— И что же это вы трое здесь делаете? — ехидно спросила она. Кит испытывал здоровое уважение к Кристине Розалес. Она выглядела милой, но он видел, как она бросила свой нож бабочку на пятьдесят футов и точно поразила мишень. — Ничего, — невинно сказал Кит. — Говорим гадости про Центурионов, — сообщила Ливви. В какой-то момент Кит подумал, что Кристина собирается отругать их. Вместо этого она села рядом с Ливви и ее рот растянулся в улыбке. — Считайте, что я в деле, — сказала она. Тай оперся предплечьями о перила. Он быстро стрельнул своими глазами цвета штормового, облачного неба в сторону Кита. — Завтра, — сказал он тихо, — Мы последуем за ними, чтобы посмотреть, куда они уходят. Кит был сильно удивлен тому, что с таким нетерпением ждал этой их безумной вылазки. * * * Вечер был не из приятных — Центурионы, даже после того, как высохли, были уставшими и не сильно-то жаждали обсуждать, чем они занимались весь день. Вместо этого они спустились в столовую и уничтожали еду, подобно голодным, свирепым волкам. Кита, Тайя и Ливви нигде не было видно. И Эмма не винила их. Прием пищи вместе с Центурионами стала совсем невыносимой. Хотя Дивья, Райан, и Джон Картрайт старались изо всех сил, чтобы поддержать дружеский разговор о том, как каждый планировал провести свой год путешествий, Зара вскоре прервала их долгим и детальным описанием того, что она делала в Венгрии прежде, чем прибыла в Институт. — Несколько Сумеречных охотников жаловались, что их стило и Лезвия Серафима прекратили работать во время боя с какими-то фейри, — сказала она, картинно закатывая глаза. — Мы им сообщили, что это только иллюзия — фейри грязно сражаются, и учителям следовало бы преподавать это в Академии. — Вообще-то, фейри не сражаются грязно, — спокойно сказал Марк. — Они сражаются исключительно честно. У них есть строгий кодекс чести. — Чести?! — Саманта и Дэйн рассмеялись одновременно. — Я сомневаюсь, что ты знаешь, что это значит, по… Они замолчали. Говорила Дэйн, но покраснела Саманта. Не сказанное слово повисло в воздухе. Полукровка. Марк резко встал из-за стола, с шумом отодвинул стул и вышел из комнаты. — Извините, — сказала Зара в повисшей тишине, последовавшей за его уходом. — Но нечего ему быть таким чувствительным. Очень скоро он услышит вещи и похуже, если отправится в Аликанте, особенно на собрании Конклава. Эмма посмотрела на нее скептически. — Это не оправдание, — как можно спокойнее сказала она. — Только потому, что он услышит что-то мерзкое от фанатиков в Конклаве, не значит, что он сначала должен услышать это в собственном доме. — Или вообще дома, — сказала Кристина, чьи щеки стали темно красными. — Прекрати внушать нам чувство вины, — резко сказала Саманта. — Именно мы весь день провели под открытым небом, под проливным дождем, пытаясь разобраться с тем бардаком, который вы здесь устроили, доверяя Малкольму Фейду, как будто вы вообще могли доверять Нижнемирцу. Неужели вас, ребятки, ничему не научила Темная война?! Фейри воткнули нам нож в спину. Вот что делают Нижнемирцы, и Марк, и Хелен поступят с вами точно так же, если не будете смотреть в оба. — Вы ничего не знаете о моих брате и сестре, — сказал Джулиан. — Пожалуйста, сдерживайтесь и не говорите о них так. Диего сидел рядом с Зарой в гробовой тишине. Наконец, он заговорил, его губы едва двигались. — Такая слепая ненависть не в пользу организации и мундиров Центурионов, — сказал он. Зара подняла свой бокал, ее пальцы крепко сжали тонкую ножку. — Я не ненавижу Нижнемирцев, — сказала она с холодной уверенность в голосе. Но эта уверенность казалась сродни скрытой, необъяснимой страсти. — Соглашения не сработали. И Холодный мир не работает. Нижнемирцы не следуют нашим правилам, или вообще каким-нибудь правилам, если не в их интересах им следовать. Они нарушили Холодный мир, когда им того захотелось. Мы воины. Демонам следует бояться нас. Однажды мы были великими: нас боялись и мы властвовали. И теперь мы лишь тень того, чем когда-то были. Все, что я хочу сказать: когда системы перестают работать и приводят нас к уровню, на котором мы находимся сейчас, тогда нам необходима новая система. Получше. Зара улыбнулась, убрала с глаз прядь, выбившуюся из собранных в безупречный узел волос, затем сделала маленький глоток воды. * * * — Она врет. Она просто сидит здесь и врет, выдавая за факты собственное дурацкое мнение, — разъяренно сказала Эмма. После обеда она пришла в комнату к Кристине, они вместе уселись на кровати. Кристина беспокойно теребила свои черные волосы. — Я думаю, она искренне верит в то, что говорит она и ей подобные, — сказала Кристина. — Но не стоит тратить временя на Зару. По пути наверх ты сказала, что тебе есть, что рассказать. Так кратко, как только могла, Эмма сообщила Кристине о визите Гвина. В то время, как Эмма говорила, лицо Кристины становилось все более мрачным и обеспокоенным. — Марк в порядке? — Я так думаю — его действительно трудно понять, иногда. — Он один из тех людей, у которых так много всего на уме, — сказала Кристина. — Он когда-нибудь спрашивал о тебе и Джулиане? Эмма резко покачала головой. — Не думаю, что ему когда-нибудь придет на ум, что у нас есть что-то к друг другу, кроме