероприятие. Как у Миронова вышло их вернуть? Как он сумел… Слезы ухудшают видимость, но я все равно распечатываю конверт. Размашистым почерком, на стремительно намокающей бумаге написано всего несколько слов. “И я тебя, Красивая. И я.“ Как может быть одновременно так тепло и больно? В груди нет места для вдоха, но и кислород закончился напрочь. Вместо света и надежды приходит отчаянье и грусть о несбывшемся. Я всхлипываю в голос, уже не стесняясь и не боясь разбудить Айю с Яром. Так и не могу уснуть, ворочаясь с боку на бок, не выпуская из рук коробочку с сакурой. Утром Ярославу пришли результаты экспертизы. Я не находила себе места. Новости были под запретом, рассказывать мне не хотели, но я начала выпытывать, додумывать и разнервничалась еще сильнее. Оказалось, опознали все три тела, найденные в машине Миронова. Водителем оказался не Вова, а неизвестный мне парень. Обугленные останки Любви нашли на заднем сидении. Рядом с Гордеем. Последняя надежда растаяла в день похорон. Больше ничего не вернуть, и все произошло на самом деле. Мой единственный, будет похоронен рядом с другой женщиной. Да и попрощаться с ним не выйдет. Страшно вспоминать, что именно я ему наговорила, когда мы виделись в последний раз. Мне приходить запретили. Там был судья, его семья и толпа журналистов. Я - никто. Временная любовница, которую взяли в уплату долга. Я заперлась дома, и Яр даже оставил охрану. Тишина не ушла, даже когда все вернулись с кладбища. Мама Яра была олицетворением печали. Ее осанка и нежная улыбка могли ввести в заблуждение. Но вот заплаканные карие глаза выдают правду. Его сестра старалась держаться и даже шутить, пытаясь расшевелить всех, но все равно украдкой вытирала слезы. Даже племянник Яра, с виду шебутной подросток, вел себя тихо. В доме поселилось горе и мне было плохо с самого утра. Мы сидели за столом допоздна, боясь разбредаться по комнатам. Но в первом часу ночи закончились темы, а молчать было уже неудобно. Так же молча все разошлись, но долго поспать мне не вышло. Через пару часов я проснулась от выворачивающей внутренности боли и в луже крови. Вот так все и закончится? Глава 26 Снег крупными хлопьями падает с черного неба. Глухая тишина накрыла город и кажется, что даже автомобили крадутся на цыпочках. Только с детской площадки на другом конце сквера доносятся отголоски счастливых визгов. Снег, отражая теплый свет фонарей, будто пропускает сквозь фильтр темную, морозную ночь и выдает идеальную картинку зимы. Елки сверкают гирляндами, люди - улыбками, снег - всем собой. Жаль, что я могу наблюдать эту картину только из окна. Мороз покусывает щеки, загоняя меня обратно в палату. Терплю. Укутываюсь одеялом плотнее, но не покидаю свой пост. Не могу больше выносить тяжелый запах лекарств и духоту отопительного сезона. Не могу больше лежать, лениво ворочаясь с боку на бок. Меня не выпускают на улицу. Хотя сквер, вот он, через дорогу. Манит новогодними огнями. Неужели врачи думают, что я обязательно пойду кататься на колесе обозрения, испытывать каток и выпью все кофе в ближайших ресторанах. Единственный кусочек жизни, который мне доступен, и тот не совсем одобрен - кино в окне и редкие приходы Айи. Она стала в разы больше, неповоротливее и опаснее. Ее малыши уже совсем скоро должны появиться на свет. Ярослав привозит свою принцессу по вечерам, чтобы мы вместе поужинали и немного поболтали. Он так трогательно о ней заботится, что после их ухода я еще час реву, спрятавшись в туалете от строгих медсестер. Но не все здесь злые ведьмы. Когда меня только сюда привезли после похорон Гордея, я встретила Алину. Мы вместе работали в поликлинике, из которой мне пришлось сбежать. Сразу узнать ее не вышло, слишком уж плохо мне было. А вот на следующее утро, когда она пришла делать уколы, я была очень удивлена ее присутствию здесь. То, что она всегда хотела уйти в акушерство, не новость, но встретить ее в другом