— И тут ты встретила своего… как его? Жиль! Встретила Жиля, и большой привет! Конечно, богатый галерист, вся Европа у ног, куда бедному учителю истории. Я не мог поверить! Мы же любили, и вдруг… Не жалеешь? Она снова пожала плечами и промолчала. — Интересно, как бы сложилась наша жизнь, если бы ты не уехала… — Игорь, мне пора, — сказала она вдруг. — Мне нужно закончить кое-что, я обещала. Время поджимает. — Ленка, ты чего! Может, погуляем? Поверишь, я в первый раз прошелся по городу и увидел Эйфелеву башню вблизи и живьем, а не на фотке. — Сегодня не получится, честное слово. — У меня самолет послезавтра, труба зовет. А еще закупиться, семья подкинула заказов. Хотелось бы поговорить… Нам есть что вспомнить. Я провожу тебя домой, ты где живешь? — Я сейчас не домой… — Не домой? А куда? — На работу. К возвращению хозяина надо разобрать кучу бумаг. — Ну тогда провожу на рабочее место. Далеко? — Не очень. Но я не думаю… — Да брось ты! Мы же не чужие. И вообще, хотелось бы посмотреть, как живут обычные французы. Он кто, твой работодатель? — Рантье. Старые семейные деньги. Кроме того, понемногу спекулирует. А жизнь дорожает, потому и затеял перетряхивать архивы, думает обнаружить жемчужное зерно в куче хлама. Сейчас он у сына в Лондоне. …Они не торопясь шли по улице. Народу становилось все меньше по мере удаления от центра. Игорь придерживал женщину за локоть. — Знаешь, мне кажется, что мы вернулись… Помнишь, как мы гуляли в городском парке? Смотрели на реку… Помнишь реку под луной? Сто лет там не был. Ни разу с тех пор… Она промолчала. Дальше они шли в молчании. — Мы пришли, — сказала она. — Это здесь. Они остановились перед старинными литыми воротами, за которыми угадывался большой дом с башенками. К дому вела аллея, освещенная единственным фонарем. Окна были темными. — Здесь? — не поверил Игорь. — Это же целый замок! Он что, миллионер, твой рантье? — Он небедный, — сказала Елена. — Игорь, спасибо тебе и спокойной ночи. — Подожди! Неужели ты вот так возьмешь и уйдешь? — Игорь… — Я знаю! Тебе надо работать, я понимаю, но хоть чаю предложи! Сто лет не виделись. В доме кто-нибудь еще живет? — Нет. У него есть эконом, но вечером он уходит. А кухарка приходящая. — Ни фига себе! Бедный рантье! А садовник у него тоже есть? — Не знаю, не интересовалась. Игорь, честно, я не думаю, что это удачная идея… — Ленка, да будет тебе! Расслабься! Посидим, поговорим… Неизвестно, когда еще придется. Если уж нас столкнуло лбами… Это судьба! Пошли! — Он налег на ворота. Ворота не дрогнули. — Заперты? — Да. Сейчас наберу код. Она приподняла прямоугольный щиток на правой створке, потыкала пальцем в пульт. Ворота беззвучно разъехались в стороны. Они вошли во двор. Отрезанность от улицы здесь почувствовалась мгновенно, словно заслонка опустилась. Было тихо, сыро и пахло землей. Елена зашарила в сумочке в поисках ключа. Они поднялись на крыльцо. — Давай я! — Игорь взял у ней ключ. Они вошли в холл, и Елена включила свет. Игорь, изумленный, озирался. Обширный холл со сводчатым потолком, резные деревянные панели, выгоревшие и ветхие, с отломанными зубцами, но все еще значительные и солидные; по периметру — развесистые оленьи рога и кабаньи головы с блестящими глазами и устрашающими клыками; между ними щиты, гербы и потемневшие картины — портреты, насколько он сумел разобрать. Мраморный пол в черную и белую клетку напоминал шахматную доску; в центре стоял большой круглый стол, на его