* * * Они подходили со стороны авеню де ля Рейнери среди ночи, заняв оба тротуара, велосипедную дорожку и середину шоссе. В черных пальто и балаклавах, вооруженные металлическими палками, бейсбольными битами, камнями и петардами, которые пресса назвала потом минометами, играя на двойном смысле этого слова, ибо в коллективном воображении это вызывало образ войны и неприятельского войска. Их было человек пятьдесят, может, чуть больше, и двое полицейских в форме, куривших возле комиссариата, сразу поняли, что сейчас заварится каша. – Это еще что за штучки? – крикнул один из них. – Быстрей! Быстрей поворачивайся! Надо все запереть и вызвать подмогу! Они забежали в здание и блокировали бронированную дверь. – Опускайте защиту окон! На нас нападают! * * * Это была ночь ярости, оскорблений и смятения. Дикая и требовательная. За каждым оскорблением, каждым криком, каждым брошенным камнем скрывалось – высказанное или невысказанное, но явно подразумеваемое – слово ПРАВОСУДИЕ. Именно это слово было на устах манифестантов в желтых жилетах, вышедших на площади в прошлом году. Тогда ассоциация жертв, чье детство было разрушено взрослыми, через «Твиттер» требовала ужесточить наказания для преступников. Дети из бедных кварталов хотели иметь равные возможности с остальными. Восстали даже дилеры и городские мальчишки на побегушках. ПРАВОСУДИЕ. Та самая справедливость, которую страна уже не могла гарантировать своим гражданам. Ее давно подменили видимостью, игрой, пародией. ПРАВОСУДИЕ… Это слово пульсировало в каждом мозгу униженной и обиженной нации. И пока все вокруг ревело, пылало, визжало, ругалось и взрывалось в эту мятежную ночь в округе Мирей, оно крепко засело в головах у всех, и полицейских, и тех, кто их штурмовал. * * * Самира спешила расплатиться и встала с места. Она прошла по залу к бюро администратора, где, подняв голову к телевизору, висевшему в углу, сидел владелец заведения. – Никогда не смогу поверить, – произнес он в отчаянии. – Опять всех пересажают. Это невозможно. На этот раз есть погибшие. Теперь уже не оправиться, не встать на ноги. Целая жизнь тяжелого труда псу под хвост… Самира сочувственно кивнула и вышла на улицу, в ясную ночь, где только шелест тополей и журчание воды нарушали тишину. Вдруг она насторожилась и застыла на месте. Куда это он? Она увидела, как Лемаршан расплатился, встал и вышел. Но фургон остался на месте. Она огляделась вокруг. На парковке она была одна. А может, и нет. Молодая луна еще не так ярко освещала все закоулки: было несколько темных мест, где он мог бы спрятаться. Самира вздрогнула и направилась к машине. И вдруг ее охватила паника. Она была уверена, что за ней кто-то следит, она это чувствовала. И это ей очень не понравилось. Еще секунда – и ярость взяла верх. Ах ты, мерзавец, ты что же, думаешь я позволю напугать меня этим цирком? Она знала, чего он добивается. Он хотел отплатить ей той же монетой: заставить ее занервничать. Ага, сейчас, пусть даже не надеется, этого удовольствия он не получит. Вместо того чтобы заторопиться и прыгнуть за руль, она прислонилась спиной к капоту, достала из пачки сигарету и закурила. От Самиры не укрылось, что рука у нее дрожала, когда она зажигала сигарету, но она надеялась, что из своего укрытия он этого не заметил. Если, конечно, она права и он за ней наблюдает. Сигарету она докурила до конца и пошла погасить ее в глиняном кувшине с песком, который служил в ресторане пепельницей при входе. После чего села за руль, уехала с парковки и повернула налево, по направлению к Тулузе. Она проехала через ту же дикую лесистую долину, которую проезжала, прежде чем свернуть на шоссе D8. До самого горизонта ни одного жилья, кроме двух ферм, которые она быстро проскочила и где у трех домиков на краю шоссе, выхваченных фарами из темноты, были закрыты ставни. А потом снова луга в тумане и темные леса. И тот же туман, что полз по лугу, выползал на шоссе, и, проскакивая клубы тумана, Самира замечала, что свет фар