городе было неожиданно. Еще более неожиданным был ее рассказ, о том, как сложилась судьба у нашего заведующего. - Ты не знала? Кажется, в начале сентября за ним приехал наряд. Хотели взять на взятке, но в итоге застали его в кабинете за совращением ординатора. Девочка совсем зеленая, плакала. Сложно было принять это за любовь. Ну и деньги меченые нашли в сейфе. За компанию. Говорят, лет на десять должны посадить, - она, пристраивая катетер к моей руке, увлеченно рассказывая сплетни, и отвлеклась, только когда услышала, как я всхлипываю. - Эй, ты чего? Ты из-за козла этого расстроилась? - Алина так и не поняла, почему я начала рыдать, но испугалась капитально. - Он почти весь молодняк попортил, ему полезно будет отдохнуть на зоне. А ты заканчивай сопли пускать. Забыла почему здесь? Сейчас еще успокоительного тебе добавлю. - Когда меня выпишут? - Вот если киснуть перестанешь, то завтра после УЗИ. Киснуть я перестала. Слишком высока была цена этим переживаниям. Но не выписали меня не только на следующий день или через неделю, но даже и через месяц. До Нового года осталась всего неделя. В палате об этом напоминает только одинокая мандаринка с зеленым листочком, лежащая на тумбочке. А вот за окном красота. За окном круговой каток с огроменной елкой в центре, сверкающее колесо обозрения и счастливые люди. Лезу в карман халата, хоть одеяло и сползает с плеча, позволяя морозу пощипывать оголенную кожу. Обнимаю пальцами коробочку, обитую синим шелком. Наугад нащупываю вышитый листок сакуры на крышечке и, уже привычно загадываю желание. Они всегда сбываются. Всегда сбываются, но как все желания, не так, как прошу. Маленькую жизнь во мне врачи спасли, но организм решил взбеситься и при тщательном обследовании обнаружили проблемы с кровью. Слишком густая. В плаценту не поступали все необходимые питательные вещества и нужно было срочно разбавлять мою кровь препаратами. Колоть лекарство нужно было в живот и если бы меня отпустили домой, сама я с этим не справилась. Слишком страшно, хоть иголочка всего несколько сантиметров. Хорошо, что меня оставили. После поездки на скорой мне было очень страшно, что ситуация может повториться. Поэтому то, что я могла с легкостью дотянуться до тревожной кнопки и мне придут на помощь в течение минуты, меня неимоверно успокаивало. Как и вот такие маленькие ритуалы с загадыванием желаний. Просила я по большей части одно и то же. Но сегодня, насмотревшись в окне на парочки, которые неспешно гуляют под снегом держась за руки, смеясь, играют в снежки, неуклюже катаются на коньках… Пыталась примерить на все это Гордея, но выходило откровенно глупо. У нас не было никакого будущего. Так чего же себя травить? Пришло время забыть о нем. Однажды мне даже почудился аромат горьких цитрусов с дымным шлейфом. С тех пор я больше не гуляю по коридорам. Воспоминания только причиняют боль и могут навредить маленькому человеку. А там и правда уже настоящий человек! В первые дни в больнице я ужасно боялась заглядывать в монитор УЗИ. Страшно было знакомиться ближе. Но с каждым днем уверенности в будущем становилось больше. Однажды пришлось отвлечься от увлекательной картинки потолка на слова врача. - Смотри, Сонь. Он там катается пока места много, - она засмеялась и повернула монитор ко мне. Крохотный человек с огромной головой и правда активно толкался ножками. Человек. Настоящий. Было видно даже пальчики и то, как он что-то ловит губами. Я смотрела и никак не могла поверить в происходящее, но сердце что-то, почувствовав, застучало чуть быстрее, разнося невероятное тепло по венам. Неужели это я? Это все со мной происходит? - А почему я это не чувствую? - Рановато. Маленький еще. Не спеши. Через несколько недель не будешь знать куда деваться от этих пинков и переворотов. А мне капризно хотелось поскорее. С того дня я по-настоящему осознала, что нас двое и борьба за эту крошечную жизнь пошла успешнее. Или