— Есть одно осложнение, — прибавил Чиффинч. — Возможно, разыскивая госпожу Ловетт, вы наткнетесь и на ее отца. — Он устремил на меня внимательный взгляд и, должно быть, заметил, что я озадачен. — Томаса Ловетта, — пояснил он. — Цареубийцу. В таком случае вы должны будете на некоторое время забыть о девушке. Без промедления сообщите о Ловетте властям, чтобы его схватили. Чиффинч отбыл по делам и оставил нас с госпожой Олдерли наедине. Мы сидели молча, оба погруженные в свои мысли. — Кэтрин — странная девушка, господин Марвуд, — через некоторое время проговорила госпожа Олдерли. — Ростом мала, как ребенок, да и в характере детского больше, чем женского. Видно, отцовское влияние сказывается. — Она тоже из «пятых монархистов»? — Ничего подобного. Их объединяет кое-что другое. Томас Ловетт — мастер-каменщик, он пошел по стопам своего отца. При старом короле его работу очень ценили. В молодости Ловетт совершил путешествие на континент и там познакомился с новомодными веяниями. Сам господин Иниго Джонс был о нем высокого мнения. Вот и у Кэтрин к этому делу душа лежит. К грубому строительному ремеслу. — Женщина не в состоянии орудовать резцом, — возразил я. — Она ведь не может стать каменщиком, как ее отец. Что за абсурдная мысль! — Полагаю, женщина способна работать резцом так же, как и любой человек, — к моему удивлению, парировала госпожа Олдерли. — Если, конечно, пожелает опуститься до такой грязной работы. Но я имела в виду другое. В Барнабас-плейс Кэтрин с утра до вечера рисовала планы и эскизы зданий. Не при нас, разумеется, только когда оставалась одна. Как-то я застала ее за этим занятием. А горничная принесла мне листы бумаги, которые выбросила моя племянница. Кажется, в Колдридже тетушка Кэтрин поощряла это ее увлечение. Это все, конечно, воздушные замки, однако причуда безобидная, хотя сомневаюсь, что сэр Дензил одобрит подобное занятие. Что за странные, неженственные вкусы! Кэтрин выглядит как ребенок, а рассуждает как мужчина. Откровенно говоря, мне кажется, что племянница была бы счастливей, родись она мальчиком. Глава 23 — Слышал, вчера вы побывали в Колыбельном переулке, — произнес господин Уильямсон. — Об этом мне сказал господин Чиффинч. Я уловил в его голосе необычную интонацию. Его лицо, как и всегда, напоминало неподвижную маску, но я почувствовал, что в наших взаимоотношениях что-то изменилось. — Рассказывают, дом прелестен, — продолжил Уильямсон. — К счастью, Пожар пощадил его. В новых комнатах богатая обстановка? — Да, сэр. С улицы дом не отличается от всех прочих, но внутреннее убранство поражает. Мне показалось, будто я случайно забрел в Уайтхолл. — Ничего удивительного, учитывая, кому госпожа Олдерли сдает этот дом, — нахмурившись, произнес Уильямсон. Увидев по моему лицу, что я не имею представления, о ком речь, начальник прибавил: — Господину Чиффинчу, кому же еще? Вы разве не знали? Я понял намек Уильямсона не столько по словам, сколько по его сдержанной улыбке. Вряд ли самому господину Чиффинчу требуется роскошно обставленный дом в Сити. Но его августейший господин — совсем другое дело. — У госпожи Олдерли есть связи при дворе, — продолжил Уильямсон. — Ее первый супруг, сэр Уильям Квинси, последовал за королем в изгнание. — Еще одна сдержанная улыбка. — И леди Квинси тоже, она ведь тогда была известна под этим именем. Но перед самой Реставрацией сэр Уильям умер. Король не забыл молодую вдову своего верного друга. Слова Уильямсона звучали благопристойно, но за ними в темных глубинах скрывалось множество дополнительных смыслов. Насколько далеко преданность изгнанному монарху заставила зайти леди Квинси? Я отдавал себе отчет в том, что она весьма привлекательна, а король большой ценитель женских прелестей. Возможно, после кончины первого супруга король предложил ее в качестве невесты своему покорному и к тому же весьма обеспеченному подданному в лице господина Олдерли? Ну а что касается дома в Колыбельном переулке, нетрудно представить, для чего король и господин Чиффинч используют с виду неприметную, но роскошную резиденцию в Сити, вдали от любопытных глаз и длинных языков Уайтхолла. — Господин Чиффинч просил, чтобы я на несколько дней отпустил вас в Саффолк, — продолжил господин Уильямсон. — Он объяснил, в чем заключается ваше поручение. — Отец… — Выезжаете завтра утром. Чем раньше, тем лучше. Будете