– Мы вот-вот разоблачим полицейских, перешедших на темную сторону, – сказал он. – Продажных полицейских. Они, как хищники, загнанные в угол, пытаются ранить, достать меня… через вас. – Это имеет отношение к тому парню, которого нашли на мосту и о котором говорили в новостях? Он кивнул, потрясенный. Он мог противостоять любой угрозе, если угрожали ему, и в прошлом ему не раз приходилось быть объектом угроз и сталкиваться с очень опасными людьми… Но он не был уверен, что способен выстоять, когда дело коснется тех, кого он любит, кто ему дороже всего на свете. – «На темную сторону» – как это понимать? – Они больше не полицейские, они феодальные самодуры, убийцы… Они уже ничем не отличаются от тех, кого мы ловим… – Значит, тот тип, что дожидался меня, – ходячее предупреждение? Способ сказать тебе: «мы знаем, где ты живешь, и мы знаем, кто твои близкие»… Как мафия… Сервас вдруг остро почувствовал, что время поджимает, что он должен действовать быстро, если не хочет и дальше подвергать их опасности. Он поднял руки, чтобы успокоить ее. – Эти типы очень скоро будут уничтожены, Леа. Но пока я запросил для вас охрану. Для тебя и Гюстава. Она фыркнула, ноздри у нее расширились, как у норовистой лошади, щеки залил гневный румянец. – Значит, ты хочешь, чтобы я появлялась на работе под охраной полицейских, да? Он смотрел на нее с восхищением. В этой женщине не было ни одной черточки, которую он не любил бы. И он очень боялся ее потерять. – Но это всего на несколько дней, – сказал он. – Об этом не может быть и речи! – Леа… – Если этот вопрос пока не урегулирован, распорядись, чтобы Гюстава провожали в Центр развлечений, а потом в школу: мне так будет спокойнее. Но никаких пересечений твоей работы с моей быть не может. Если полицейским нравится, пусть следуют за мной на автомобиле, но в мою больницу они не войдут. – Но ты же прекрасно знаешь, что в обычное время туда может зайти кто угодно! – А мне плевать! Ноги их не будет у меня на работе! Она уже кричала. Сейчас она не пойдет ни на какие уступки. Он подумал, что лучше пока не настаивать: он попытается повторить попытку чуть позже. А она уже шла по коридору к спальне. 48 «Appetite For Destruction», как выразились «Guns N’ Roses»[58]. Ярость. Крики. Пули. Пожары. Ночь сверкала красными сполохами, как Везувий, заливающий лавой Помпеи. Центральная служба безопасности региона и антикриминальные бригады держались на расстоянии. Они ожидали приказов. Пока раскаленная лава не хлынула через борта кратера и не растеклась повсюду, они ничего не предпринимали. Что же до обитателей квартала, то им было несладко. В таких конфликтах жертвами всегда оказывались штатские. Так случилось и на этот раз. * * * Субботний вечер в префектуре. Мишель Сен-Амон издавна любила устраивать вечеринки, куда приглашала всех департаментских влиятельных особ и шишек. Собрания для нее проходили не без пользы: обходя гостей с подносом в руках, она прицеливалась к какому-нибудь молодому красавцу, а потом, когда все расходились по домам, просила его остаться. Разница в возрасте ее ничуть не волновала. Дареному коню в зубы не смотрят. Но пандемия лишила ее этого развлечения, и в тот вечер отнюдь не дневные события заставили ее сменить полицейский мундир на дамский костюм английского покроя, плотно облегавший ее широкие бедра и крепкие ноги, накачанные ежедневными тренировками на велотренажере. Выслушивая доклад полицейских и жандармерии о сложившейся ситуации, она склонилась над картой Тулузы и окрестностей. Мирей, Изард, Багатель испытали на себе новую вспышку насилия. Она боялась, что волна гнева докатится и до других коммун. И прекрасно знала, что за происшествием на мосту пристально наблюдают сверху. Ей на ум снова пришел этот полицейский. Сервас. Он был прям и неприступен, но она почувствовала, что это всего лишь видимость. Она навела соответствующие справки. Честный и неподкупный полицейский, но человек, страдающий от собственных демонов, постоянно ходящий по лезвию бритвы. Он часто не ладил с начальством. В нем переплетались антигерой с героем настоящим, недюжинная сила с ранимостью. Интересный коктейль. Было бы очень недурно взглянуть в интимной обстановке, что скрывается за этой кирасой. Кто знает? Может быть, такая возможность скоро