мне так показалось. Но я иногда начала разговаривать с ним, укладывая ладонь, на уже заметно подросший животик. Рассказывала новости, успехи в лечении - наконец-то сняли тонус - и просто происходящее за окном. Парочки, прогуливающиеся в сквере, тревожили душу и загоняли в палату быстрее мороза, разукрасившего мои щеки румянцем. Пришлось закрывать окно и взбираться на свою кровать. Не успела я устроиться поудобнее, как в дверь постучали, тут же открыли. Лениво и неторопливо вплыл небольшой такой дирижабль. Аечка пришла, как обычно, вовремя. Следом за ней появился Яр и судя по пакетам, источающим нереальный аромат сливочного острого соуса и теплого хлеба, сегодня мы будем нарушать мою диету по полной программе. - Что за повод? - шепотом спрашиваю у Яра, пока Айя устраивается в кресле. - Айе врач сказала, что неплохо бы сесть на диету, и отругала за то, что она ест соленые огурцы. - Бедненькая, - бормочу, включая чайник и обращаюсь к Айе. - Она хоть выжила? В ответ Айя только сверкнула глазами и подтянула к себе ближе один из пакетов, чтобы скорее достать контейнер с чем-то обжигающим и ароматным. - Яс-с-сно. Врачи как всегда. Плохое настроение у них, а страдаем мы. Аечка, не слушай ее. Я лучше других знаю, что ты ешь как птичка. И с диетами поосторожнее, от тебя сейчас питаются сразу два мужика. Они могут быть недовольны, если лишатся обеда, - серьезно кивнула я, а хмурая туча улыбнулась в ответ. Яр элегантно сервировал тумбочку-столик и подвинул ближе к нам, все время отвлекаясь на телефонные звонки. Работа у следователей слишком сильно переплетается с жизнью и он отбивал звонок за звонком, поступающие на разные телефоны вполне себе профессионально. Айя на него шикнула, и он тут же отключил на всех устройствах звук. Попытался. В тот самый момент, когда я загрузила в рот ложечку божественного ризотто, карман Яра отправил нас в прошлое. Машина времени существует, и эта заводилась мелодией из “Бумера”. Ложечку изо рта пришлось аккуратно вынуть, чтобы не расплескать по всем стенам творение талантливого повара. Мы с Айей сорвались на хохот, а вот Яр посерьезнел, глядя на экран. - Только не говори, что что-то важное может произойти с таким подкатом, - спросила нежная Айечка, кровожадно втыкая вилку в свой стейк. - Скорее всего, нет. Но не ответить не выйдет, - целуя в макушку свою принцессу, Яр молниеносно сбежал, пока еще одна вилка так же красочно не встряла уже в его тушке. - Часто он так? - спрашиваю, когда за любителем старины закрывается дверь. - Чаще, чем мне хотелось бы. В любой момент могут дернуть. Жулики, например, любят сбегать из-под стражи посреди ночи, - выдергивает вилку и принимается рвать волокна мяса тупым пластиковым ножом. - Никто ничего не сможет сделать до восьми утра точно, но собирают розыскную группу в два и сидят там серьезными лицами, кофе переводят. Важные такие. - А что он говорит по этому поводу? - Повышение ждет. - Там будут вызывать не в два? - Ага. В восемь. Согреваемся смехом и горячим чаем. Яр пропускает почти весь ужин и из-за этого лишается своей порции десерта. А вот нечего оставлять двух беременных женщин наедине с муссовыми пироженками. Зато мы давно так не болтали. Успели обменяться новостями и свежими снимками УЗИ малышей. Обычно это самое тихое место. Из всех больниц, в которые я попадала за всю свою жизнь, так тихо и спокойно не было нигде. Все боятся спугнуть долгожданное счастье, потревожить беременных. А если кого-то выписывают раньше времени, становится еще тише. Шум за дверью оказывается полной неожиданностью. Кто-то ругается. Слов не разобрать, только два низких голоса спорят с друг другом. Они становятся ближе, и один из них точно принадлежит Ярославу. Первая, крайне эгоистичная мысль, которая приходит мне в голову, что если сейчас Яра с Айей выставят за скандал, то их точно больше не пустят и я быстро скисну от скуки. Вторая - надо бы выйти в коридор и