путешествовать под видом внештатного служащего из Управления общественных работ, вам поручено доставить письмо генерального инспектора начальнику порта в Харидже — насколько мне известно, оттуда до Чампни рукой подать. В Управлении общественных работ вам предоставят лошадь. Составьте свой маршрут так, чтобы непременно посетить Чампни и навести там справки. — Уильямсон махнул рукой. — Поблизости есть кирпичная мануфактура; если у кого-то возникнут вопросы, скажете, что осматриваете местную глину. Единственное, что нам известно наверняка о будущей судьбе Лондона: чтобы отстроить город заново, понадобятся кирпичи. А что касается остального… — Уильямсон выдержал многозначительную паузу. — Господин Чиффинч уже объяснил все, что вам необходимо знать. Уильямсон не мог скрыть досаду. Он не любил, когда его держат в неведении, и его выводила из себя сама мысль о том, что я знаю нечто, неизвестное ему. — Есть одно затруднение. Мой отец, сэр. Я должен как можно скорее перевезти в Савой и его, и наши вещи. — Ах да. Управление общественных работ на несколько часов выдаст вам маленькую повозку. До конца дня вы свободны. Таким образом, я даю вам более чем достаточно времени для переезда. Что-нибудь понадобится — обращайтесь. В первый раз в жизни я почувствовал, что близость к власти может быть и благом. Еще вчера все это было бы невозможно. А теперь я получил желаемое благодаря одному росчерку чужого пера. На следующее утро в нашем новом жилище в Савое я встал рано и поехал в северо-восточном направлении. Когда я выезжал, батюшка завтракал: на его коленях сидели малыши — так госпожа Ньюкомб решила сделать моего отца полезным. И батюшка, и младшие Ньюкомбы казались вполне довольными таким положением дел — во всяком случае, пока. День выдался пасмурным, но дождя не было. Сначала я через развалины Сити выехал на Лиденхолл-стрит — эту часть города Пожар обошел стороной. Стоило мне проехать через Олдгейт и оказаться за стеной Сити, и я сразу ощутил приятную легкость. Чем дальше я удалялся от города, тем легче становилось у меня на душе. Показались сады, фруктовые деревья и загоны — некоторые из них располагались возле самой дороги, — и наконец передо мной раскинулась сельская местность. Воздух тоже изменился: городской смог рассеивался, а потом и вовсе исчез. Цвета стали насыщеннее. Ярко-зеленый оттенок травы, деревьев и кустов прямо-таки бил по глазам. Я и не замечал, что цвета Лондона, Уайтхолла, Вестминстера и даже Челси превратились в пепельно-серые, — так к ним привыкли мои глаза. Шли часы. Несмотря на осенние дожди, дорога оказалась в лучшем состоянии, чем я ожидал: летний зной успел превратить грязь практически в обожженную глину. Чем дальше, тем веселее мне становилось: меня будто отправили в отпуск. Если у батюшки будет припадок или он опять куда-нибудь уйдет, я об этом даже не узнаю. Если господину Уильямсону понадобится секретарь, чтобы писал под его диктовку до позднего вечера, рядом с пером в руке будет сидеть кто-нибудь другой. Иными словами, в свой первый день за пределами Лондона я был бы безоблачно счастлив, если бы не ноющие голени и не натертые седлом бедра. В Харидже начальник порта накормил меня сытным обедом и обещал завтра помочь мне добраться до Чампни. Той ночью я лежал в удобной постели в трактире возле пристани. Я спал как убитый, но утром обнаружил, что меня искусали клопы, а мышцы болели так сильно, что я едва стоял на ногах. После завтрака меня переправили через устье реки Стур. Начальник порта договорился, чтобы на том берегу меня встречал провожатый с лошадью. Из-за ветра с моря равнинная местность оказалась почти лишена растительности. Мы с проводником упорно — несмотря на испытываемые мной неудобства — продвигались по проселочным дорогам примерно в западном направлении. Башню церкви Чампни-Крусис было видно за много миль. До деревни мы добрались к полудню. Я заказал не только обед, но и — невиданная роскошь! — отдельную комнату, чтобы ночевать в таком же комфорте, как и вчера. Господин Уильямсон выдал мне кошелек для оплаты расходов, и я не желал делить постель с незнакомцами. Деревня была маленькой, и я не удивился, что мой приезд вызвал определенный интерес. Ожидая, когда мне подадут обед, я позволил трактирщику вытянуть из меня вымышленную цель моей поездки. — Кирпичи, сэр? — переспросил тот. — Между Чампни-Крусис и