чувств парабатаев. Джулс и я знаем друг друга так долго. — Она потерла виски. — Марк считает, что Джулиан чувствует ко мне то же, что и он — только братскую любовь. — Странно, некоторые вещи ослепляют нас, — сказала Кристина. Она подтянула к себе колени и обняла их руками. — Ты пыталась связаться с Джейми? Кристина прижалась щеками к коленям. — Я послала огненное сообщение, но ничего не услышала в ответ. — Он был твоим лучшим другом, — Эмма сказала. — Он ответит. — Она скрутила кончик тканного одеяла Кристины между пальцами. — Знаешь, по чему я скучаю больше всего? По Джулсу? Только быть парабатаями. Быть Эммой и Джулианом. Я скучаю по лучшему другу. Я скучаю по человеку, которому я рассказывала все и постоянно. По человеку, который знал обо мне все. И плохое, и хорошее. — В своих мыслях она снова могла видеть Джулиана, пока говорила; то, как он выглядел во время Темной войны, тонкие плечи и решительные глаза. Звук стука в дверь эхом отразился в пустой комнате. Эмма быстро взглянула на Кристину — ждала ли она кого-нибудь? — но девушка выглядела такой же удивленной, как и сама Эмма. — Войдите, — сказала Кристина на испанском. Это был Джулиан. Эмма с удивлением посмотрела на него, Джулиан помоложе из ее воспоминаний исчез, превратился в Джулиана, стоящего перед ней: почти взрослого Джулиана, высокого и мускулистого, с непослушными кудрями, с едва заметной на подбородке щетиной. — Вы знаете, где Марк? — без предисловий спросил он. — Разве он не в своей комнате? — переспросила Эмма. — Он ушел во время обеда и я думала… Джулиан покачал головой. — Его там нет. Может он быть в твоей комнате? Ему стоило видимых усилий спросить это, подумала Эмма. Она увидела, как Кристина прикусила губу и помолилась, чтобы Джулиан этого не заметил. Он никогда не должен был выяснить, как много знала Кристина. — Нет, — сказала Эмма. — Я заперла дверь. — Она пожала плечами. — Я не доверяю полностью Центурионам. Джулиан рассеянно провел рукой по своим волосам. — Слушайте… Я беспокоюсь за Марка. Пойдемте со мной, и я покажу вам, почему. Кристина и Эмма последовали за Джулианом в комнату Марка; дверь была распахнута настежь. Первым вошел Джулиан, а затем Эмма и Кристина, обе внимательно осматриваясь по сторонам, как-будто Марка можно было найти где-то в шкафу. Комната Марка сильно изменилась после его первого возвращения от фейри. Тогда она оставалась пыльной, определенно нежилой, сохраняемой пустой — ради памяти. Все вещи были собраны и унесены в кладовку, и пыльные занавески всегда были задернутыми. Теперь она была совсем другой. Марк разложил свою одежду аккуратными стопками в изголовье кровати, однажды он сказал Эмме, что не видит смысла в платяном шкафе или комоде, ведь все, что они делают — это прячут от тебя одежду. На подоконниках лежали маленькие вещи, собранные на природе — цветы на разной стадии увядания, листья и иголки кактуса, ракушки с пляжа. Кровать была аккуратно застелена; очевидно, он ни разу не спал на ней. Джулиан отвернулся от слишком аккуратной кровати. — Его ботинки исчезли, — сказал он. — У него была только одна пара. Они должны были прислать больше из Идриса, но все еще не сделали этого. — И куртка его тоже, — сказала Эмма. Куртка была у него только одна, тяжелая и теплая, деним и овчина. — Его сумка… у него ведь был мешок с вещами, да? Кристина вздохнула. Джулиан и Эмма одновременно повернулись к ней, когда она достала маленький листок бумаги, который только появился из ниоткуда и полетел в воздухе, на уровне плеч. Мерцающие руны запечатывали его, они исчезали, когда она поймала огненное сообщение в воздухе. — От Марка. — Ее глаза пробежали страницу, румянец ушел с ее щек, и она отдала записку Джулиану, не сказав ни слова. Джулиан забрал ее и Эмма прочитала через его плечо, когда он просматривал сообщение. «Моя дорогая Кристина, Я знаю, ты покажешь это правильным людям в правильное время. Я всегда могу доверять тебе сделать то, что необходимо и когда это необходимо сделать. Сейчас ты уже узнала про арест Кирана. И хотя между нами все закончилось плохо, он был моим защитником в течение многих лет у фейри. Я должен ему и не могу оставить его умирать в мрачном Дворе его отца. Я пойду по лунной дороге фейри сегодня вечером. Скажи моим братьям и сестрам, что я вернусь к ним сразу, как смогу. Скажи Эмме, что я вернусь. Я уже вернулся к ним однажды из Земли под Холмом и я сделаю это снова. Марк Блэкторн.» Джулиан злобно смял бумагу трясущимися пальцами. — Я пойду за ним. Эмма потянулась к его руке прежде, чем вспомнила и торопливо отдернула свою руку. — Я иду с тобой. — Нет, — сказал Джулиан. — Ты понимаешь, что Марк пытается сделать?! Он не сможет сам вторгнуться в Неблагой двор. Король Теней убьет его прежде, чем ты сможешь моргнуть. — Конечно, я понимаю, — сказала Эмма. — Вот почему нам нужно добраться до Марка прежде, чем он доберется до входа в земли фейри. После того, как он ступит во владения фейри, будет практически невозможно остановить его. — Так же здесь вопрос времени, — сказала Кристина. — Когда он пересечет границу, время будет другим для него. Он может вернуться в три дня, или три недели… — Или три года, — подытожила Эмма мрачно.