выяснить, что происходит, но я прирастаю к кровати, когда слышу: - Ты зачем мою женщину себе забрал? Своей мало? Перевожу взгляд на такую же испуганную Айю в кресле напротив. - Это Олег, что ли? - бывший муж Айи, по рассказам, даже на заседании суда, после ее похищения, не успокоился и требовал их не разводить. - Олегу сидеть еще лет семь, - быстро отвечает Айя, отставляя кружку в сторонку. Пока мозг, скрепя шестеренками, пытается понять, какую еще женщину Ярослав мог себе забрать, он сам отвечает на этот вопрос. - Соня не твоя. Свалил бы ты, Гор. Или как там тебя теперь зовут? И я тону. Глава 27 После смерти родителей мне очень хотелось, чтобы это все оказалось ложью. И абсолютно все равно под каким предлогом, но они вернулись. Пусть секретные агенты, пусть похищение инопланетян, пусть злой розыгрыш. Пусть. Я все приму и прощу. Только вернитесь. В инопланетян почему-то верилось сильнее всего, и я даже серьезно думала над тем, не нарисовать ли плакат с просьбой вернуть родителей, не повесить ли его на балконе чердака. Время шло. Секретная операция не заканчивалась, инопланетяне на связь выходить не решались, а розыгрыш затянулся. Правду пришлось принять вместе с горстью земли, которую заставили бросить в сырую яму. Я почти перестала спать, а бабушка пообещала, что родители обязательно придут во сне. Дешевая манипуляция заставила ложиться в девять. Каждый вечер я произносила глупые молитвы, выпрашивая последний разговор. Но никто не пришел. Как оказалось, к счастью. Потому что сейчас сердце, которое замерло, услышав голос Гордея в коридоре, сорвалось вскачь и побило все скоростные рекорды, когда он открыл дверь палаты. Не во сне. Я успела щипнуть себя пару раз за руку и укусить щеку изнутри, чтоб наверняка. Он живой. Хотелось протянуть руку, потрогать точно ли из плоти. Стоит, моргает. Он то, чего в шоке? Ответ произносит сам Миронов, будто мысли читая. - А ты чего в халате на больничной койке сидишь? Я думал, это жена следака в этом отделении загорает, - севшим голосом скрипит Миронов. Или не Миронов? Как там Яр про него сказал? Плевать. Звук голоса Миронова наживую режет нервы. Весь организм вопит об опасности. Головокружение становится нешуточным. Золотистые мушки перед глазами начинают водить хороводы. Он живой. Смотрит мне в глаза, и с каждой секундой в его взгляде отражается шок понимания почему именно я на больничной койке. А я почему-то стыдливо, натягиваю рукава, пряча синие, исколотые вены и катетер на руке. Молча, но не отводя взгляда от призрака перед собой, делаю то, к чему готовилась все месяцы в этой палате. Особенно в первые дни нахождения здесь. Жму ярко-желтую тревожную кнопку. К черту Миронова. К черту его желания и странные придури в виде воскрешения. Сейчас есть кто-то поважнее него и это даже не я. Вокруг моментально начинается суета. Айя помогает мне лечь, Яр догадывается убрать остатки нашего ужина, чтоб не мешали врачам. И убрать ошарашенного Миронова из палаты. Он так напуган, что даже не сопротивляется, когда в нее влетает сначала одна медсестра с проверкой из-за чего был вызов, а потом и врачи. Вокруг становится шумно, людно. Страшно. Насмотревшись на влюбленные парочки в заснеженном сквере, я попросила забыть Гордея Миронова. Не хотелось больше нервничать, когда мысли неизбежно утекали в “а что если…”. Что, если он не согласился бы тогда мне помочь? Отказал бы мне в помощи. Или наше знакомство закончилось бы спасением Айи, и мы никогда больше не встретились? Что, если бы он женился на мне? Мы бы погибли вместе в том автомобиле? Он не выиграл бы выборы и остался цел? Хотя даже в этом случае нас вряд ли ждала бы спокойная жизнь. Не только власть, но и большие деньги всегда магнит для проблем. Все же очень сладко представлять, как я снова просыпаюсь в его объятиях, как он целует меня, куда дотянется. Губы, виси и спинку носа. Трется колючей щетиной о щеку. Дикарь! Как прогоняет