Ипсуичем есть несколько мануфактур. Своего камня у нас нет. Нам здесь приходится или делать кирпичи самим, или доставлять их из Нидерландов. — Королю понадобится и то и другое, — ответил я. — Нужно восстановить столько зданий! Теперь все они должны быть только из кирпича и камня, чтобы избежать риска нового большого пожара. — Лондон — очень большой город? — с тоской в голосе спросил трактирщик. — Я там ни разу не бывал. — Огромный. Но сейчас бо́льшая его часть превратилась в гигантское пепелище. Не знаете, в вашем приходе есть глиняные карьеры? — Не слыхал. — Я наведу справки. Какие поместья в приходе самые крупные? — Поместье у нас только одно, сэр. Колдридж. — Кто там живет? — Господин Хаугего, очень набожный джентльмен — никогда не отказывает беднякам в подаянии. Теперь, когда он купил поместье, господин Хаугего собирается перестраивать дом. Может быть, он знает, где… — Этот человек — владелец Колдриджа? Не арендатор? Трактирщика озадачил мой удивленный тон. — Он приобрел право собственности весной. Прежние хозяева все умерли, осталась только внучатая племянница в Лондоне, но она годами у нас не появлялась. Да и в любом случае эта девушка еще совсем ребенок, и, с тех пор как скончалась ее тетушка, мы ее в наших краях не видели. — После полудня я нанесу визит господину Хаугего, — произнес я. — Он будет рад вас принять. — Трактирщик жестом велел прислужнице подавать обед. — Хотя бы для того, чтобы насладиться вашим обществом, сэр. К нам несколько месяцев никто не заглядывал. Последним приезжал господин Олдерли, когда продавал Колдридж. — Господин Олдерли — это опекун девушки? — уточнил я. Трактирщик кивнул: — Да, сэр. Лондонский банкир, сказочно богатый человек. Вы, наверное, о нем слыхали? Глава 24 Я зашагал к поместью Колдридж, радуясь возможности пройтись пешком, а не трястись в седле. Мне нужно было время для раздумий. Что-то здесь нечисто, ведь госпожа Олдерли уверена, что поместье принадлежит Кэтрин Ловетт и Колдридж станет приданым девушки, когда та выйдет за сэра Дензила. К тому же обед оказался ужасно невкусным — курица, которой меня накормили, была старше самого Мафусаила, а пешие прогулки способствуют быстрому пищеварению. Дом стоял в небольшом оленьем парке у подножия низкого холма с северной стороны. В здешних местах возвышенности встречаются редко, — должно быть, это была самая высокая точка на много миль вокруг. Над приземистым зданием, выстроенным из кирпича, поднимались высокие печные трубы, придавая силуэту строения причудливые очертания. Подойдя ближе, я разглядел за домом скопление старых построек, а рядом с ними — двор фермы. Поместье выглядело намного скромнее, чем я его себе представлял. Я думал, что племянница Олдерли должна владеть величественным особняком, чтобы быть под стать напыщенному сэру Дензилу. Но может быть, богатство госпожи Ловетт заключалось в обширных земельных угодьях и в роскошном доме она не нуждалась. На мощеном дворе я встретил грума: тот вел лошадь на конюшню. С трудом разбирая непривычный выговор слуги, я выяснил, что его хозяин только что вернулся и сейчас он разговаривает с садовником в нижнем саду. Я зашагал в направлении, указанном грумом, и нашел господина Хаугего собственной персоной у входа в заросший лабиринт. Хозяин что-то обсуждал с мужчиной в темно-коричневой одежде, державшим в руках косу. — Все это нужно убрать, — распоряжался господин Хаугего. — Выкорчевывайте заросли, чтобы и следа их не осталось. В течение года установлю здесь фонтан. При звуке моих шагов он обернулся. Владелец оказался румяным стариком в парике, которого давно не касался гребень, с грубым, но добродушным лицом. Я отвесил поклон и представился. Прочтя мое рекомендательное письмо и увидев внизу подпись лорда Арлингтона, господин Хаугего вскинул кустистые брови: — Значит, глиняные карьеры? На моих землях нет ни одного. А жаль — прекрасный был бы источник дохода. Не говоря уж об удобстве — я собираюсь расширять дом. — Может быть, прежние хозяева знают, где в этих краях глиняные карьеры. Они до сих пор живут поблизости? Хаугего покачал головой и обратился к садовнику: — Ты что-нибудь слышал про глиняные карьеры в округе? Или про глину, пригодную для обжига? Садовник дал отрицательный ответ и прибавил еще что-то, но его акцент был настолько сильным, что с таким же успехом он мог бы говорить на голландском.