— Не могу сказать. — От кого? — Не могу сказать. — Но что-то вы можете, Лоринг? — прорычал он, подняв на меня взгляд и снова опуская его. — Это государственная тайна. За одно упоминание фамилии Стоун я имею все основания бросить вас за решетку. Это как минимум. — А максимум заткнуть навсегда, как скупщика из Урбема? У него дернулся глаз. Правая рука напряглась. Я знал, что он держит пистолет в верхнем ящике стола. А вот Вилсону не было известно о ноже в моем рукаве. Мы сидели и смотрели друг на друга, догадываясь, кто из нас на что способен. Наконец, он поднялся и отошел к окну. Безоружный. Я остался сидеть на стуле. — Умные люди — редкость, Лоринг, — сказал Вилсон, отвернувшись от меня. Он отодвинул штору и смотрел на темный город. — Со временем привыкаешь к тому, что тебя окружают глупцы, и начинаешь всех прочих мерить той же мерой. И потом, встречая умного человека, вдруг понимаешь, что сам давно стал дураком. Вы меня понимаете? — Не очень. — Ваше счастье. Вы изолированы от людей в своем ремесле. — В некотором роде это они от меня изолируются. — Я недооценил вас, Лоринг. В этом мой промах. А вы переоценили меня. В этом — ваш косяк. Занятно, правда? — он обернулся, глянул на меня через плечо, усмехнулся и снова перевел взгляд на верхушки крыш, что едва виднелись на фоне фиолетового неба. — Я не имею права посвящать вас во все тонкости работы тайного сыска. Но подтверждаю, что ликвидация скупщика не была случайной. Мы узнали от него всё, что было нужно. Имя заказчика и исполнителя. — Так вы и вышли на меня, — я держал чашку с кофе левой рукой, оставляя правую свободной. На всякий случай. — Да. Подняли все возможные документы, и даже позаботились о том, чтобы на время ваши портреты исчезли из сыскных контор. Вы были нам нужны. — Но какого черта, Вилсон?! Неужели не… — и тут все встало на свои места. Нет, дело не в моем мастерстве. — Вот зачем вы направляли меня в дома членов «Прорыва». Я встретился взглядом с отражением Вилсона в стекле окна. — Ждали, что я найду вещи, украденные из замка, — разочарование от того, что эта мысль не пришла мне в голову раньше, смешалось с облегчением. Я мог бы не попасться на уловку Илайн, мог бы отказаться от задания, или вовсе сбежать из Асилума, моя судьба была решена. С того самого момента, как я принял дурацкий заказ на книги доктора Стоуна. Они бы схватили меня рано или поздно и вынудили бы к сотрудничеству. — Не убивайтесь, Лоринг. Вы в этой истории вовсе не последний глупец. — Отрадно. — Что вам известно о докторе Стоуне? Я изложил краткую версию услышанного от Вудроу, избегая подробностей. Если Вилсон привык иметь дело с болванами, то он останется удовлетворен такими объяснениями. — Кто ваш информатор? На этот вопрос он напрасно ждал ответа. Я допил кофе и поставил пустую чашку на стол. — Вы доверяете ему? — изменил тактику инспектор. — Насколько это возможно. — Не советую. Подумайте, откуда ему могут быть известны сведения такого рода. И чьи интересы он преследует. — Исходя из его слов, намерения самые благородные. — Исходя из слов заключенных в темнице, там сплошь невиновные, — усмехнулся Вилсон. Подумав немного, он сказал, — что касается Шермана. Уверен, члены «Прорыва» используют его вместо Стоуна. Я не говорил ему о книге, которую видел в больнице. Не знаю, как распоряжусь этим позднее, но раскрывать карты в процессе игры точно не стану. — Что ж, значит завтра можно отправляться в больницу, если мне дадут разрешение. Это уже задача не венаторов, а дело тайного сыска, — Вилсон вернулся за стол. — Потерпите еще немного, Лоринг. Вскоре все завершится, и мы с вами распрощаемся. По его лицу не удалось понять, что кроется за этим великодушием. Кое-что мне подсказывало, убийцам скупщика не составит труда заткнуть рот еще и вору. Кто мы? Разменные монеты в этой крупной игре. Вот почему мне симпатичны шахматы более прочих игр. У фигур судьба написана заранее, они живут по строгим правилам, а у мелкой пешки есть шанс стать любой из них. Главное, не упустить момент. * * * — Доктора Шермана нет, — сказал Пилс, возвращаясь. Мы прибыли к больнице довольно поздно как для рабочего визита. Но ожидали, что доктор окажется на месте, и Пилс займет его разговором, чтобы я имел возможность осмотреть кабинет. — И где же он? — спросил я, поднимая воротник. Сегодня была на редкость гадкая погода. Дождь зарядил еще с ночи, днем несколько раз делал перерыв, набираясь сил, и теперь лил не переставая. Глядя на то, как градом катятся капли с зонта Пилса, я меньше всего хотел выходить из повозки. — Никто его не видел. Судя по растерянности, это правда, — Пилс с сожалением покачал головой. — Мы должны вернуться. — Вилсон будет недоволен. — Что можно сделать, если человек отсутствует на месте? — Вычеркнуть его из партии, — я обернул голову шарфом, отогнул манжеты короткой кожаной куртки, вроде тех, которые носят капитаны цеппелинов, и открыл дверь. — Стойте! — воскликнул Пилс, — вы не можете! — Еще как