Анфису, которая умостилась между нами, только чтобы сказать доброе утро как следует. Но этот сахар со стеклом и каждый раз такие воспоминания и воздушные замки невозможного будущего, делают невыносимо больно. Поэтому и захотелось скорее забыть. Но Миронов, как всегда, решил все иначе. Исчез, причинив боль всем близким людям, а теперь появился, будто абсолютно ничего не произошло. Совершенно штатная ситуация. Скажите спасибо, что вернулся и продолжим с того места, где закончили. Врач отругала меня за несанкционированный ужин и волнения. С малышом, к счастью, оказалось все хорошо, но мне все равно выдали порцию успокоительных и настоятельно рекомендовали лечь спать. После укола спать хотелось ужасно, но я не могла не поговорить с Мироновым. В последний раз. Взамен недавно покинувших палату врачей, тихонечко постучала и заглянула Айя. Я кивнула, чтобы заходила и она, придерживая свой необъятный живот, поковыляла уточкой к креслу, стоящему рядом с кроватью. Начать разговор она долго не решалась, а я бросила все силы, чтобы не зареветь. Успокоительное только нагоняло сон и отключало бешеную тревогу, а вот океан слез остался со мной. - Откуда он взялся? - спрашиваю тихо и будто не всерьез. Мне все еще сложно поверить в происходящее. - С того света? - улыбка вспыхивает на лице Айи и тут же меркнет.- Может, не стоит об этом? Ты и так… - останавливаю ее поучительный монолог взглядом. Да. Я испугалась. Но мне нужно немного больше информации перед тем, как мы с ним останемся наедине. - Напугал он всех до чертиков. Я сама чуть рожать не начала. Хорошо, что здесь близко, - она пытается шутить, но эмоции прорываются и видно как Айя зла и точно так же, как и я напугана. Не каждый день близкие воскресают. - Яр не знал, Сонечка. Я пытала его. Он бы не соврал. И если бы знал, не позволил бы ни под каким предлогом Гордею напугать мать и сестру новостями о его смерти. Тем более, присутствовать на похоронах. Я думала, он убьет его. Оно вроде и не жалко, официально и так труп уже. Но вот Яру сесть лет на десять я не могла позволить. Он там будет отдыхать, а я одна с двумя бандитами?! Я не готова! - Подожди. Кто кого убивать собирался? - перебиваю я Айю, которая, нахватавшись впечатлений, начинает слишком активно жестикулировать, не забывая, то тут, то там, будто уделяя внимание каждому из близнецов, погладить огромный живот. - Так Яр. Гордея. Не сдержался. Увлекся, когда выталкивал его из палаты. Но будем честны, кто бы сдержался? - Позови. - Яра? Медаль хочешь выдать? Если шоколадную, то давай мне! Я на нервах переволновалась что-то, - отшучивается она, но у меня нет времени на болтовню. Лекарство вот-вот подействует и утащит меня в сон, а мне еще многое нужно сказать. - Миронова, - глаза Айи неприлично увеличиваются в размере, когда она слышит мою просьбу. Хорошо еще открыто не ругает. - Сонечка, ты уверена, что это хорошая идея? Ты и так перенервничала, зачем… - Поверь, навредить себе или малышу я больше не позволю. Айя недоверчиво кивает, понимая, что спорить бесполезно. - Если что, мы за дверью и в этот раз я держать Яра не стану! Учти! Сама будешь мне с детьми помогать! - целует щеку, хмурится, но покидает палату. Он заходит без стука и прочих церемоний. Входит так стремительно, что вихрь воздуха мягко касается меня его ароматом. Голова кружится. Я хоть и лежу, но пол под ногами куда-то проваливается с каждым ударом сердца. Хочется дышать полной грудью. Забраться к нему на руки, свернуться клубочком и, наконец, дышать. Но нас ждет разговор, который нельзя откладывать. Миронов останавливается у изножья кровати и впивается в него пальцами, пытаясь сдержать свои вопросы. Он прекрасно понимает, что сейчас от него ждут только ответы. Уступает первый ход мне, но не может оторвать взгляда от того, как я прикрываю ладонями, все еще небольшой, но уже заметный животик. А я в ответ жадно разглядываю его. Да уж. Полчаса назад этот