И Керс с отчаянием подумал, что, говори чудовище с самого начала именно так, а не как избалованный наивный ребенок, веди себя, как сейчас, Керс не усомнился бы ни на мгновение, что перед ним действительно Великий Уррий. И не выбрал бы сторону правителя. И не оказался бы… Боль хлестнула вновь, острыми иглами впиваясь в позвоночник и расходясь по рукам и ногам. Коротко, резко. Исчезла. Напоминание, что чудовище не собирается ждать, пока человек думает. Напоминание, что оно требует повиновения – немедленного и полного. «Да, Великий Уррий, я все понял». Предатель, даже пойманный, продолжал лгать и изворачиваться. И сейчас, когда он, освобожденный от паралича, шел к клетке, Существо улавливало обрывки его размышлений о том, как освободиться и сбежать. Предатель продолжал думать о Существе как о чудовище, и Существо видело Себя его внутренним взглядом – Себя совсем другого, чем Оно привыкло, Себя непомерно большого, уродливого, страшного. И взгляд этот пробирался под броню чешуи и царапал мягкое нутро Существа, разъедал его, нудно и противно. И Существо никак не могло отряхнуться от этого взгляда, потому что следить за предателем было необходимо, за каждой его мыслью, за каждым шагом. Потом, когда все закончится, когда они с Ниссой будут свободны, Существо найдет тихий уголок, ляжет там и станет думать. И, наверное, поймет, почему взгляд предателя оказался таким едким. Но пока Оно лишь терпело и ожидало. Глава 14 Выйти из дворца было легко – его знали, ему доверяли. Только главный тэрэсэ столицы мог бы заподозрить неладное, увидев, как Керс быстрым шагом идет вглубь запретного парка. Но главный тэрэсэ отбыл по делам. И вот Керс оказался перед прозрачной клеткой, за которой неподвижно лежало, будто спало, чудовище. Голос в его голове пока молчал, но в основание шеи кольнула несуществующая игла. Напоминание. «Мне нужно подумать, – взмолился Керс мысленно. – Я еще никогда не вскрывал такую клетку». Пауза, потом: «Думай». Керс потянулся за Даром – и вздрогнул, почувствовав, с какой готовностью в его эррэ хлынула Сила. Магия словно просилась выпустить ее. Если бы только он знал заклинание для того, чтобы избавиться от твари в своем разуме! Игла ввинтилась в шею, прошила позвоночник… «Это же просто мысль! Я не собираюсь… Я все сделаю так, как ты велел!» – мысленно крикнул Керс, и боль медленно отступила. Сделать проход внутрь клетки оказалось просто, куда проще, чем он ожидал. Чудовище сильно повредило невидимые стены, когда билось о них, и хотя тэрэсэ правителя явно пытались вернуть клетке былую прочность, щели остались – где-то шире, где-то уже. Всего-то и требовалось, что выбрать самую большую щель, направить на нее сырую Силу, расширить – и пройти сквозь нее до того, как тэрэ, дежурящие в смотровой башне, почувствовали неладное. Быть может, даже получится выпустить из клетки чудовище? А оно в благодарность освободит Керса от своего контроля? Щель начала зарастать, едва Керс протиснулся внутрь. Не успел. Заметили. Хотя неудивительно, ведь Сияющее Око пообещал казнить не только самих тэрэ, но и всех их родственников, если упустят чудовище. Тварь в голове Керса молчала, и он решился нарушить приказ, задав вопрос: «Что теперь?» Ответ пришел снаружи. Чудовище, до того неподвижно лежавшее на земле, открыло глаза и ответило вслух: – Изменение. – Что? Какое изменение? – Керсу не нравилось, как чудовище смотрело на него. Слишком это походило на взгляд Сияющего Ока во время первой аудиенции, когда правитель решал, казнить беглого, но вернувшегося тэрэ или помиловать. – Если ты убьешь меня, это не освободит Ниссу. – Я знаю, – спокойно согласилось чудовище. – Я не буду убивать тебя, Керс. Не бойся. Ты просто изменишься. Мы изменимся. Вместе. – Я не понимаю. – Тебе не нужно понимать, двуногий. – Я не… – Я знаю, что ты боишься и ненавидишь меня, двуногий. – Огромное тело твари шевельнулось и медленно двинулось к Керсу. – Я видело твои мысли. Но сейчас это не важно. Это не помешает тебе измениться. Керс попытался отступить – и уперся спиной в невидимую стену. Больше