скользил над ними. Она все время поглядывала в зеркало заднего вида. Иногда реальность оказывается похожей на вымысел: пара фар сопровождала ее издалека, строго держа прямую линию. Если едешь ночью, то свет любых фар, появившихся сзади на пустынной дороге, вызывает беспокойство. В голову начинают лезть мысли о ночных ограблениях автомашин, о дорожных пиратах или о пьяных водителях, которые хотят напугать и позабавиться. Это свойственно людям. Самира тоже думала точно так же, когда, наблюдая за фарами в зеркало заднего вида, заметила, что они приближаются бешеным аллюром. Она догадалась, что это за фары… Лемаршан… 30 Глаза у нее против воли вылезли из орбит, когда он, включив все освещение, резко рванул вперед, пролетев последние десятки метров с бешеной скоростью. Он хочет ее протаранить! Вцепившись в руль, она вся сжалась, ожидая удара, но он затормозил в последнюю секунду, и поток белого света захлестнул салон, когда бампер фургона оказался в нескольких сантиметрах от бампера ее машины. Вот гад! Он хотел спихнуть ее в кювет! Она нажала на акселератор, но Лемаршан сделал то же самое. Скотина! Он ждал, когда она допустит ошибку и сама спровоцирует аварию. Или высматривал удобное место, какой-нибудь маленький виражик, чтобы на такой скорости легким толчком сбросить ее с шоссе. Пот крупными каплями катился по ее лицу, сбегал по шее и струился между лопатками. Сердце стучало в груди, как боксер, который лупит тренировочную грушу. Этот тип сумасшедший. Они прямиком идут на аварию. Он приклеился к ее заднему бамперу на скорости 100 километров в час на шоссе, где лимит 80. Водопад белого света слепил Самиру, полностью лишая ее видимости. Притормозить она не решалась: он был слишком близко… На ближайшем прямом участке она достала телефон и нашла номер Серваса. Он ответил сразу. – Мартен! – крикнула она, – У меня на хвосте висит Лемаршан! Он хочет спихнуть меня в кювет! – Что? Она повторила, обрисовав ситуацию, насколько можно коротко. – Сосредоточься целиком на вождении! – приказал он. – И никаких глупых действий! Он только того и ждет. * * * В полицейском управлении он нашел номер Лемаршана и позвонил. Негодяй отозвался после третьего гудка. – Тебя никто не учил соблюдать дистанцию на дороге? – спокойно спросил Сервас. Лемаршан разразился хохотом: – Гляди-ка, Сервас! Бежишь на помощь своей приспешнице? – Я уже заявил в Инспекцию дорожной полиции… – Какой к черту… Должно быть, ты очень хочешь, чтобы у тебя забрали дело и передали какому-нибудь деятелю из внутренней безопасности? Я знаю таких ребят, как ты, Сервас. Тебе нужно это расследование… – Зачем ты все это проделываешь, Лемаршан? – А чтоб знали, что бывает с теми, кто висит на хвосте… – Хочешь спровоцировать аварию? А как ты ее объяснишь? Притормози. Клянусь, если с ней что-нибудь случится, я сам приеду и отволоку тебя за твою вонючую шкуру в отдел внутренней безопасности… Голос Лемаршана вдруг изменился и съехал на истерический визг. Он растерял все свое хладнокровие: – Заткнись! И не угрожай мне, мерзкий ублюдок! Не смей мне угрожать, понял? А теперь слушай меня! Вы эти ваши штучки прекращайте! Я не имею никакого отношения к пропаже мальчишки. Что вы ко мне цепляетесь?! Это он уже проорал во всю глотку. Сервас испугался, что он войдет в раж и действительно столкнет Самиру в кювет. – Сбавь скорость, и я сниму наблюдение, – предложил он. – Да пошли вы все в жопу! – рявкнул старший капрал, прежде чем отсоединиться. Но ногу с акселератора все-таки снял, и расстояние между автомобилями стало быстро увеличиваться. Он даже не отсалютовал Самире последней яркой вспышкой фар. * * * После того как Самира сообщила, что Лемаршан от нее отстал, Сервас отсоединился, уставившись в стену напротив. Что, капрал действительно был готов слететь с катушек? В коридоре раздались какие-то крики. Он посмотрел в сторону двери, чтобы понять, в чем дело. Снаружи явно что-то происходило, где-то завязалась потасовка. Мартен решил посмотреть. * * *