покойник выглядел посвежее. Не было рассеченной брови с двумя аккуратными швами и ссадины на щеке, оставленной явно обручальным кольцом Ярослава. Не расцветал синяк, расползаясь от переносицы к правому глазу. Рубашка не была измята и перепачкана кровью. Он видит, как я пялюсь на грязный, надорванный манжет и закатывает рукава до локтя, открывая взгляду смыглую кожу, увитую узорами татуировок. А вот костяшки пальцев у него целые. Неужели не защищался. Интересно почему? - Почему? - неожиданно вырывается из меня последняя мысль, нарушая тишину. Но Миронов отвечает на совсем другое “почему”. - По-другому бы не вышло. - Сделать больно всем, кто тебя любит, оказалось идеей получше? - фыркаю не сдерживаясь. - Яр не мог найти себе места. Про твою сестру и мать я вообще молчу, - защитить других я могу, а вот о себе... Молчу и натягиваю одеяло на живот повыше. Даже подсознательно хочется спрятать от него самое ценное. Но не поговорить об этом не выйдет. - Они мне не родные. - Знаешь, близкие чаще всего любят сильнее родных по крови. Они твоя семья, хоть ты и всячески это отрицаешь. Я тоже тебе неродная. Я вообще никто. Случайная любовница в уплату долга. Так, Гордей? Или как теперь тебя называть? - переспрашиваю на всякий случай, но он молчит. - Не быть твоей семьей, никак не помогло избежать боли. Я чуть не умерла, когда я на экране телевизора увидела, как горит твоя машина. Как журналисты, облизывая пальцы, смакуют подробности со всех сторон. Да они там только бензина в огонь не подливали, чтоб картинка казалась красочней. Я, наконец, решаюсь поднять глаза, и мы встречаемся взглядами. Я же так сильно полюбила тебя, зачем все это случилось с нами? Комкаю простынь, но решаюсь сказать. - А в день своих похорон ты чуть не убил... Прерывая меня в палату шумно входит медсестра. Она будто оживляет время своими активными действиями. - Я принесла направления на завтра и... Ой. А вы что здесь делаете? - тычет она пальчиком в Миронова. - Время посещения закончилось. На выход. А ты, - это уже мне, все тем же пальчиком и тем же учительским тоном. - Спать! Спать и восстанавливаться. Из-за твоих переживаний тонус опять вернулся. Направления она оставляет на тумбочке и возвращает свой строгий взгляд Миронову. - Мужчина, вам особое приглашение? Или охрану вызвать? Она отчитывает его как мальчишку и из меня вырывается смешок. А Гордей ничего держится. Прячет свою улыбку под ледяной маской и бросив на меня взгляд "Я вернусь, и мы договорим". Не обманывает и в этом. Проснувшись утром, я замечаю сидящего в кресле Миронова. Он аккуратно чистит мандаринки, складывая их красивой горкой на тарелку. Глава 28 Я, полуприкрыв веки, наблюдаю, как он счищает корку с очередной мандаринки. Брызгает масло с кожицы, распространяя по палате умопомрачительный аромат. Стекают капельки кисло-сладкого сока с ярких долек прямо по его ладоням. Божечки, я вчера пропустила ужин и сейчас такая голодная, что готова наброситься на сочную мякоть прямо у него из рук. - Что ты делаешь? - спрашиваю, а он даже не дергается от испуга. Заметил, что я проснулась? Миронов ничего не отвечает, только поднимает на меня тяжелый взгляд. - Ты хоть представляешь, как я сейчас хочу есть из-за всех этих ароматов, а мне нельзя, потому что нужно бежать сдавать кровь? Что ты вообще здесь забыл? - Доброе утро, красивая. Мы недоговорили. А идти тебе никуда не нужно. Сейчас медсестра придет, все сделают. - Там еще УЗИ. - Все. Сделают. - чеканит слова и, откладывая очередную мандаринку на тарелку, берется чистить следующую. Он это все сам планирует съесть? - Ты и тут уже успел всех построить? - сажусь на кровати так резко, что начинает кружиться голова. - Зачем ты это делаешь? - Хочу знать, что с моим ребенком все в порядке. “Он пока только мой” , планирую сказать я, но головокружение от резкого подъема переходит в отвратительную горечь тошноты и приходится бежать в туалет. Я уже