инкрустированной цветными сортами дерева столешнице высилась массивная фарфоровая китайская ваза с выцветшим и пыльным букетом. Тут стоял густой запах тления и пыли. — Это же чисто музей! — воскликнул Игорь. — На этом можно прилично наварить! — Вряд ли, — сказала Елена. — Все отсырело, в плохом состоянии. Реставрация себя не окупит. Пошли в библиотеку. Покажу тебе мое рабочее место. — Сколько лет дому? — Около двухсот. Хозяин в основном живет в городской квартире. — Так у него еще и квартира есть? Она не ответила и пошла из холла. Он, озираясь, поспешил вслед. Она привела его в обширный зал, уставленный книжными шкафами, наполовину пустыми. — А где книги? — Продаются понемногу. Я отбираю, что пойдет, составляю опись. Кроме того, здесь полно набросков, миниатюр, эскизов, часто без имени автора. Я пытаюсь определить авторство. — И ты сидишь здесь целыми днями? В этой сырости? Она пожала плечами. — Жить-то надо. Он неплохо платит, и работа мне нравится. — А картотека какая-нибудь есть? — Нет, насколько мне известно. — То есть никакого учета? — Учета? — В смысле, если стырить парочку, никто не заметит? Она пожала плечами, пристально глядя на него. — Шучу! — он рассмеялся. — Кому они нужны! — Чай будешь? — спросила Елена после непродолжительной паузы. — Буду. — Пошли в кухню. Кухня оказалась для него еще одним потрясением. Громадная, со стрельчатыми окнами, с громадной плитой — над ней висели медные кастрюли и черпаки на ручках — и четырьмя массивными буфетами, покосившимися, с тусклыми стеклами, с фаянсовыми тарелками, расписными в стиле пейзан в специальных углублениях. Инородным телом смотрелся тут большой старинный холодильник. — На ней готовят? — спросил Игорь. — Нет! — Елена впервые рассмеялась. — Нужны дрова, на ней лет сто не готовили. Тут есть маленькая электрическая плита и электрочайник. Они сидели за громадным деревянным столом, пили чай. Елена достала из холодильника круассаны, сунула в микроволновку. — Почему в холодильнике? — Тараканы, — коротко ответила Елена. — Даже ультразвук не отпугивает. Он словно видел ее впервые, она все время была другая. На улице одна, в кафе другая, здесь третья. Ему показалась, она успокоилась, смотрела с улыбкой. Даже румянец появился. Они допили чай, и он попросил показать дом. Она ответила, что нечего смотреть, один старый хлам. Он не поверил… Они шли по трещавшему паркету бесконечного коридора, открывали скрипящие двери, он с любопытством заглядывал в комнаты. В некоторых не было света, некоторые были пустыми, другие заставлены ящиками и старой мебелью. Жилой оказалась одна лишь спальня. Здесь было полутемно — горели три из десятка рожков на ажурной люстре, висящей слишком низко. Он задрал голову и присвистнул: потолок был расписан сценами из… гарема? Полтора десятка обнаженных женщин, пышные тела, соблазнительные позы… Порнография позапрошлого века никак? А чего? Кайф! Лежишь и рассматриваешь! — Известный художник? Оригинал? — Посредственная копия «Турецкой бани» Энгра. Художник неизвестен. Скорее ремесленник, чем художник. — Смотри, осыпается! Жалко, пропадет. Хоть и ремесленник, а смотрится шикарно! — Он ухмыльнулся. — Как раз для спальни. И кровать королевская. Он стал перед гигантских размеров деревянной кроватью, небрежно прикрытой выцветшим гобеленовым покрывалом. — Он здесь спит? — спросил. — Наверное. Мне кажется, он редко бывает здесь. — А почему не продаст? Карл говорил, налоги у вас сумасшедшие.