отступать было некуда. И бежать тоже. Чудовище приблизилось почти вплотную, нависло над тэрэ, потом встряхнулось всем телом, и вниз полетели обломки чешуи – изломанные полупрозрачные пластины. Падая, они менялись, рассыпались в белесую труху. Чудовище встряхнулось снова. И снова. Белесой трухи становилось все больше, вот она уже покрывала толстым слоем и землю, и волосы Керса, и его одежду. Одежду, которая вдруг начала расползаться в лохмотья. Керс попытался стряхнуть труху, но она, как паутина, прилипла к ладоням, а потом, будто живая, поползла выше. – Что это? Зачем? – Подготовка к метаморфозе, – пояснило чудовище. – Не сопротивляйся, тогда будет не так больно. – Что?! – Не так больно. И тебе, и мне. Крошить чешую в труху оказалось больнее, чем заставлять чешуйки рваться на части. Но это был единственный способ, который Существо смогло придумать. Чешуя крошилась. Трухи становилось все больше. Одежда на двуногом расползлась в лохмотья. Существо чуяло едкий запах его страха, видело страх в каждом движении его тела, слышало страх в невнятных звуках, которые он издавал. Предатель боялся. Существо тоже боялось, но это было не важно. Важно было вернуть свободу и спасти Ниссу. Чешуя искрошилась вся, улеглась вокруг кучами трухи. Существо ударило по ним хвостом. Труха взлетела, в воздухе превращаясь в нити – тонкие, прочные, липкие. Падая, нити льнули к Существу и к двуногому, соединяя их. Двуногий закричал что-то бессвязное, пытаясь оторвать нити от себя. Существо позвало те осколки, что жили в теле двуногого, и он, обездвиженный, упал на землю. Нитей становилось все больше. Они связывали Существо и двуногого все плотнее. Существо подползло к двуногому, обвилось вокруг него и закрыло глаза. Наверное, та гусеница тоже чувствовала боль, но она была упорна и храбра. Существо помнило, как упрямо она поднималась наверх, как без отдыха, без перерыва окутывала себя коконом из нитей. Существо тоже храброе, тоже упорное. Оно сможет. Оно преодолеет и страх, и боль. Оно изменится, и освободится, и спасет Ниссу. А потом Оно прогонит мерзкую Пустыню. Оно накажет плохих и злых и поможет добрым. И никто больше не будет думать о нем, как об уродливом и страшном, как думал этот двуногий. И ничьи чужие мысли больше не будут разъедать нутро Существа… Первое, что услышал Керс, были голоса. Встревоженные, растерянные, испуганные – разные. Много голосов. Какие-то из них казались знакомыми, какие-то – нет. Сперва голоса были лишь неясным фоном, но постепенно Керс начал различать и слова. – …господин Миштассе, наш резерв почти пуст, на четвертую попытку не хватит. – Да эту скорлупу вообще ничем не разбить! И с места не сдвинуть! – Это не скорлупа, глупец, это… – Заткнитесь все! – рявкнул еще один голос, и другие голоса стихли. Главный тэрэсэ столицы – вспомнил Керс. Но что происходит? Почему Керс больше не ощущает своего тела? И ничего не видит? Что-то дрогнуло, и, будто отвечая на его вопрос, глаза открылись. Изменение длилось всю ночь, и это была самая долгая ночь в жизни Существа. Словно бы Время из-за чего-то обиделось на Него и растянуло себя в половину вечности. Двуногому было хорошо – страх и боль затмили его сознание почти одновременно с началом метаморфозы, но Существо не умело вот так уходить в ничто. Поэтому Оно ждало и терпело. Терпело и ждало. И запрещало Себе бояться, когда Его тело, под защитой белого кокона, расплавлялось, сливаясь с телом двуногого… А потом пришло утро. Изменение закончилось. Кокон треснул, пропуская внутрь солнечный свет. Кокон, созданный для Существа в его настоящем облике, вдруг показался огромен. Существо поднялось на ноги. Вытянуло перед собой руки, рассматривая их, покрытые тонкой кожей и короткими волосками. Прижало правую ладонь к груди, слушая, как в унисон бьются там три уменьшенных сердца. Потом открыло рот и потрогало пальцем свои зубы – крохотные, совсем не острые. И наконец сделало самое главное, ради чего и затеяло все, то, чему научилось, наблюдая из сотен осколков за разумом предателя, – призвало магию. Глава 15