привычная и ничего меня не смутило бы, но вот только двери здесь не закрываются. Никаких замочков, защелок и даже худощавых шпингалетов. Такая вот плата за доступ к тревожным кнопочкам. Мне бы даже плохо так не было, если бы Миронов не стоял надо мной вместе со своей заботой. Было жуть как неловко. А он ничего, даже не скривился. Когда спазмы перестали меня мучить и удалось даже умыться, в зеркале отразилась бледно-серая я и на удивление розовощекий, но испуганный призрак Миронова. Чего это он такой взъерошенный? Спокойно чищу зубы, не спеша наношу крем и по привычке достаю патчи. Разворачиваюсь, чтобы выйти, но на удивление материальное приведение преграждает мне путь. Пытаюсь его обойти, но мой шаг вправо, дублируется его. Влево и он следует за мной. Мы так “танцуем” еще немного, пока он не замечает мой раздраженный взгляд и уступает. Разумно. Показательно забираю с тумбочки направления, подхватываю халат и ухожу из палаты. Он не запрет меня в палате до конца беременности и не заберет одно из немногих развлечений в больнице - утренний променад. Миронов наивно полагал, что я все так же буду его слушаться открыв рот и выполнять все указания. Но сейчас не он главный. Совсем не он. Перинатальный центр хоть и один из главных в столице, но подтянули до нужного уровня только оборудование, ремонт и специалистов. Медсестры, нежные феи, берут кровь без боли, даже гель у узиста не холодный, а такой теплый, что не замечаешь. А вот столовская еда настолько въелась в больничную атмосферу, что тут решили ничего не менять. Возвращаясь в палату, я уже чувствовала дивные ароматы гречки с маслом и компота из сухофруктов. Но Миронову и тут удалось меня удивить. Он, развалившись в кресле, с аппетитом наминал мой завтрак за обе щеки. - Ты юность решил вспомнить? - спрашиваю, стоя на пороге и как настоящая бабуля, умиляясь аппетиту внучка. - Представляешь, как в школьной столовой. Только нам еще котлеты давали. Они были, правда, больше хлебные, чем мясные, но вкус детства уже никакой фуагрой не заменить. - Котлеты - это на ужин. Ты перепутал, - только хотела возмутиться, как заметила, что для меня на кровати стоит еще один поднос. На аккуратно застеленной кровати. Опять приходили убирать. Подхожу ближе, и сердце замирает от испуга. Я в надежде на видение, пробегаюсь руками по карманам халата, но они пусты. Обычно моя самая большая ценность всегда со мной. И когда сплю, оставляю крошечную шкатулку с сережками под подушкой. Утром всегда перекладываю в карман халата, чтобы в любой момент можно было дотянуться. Но сегодняшний подъем выдался таким сумбурным, что я забыла обо всем на свете. Чертов Миронов! Снова мне все карты путает! Под обстрелом неожиданно теплого и даже ненасмешливого взгляда забираю шкатулку, проверяю наличие сокровища внутри и с выдохом успокаиваясь, запираю в ящике тумбочки. Миронов, на удивление, не отпустил ни одного ехидного комментария про мою безалаберность. Хоть и пальцы мелко подрагивают, но пора завтракать. Я не одна и только переживаниями питаться просто не имею права. Открыв крышку на подносе, убеждаюсь, что в меню у меня совсем не безвкусная каша. Каша, конечно, была. И даже на молоке, но овсяная, с цельными зернышками, а не переваренная до состояния киселя. С сочными ягодами и крошкой из фундука. Рядышком умостилась стопка блинчиков и три маленькие розеточки с вареньицем, сгущенкой и сметаной к ним. Предусмотрено было все. Даже блюдце с тремя видами сыра и мяса и даже рыба. Вдруг я захочу несладкую начинку. Больше всего меня смущала и привлекала одновременно кружечка. Почему-то все еще пустая, но невероятно красивая. В форме “тюльпан”, со стенками и вправду напоминающими настоящий распустившийся цветок. - Почему кружка пустая и где икра? - решила покапризничать я. - Ты хочешь икру? - не донеся до рта очередную ложку с кашей, потянулся к телефону он. - Нет. Вообще не очень люблю. Но как-то