представится… Она сосредоточилась на словах своего заместителя, который, как всегда, все видел в черном цвете. – Этот город находится на грани гражданской войны, – доложил он. Она подавила вздох: – Черт возьми, прекратите драматизировать. Это очень утомляет. * * * Полицейский, сидящий за рулем автомобиля без опознавательных знаков, припаркованного на Страсбургском бульваре, смотрел, как к машине подходит молодой лейтенант. – Не двигайся, – сказал он своему спутнику. Он вышел из машины и направился к белокурому лейтенанту, который уже набирал код на входной двери в свой дом. – Лейтенант… Кац обернулся и увидел парня в косухе и черном худи. Усталое лицо, мешки под глазами, хотя вряд ли он был намного старше Рафаэля. От него исходило ощущение суровой дерзости под жестким контролем, а на лбу словно было написано: легавый. – Давно хотел с тобой познакомиться, – сказал полицейский в штатском. – Нам сообщили о твоей реакции на Новом мосту и во время совещания в Управлении уголовной полиции… Кац ничего не ответил, давая понять, что готов слушать дальше. – Мне поручили тебе сказать, что многие это оценили. В полиции им нужны такие, как ты, – прибавил парень, улыбаясь под маской. – Им – это кому? – спросил Рафаэль. Он почувствовал, что улыбка стала шире. – Всему свое время… Они хотят, чтобы ты знал, что многие с тобой на одной волне. Ты не одинок… – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – возразил Кац. Парень переступил с ноги на ногу, огляделся вокруг и снова обратился к Кацу: – А я думаю, что прекрасно понимаешь… И в комиссариате, и во Дворце правосудия есть определенное количество людей, которые считают, что эта страна пришла в упадок, все разваливается и пришло время действовать. А ты-то сам что думаешь? Рафаэль оглядел своего визави. Тот кивнул. – Я бы, может, и не высказался против, – осторожно начал он. – Но что с этим можно сделать? – Вроде бы некоторые уже начали кое-что делать, не находишь? – сказал второй парень. – Ты их знаешь? Парень подмигнул: – Может, да, а может, и нет… Мы об этом еще поговорим. А пока что желаю тебе хорошего вечера. И еще раз спасибо за твои слова. Рафаэль молча смотрел, как полицейский уходит в ночную темноту Тулузы. Потом достал свой телефон. * * * Из-за перегородки доносилась музыка, игравшая в соседней квартирке. Рафаэль ее узнал: это «Coldplay», так себе, для девчонок… Лично он предпочитал «The New Abnormal», последний альбом «The Strokes», а лучше вообще редкость для ценителей, «Saturnalia» «Gutter Twins». Мысли его вернулись к полицейскому, поджидавшему его внизу. Как и большинство полицейских, тот парень считал, что между судьями и сыщиками пролегла непреодолимая пропасть и что судьи бросили сыщиков на поле боя, в разгар военной кампании, которую они должны вести вместе. Он разделся и встал под обжигающий душ. И вдруг застыл, волосы на затылке встали дыбом, дыхание прервалось, а сердце так заколотилось, что, казалось, сейчас грудная клетка взорвется. Ему только что было видение: за письменным столом сидел человек с дырой в голове, а по стене расползалось пятно темной крови. Он с трудом вдохнул и уперся руками в мокрые плитки пола. Видение не уходило, и он закрыл глаза. В тот день он делал уроки, когда из кабинета отца вдруг раздался выстрел. Он выскочил из комнаты и бегом помчался по коридору. В проникавшем из окна лунном свете еще рассеивался дымок. Свет в доме был погашен, но ночь была достаточно ясная, чтобы различить бледное лицо, словно плывущее в воздухе отдельно от тела. Даже мертвый, отец оценивающе его оглядывал и осуждал. Это было все, что он мог сказать себе в тот момент, когда неподвижно стоял на пороге кабинета. Сделать еще хоть шаг он был неспособен. А за его спиной раздался мучительный вопль матери. Он заметил, что отец был в мундире, а на столе перед ним лежала книга. Сенека «О краткости человеческой жизни». «Старый мерзавец, – подумал он. – Тебе даже сейчас, умирая, надо крутить это кино…» Он не мешал горячим каплям воды стекать по телу, по щекам, по волосам… Он глубоко дышал, пытаясь визуализировать что-нибудь хорошее, но у него ничего не получалось. И он стал ждать, пока паническая атака сама собой утихнет и уйдет, как черная туча, которая чуть не взорвалась, но в конце концов уплыла.