могу. — Это не входило в план! — Я не строю планов. Покинув карету, я ссутулился, прячась от дождя, хоть и знал, что это не поможет. Бегом преодолел дорогу, разделяющую улицу. Между бордюрами тротуара текла мутная река, собравшаяся из небесных потоков. Случайный прохожий отпрыгнул прочь, спасаясь от брызг, когда повозка с Пилсом проехала мимо. Окинув быстрым взглядом крыши домов, я подумал, нет ли где-нибудь среди труб притаившегося Вудроу. Кто помешает ему в этот раз бить точно в цель, и будет ли этой целью Ртутная Крыса? Я добежал до забора лечебницы, подтянулся на прутьях и, бережно перенеся промежность над острыми пиками, перекинул себя на другую сторону. Земля под ногами издавала тошнотворное чавканье, заставляя думать о болоте и том, как в топях гибнут неосторожные путники. Это место также засасывает своих жертв и не отпускает. Во дворе горел только один фонарь, и я обошел его. Приближаясь к зданию, заметил лежащую в грязи куклу. Фарфоровое лицо разбито, в полости головы виднеется спутанная пакля волос. Окна на первом этаже были не просто закрыты, а заколочены. Это в других домах решетки, чтобы никто не попал внутрь, здесь же стены удерживали зло внутри дома, не выпуская наружу. Я решил обойти больницу, понимая, что не могу попросту развернуться и уйти. Не тот случай, чтобы махнуть рукой. Что бы ни задумал доктор, как бы ни крутили мной Вилсон и Вудроу, но не для них я хочу разобраться в этой истории. Для себя. Я увяз в этом по самые уши, и чем скорее выберусь, тем здоровее буду. Во дворе было пусто. Жутковатое место. Сиротливо стоящие лавочки, бесплодная серая земля, пеньки вместо деревьев. Либо сад вырубили на дрова холодной зимой, либо на всякий случай, защищая пациентов от дурных помыслов. В воздухе пахло мылом, а из подвальных окон валил густой серый пар. Он поднимался к самому небу, окутывал дом теплым туманом. Прачечная! Черт подери, какая удача. Я присел и подкрался к распахнутому окну, которое находилось на уровне земли. Маленькая полукруглая створка. Я заглянул внутрь. Пар облепил мое лицо, в нос ударил неприятный запах стирки. Прачечная была довольно просторной. У стены слева стояла большая газовая плита, на которую водрузили огромный железный бак. В нем-то и кипело мыльное варево. Стоя на табуретке, его помешивала деревянной палкой квадратная женщина в простом длинном платье, переднике и чепчике. От прилагаемых усилий у нее раскраснелись щеки, вздулись вены на руках. Вторая женщина, худее и, возможно, моложе, выкручивала белье. Она клала рубашки и простыни между двух валиков, зажимала их и вращала рукоятку, приводя барабаны в движение. Лишняя вода стекала в таз, а подсушенное белье отправлялось на стол к другим двум женщинам, совсем молодым, но имевшим усталый вид и бесцветные лица. Те гладили полученные вещи тяжелыми утюгами. — Всё в пятнах! Никаких средств на них не напасешься, — ворчала под нос квадратная тетка, досыпая в кастрюлю серую мыльную стружку. — Тебе еще повезло, — отозвалась худая, с усталым остервенением вращая рукоятку. — Молли пыталась отстирать белье той безумной старухи, что вечно обделается по шею. Мы просили, уговаривали сжечь ее тряпки, но Кори вечно хочет выслужиться! Он приказал отстирывать. Вот уж подкинул работенки. — Какая это безумная старуха? — прищурилась прачка. — Ты про леди Карпентер? — Про нее самую, — проворчала та недовольно, поправляя растрепавшиеся волосы. — Дал же бог здоровья! Восьмой десяток, а живет себе. Даром что без мозгов. — Придержи язык, дура! Сама без мозгов, — квадратная погрозила товарке палкой. — Для тебя она леди Карпентер, и не смей говорить в таком тоне! — В каком еще? — подбоченилась худая. — Да она… — Леди, — с нажимом повторила толстуха, — даже если в говне по затылок, а ты хоть увешайся золотом, как была селянкой, так и помрешь. Последнее замечание было точным. Я и сам поразился тому, сколько золотых украшений на простой работнице. Та от возмущения всплеснула руками, бросила ненавидящий взгляд на хихикающих девушек, и, оставив работу, куда-то стремительно вышла. — Кэрол! — окликнули ее, но напрасно. — Пусть проветрит голову, — огрызнулась прачка. Подцепив палкой одну из тряпок в бадье, она оценила сероватый цвет, нахмурилась и опустила белье обратно. — Тоже мне! Возомнила из себя цацу! Одна из девушек нагнулась к жаровне, где собирали жар угли, высыпала к ним остывшие из утюга, вычистила из него золу и заложила новые. Пока она это делала, подружка заменила временно покинувшую их Кэрол, а толстуха спустилась с табуретки и отправилась за тазом, стоящим под сушкой. Воспользовавшись моментом, я скользнул в окно, едва не задел миску с наструганным мылом, чуть не перевернул на себя кипящую воду, и юркнул за стоящие у стены корзины с бельем. Здесь ужасно пахло, но выбрать другое убежище не хватило времени. При первом же удобном случае проберусь к шкафу, а оттуда и до двери будет рукой подать. — Ой! Ты это видела? Дьявол! — Нет, а что? — Тень мелькнула.