непредусмотрительно, что здесь ее нет. А вдруг я захотела бы, а выбор ограничен? - забираюсь на кровать, подтягиваю к себе ближе поднос, и безжалостно перемешивая кашу. Мне даже уже не очень интересен этот разговор, так хочется есть. У меня слюнки текут, когда я расплющиваю ложечкой малинку, а она в ответ пускает сок. - Через десять минут все будет, - спокойно отвечает Миронов, возвращая себе мое внимание и немного шокируя. Я же пошутила! Но доиграть партию нужно красиво. - Через десять минут уже будет поздно. И ты не уточнил, какую я хочу. - Привезут на выбор, - довольно скалится, будто все предусмотрел. Наивный. - Что, даже кабачковую? - смеюсь я, не отвлекаясь от каши. В отличии от Миронова. Он, положив ложку, снова потянулся к телефону. - Вообще-то, я пошутила. Меня больше волнует, почему кружка пустая. Он молча отложил телефон, отставил поднос. Как настоящий фокусник из ниоткуда достал небольшой термос и подошел ко мне. Я чуть было не заплакала, когда в кружку полился горячий кофе. Все время, что я здесь, кофе не удавалось даже понюхать. Айя отказывалась приносить, врачи запрещали, а местная столовая разливала только жижу из грязной лужи, которую почему-то гордо называли "какао"! - Тебе можно. Я уточнил. Здесь молока больше чем кофе, - отвечает он на мой так и не высказанный вслух вопрос. Дальше не слушаю. Скорее тянусь к кружке, но Миронов, видимо, хочет мне ее подать и мы беремся за ручку одновременно. Неожиданно теплые пальцы коснулись моих. Сердечко заколотилось испуганным зайцем. И забилось еще быстрее от прикосновения к тыльной стороне ладони и тонкой коже запястья. - Тиш-ш-ше. Вот волноваться точно не стоит. Он слишком близко. И слишком теплый для трупа. Это все еще непривычно. За последние месяцы я много думала о нас, о том, что было, о том, как мне не хватает его тепла и что появись он снова в моей жизни, я все прощу, только чтобы он был. И вот он. Рядом. Живой. Не отлипает от меня ни на минуту, но я даже глаз не могу поднять пока он так близко. Смотрю на почти безопасный ворот поло, но взгляд, предатель, так и скользит к губам. Меня преследует ощущение, что он не мой, и вот эти прикосновения просачиваются в реальность контрабандой. Сейчас в палату зайдет его законная жена и уведет его за ручку обратно в прекрасную загробную жизнь. А мне снова будет больно каждый раз, когда я почувствую запах горьких цитрусов. - Тебе никуда не пора? Дела не зовут? Махинации там всякие? Жена, возможно? - кусаюсь. И судя по тому, как дернулся уголок его губ - больно. - Нет, не пора. Не беспокойся, я никуда не денусь. Мы все равно с тобой поговорим, от этого не отделаться, - говорит поучительным тоном, а я делаю вдох, чтоб начать разговор, но меня тут же обрывают не дав и пикнуть. - Но сначала завтрак. На мое замечание о жене он никак не реагирует. Интересно, как там Любовь. Она тоже обрадовала своих близких воскрешением? Или она и вправду мертва? Разрываюсь между желанием поесть и узнать всю правду, но, кажется, нахожу лазейку. - Когда я ем, уши у меня остаются свободными. Если ты хочешь продолжить общение, то я жду подробный рассказ о том, что это было - Наглая стала. - Нет. Я просто хочу правды. Гордей, рядом с тобой больно. И опасно. Я не знаю чего ожидать. Я даже сама себе поверить не всегда могу, что это правда ты передо мной сидишь. Просто устроил “безобидный” розыгрыш. - Другого выхода не было. Ивлев оказался не таким уж идиотом и ни хрена не повелся на свадьбу с судейской дочкой. И даже на то, что ты в моем доме больше не жила. Он пришел, выложил варианты, как можно официально передать ему должность. И почему я должен это сделать. - И почему же? - Потому что он знал, где ты живешь. Он каждое утро присылал мне фото из твоей квартиры. Каждый раз новый завтрак. И я бы спросил уже у тебя, как так вышло. - Антон?! - во рту сразу пересыхает. Пытаюсь залить сухость кофе, но только бессмысленно обжигаю небо и язык.