— Лоринг? Какого дьявола вы здесь делаете? Я опустил руку с ножом. Воспользоваться им еще успею, если разговор зайдет не в то русло. — Думаю, мы оба понимаем, что прошло время для игр и притворства. Давайте начистоту. Вы вытащили меня из темницы только затем, чтобы я никому не сболтнул о вашем визите. Я предполагал, вы незаконно покупаете рабов для своих шахт, но не и думать не мог, что все дело в экспериментах Стоуна. — Что?! — Не стоит, право же. Его глаза стали крошечными, губы сжались, кулаки напряглись. — Вы многое на себя берете, Лоринг. Кто за вами стоит? Вилсон? У него нет полномочий преследовать меня. Стоит мне позвать стражу, и вы покойник! — Мы оба знаем, что вы никого не станете звать. Во-первых, я убью вас раньше, чем произнесете хоть звук, а во-вторых, Вилсон не имеет никакого отношения к моему визиту. — Тем хуже для вас! Значит, вы действуете вне закона! — Господь милосердный! Да вы сами подумайте, что говорите, — я был поражен тем, как велико его убеждение в собственной непогрешимости. — Вы плетете заговор, участвуете в чудовищных опытах, виновны в смерти либералов из «Прорыва», пытались убить меня, в конце концов! Поэтому самое абсурдное, что вы можете сделать, это прикрываться законом. Энтони смотрел на меня с такой яростью, будто вот-вот ринется в бой. Я держал нож наготове, но надеялся, что мне не придется применять его. Может, я и не из тех, кто всерьез верит в силу правосудия, но такие люди, как Энтони, не должны просто и легко умирать. Их нужно раздавить, уничтожить морально, предать их преступления огласке, иначе они не ощутят вкус наказания и умрут мучениками, уверенными в собственной правоте. — Как же вы мне противны, — процедил он сквозь зубы. — Ты, Вилсон, все эти мерзкие мелкие людишки. Вам подавай справедливые законы, заботу и опеку, и плевать, как этого добьёмся мы. Вы хотите жить в богатой стране, но скулите от налогов. Вы любите мир, но недовольны тем, как выигрываются войны. Я делаю то, на что не решались ранее! Это я создаю непобедимую армию, благодаря которой даже последние отбросы нашего общества смогут жить достойно, — захлебываясь в эмоциях, он брызгал слюной и судорожно сжимал пальцы. — Все боятся запачкаться. Власти с чистыми руками не бывает! Но таким, как ты, на это плевать. — Абсолютно, — подтвердил я. — Но вы не понимаете, что затеяли. Эта армия неуправляема. Даже Стоун не знает, как исправить дефект. Вы погубите Патрию Магнум. — Не тебе об этом судить, помойная крыса! Я заметил, как его рука понемногу снова тянется к ящику, и выставил нож вперед: — Где вы встречаетесь со Стоуном? — Ха! — Вы знаете, что он делал с людьми из «Прорыва»? — Они заслужили смерть. Глупцы! Хотели власти, которую неспособны контролировать. — Это вы их подтолкнули к сделке с профессором. — Они оказались слишком слабы, чтобы самостоятельно найти способ. — А когда их услуги больше не были нужны, вы избавились от них. Любите загребать жар чужими руками, Энтони. Но Стоун вам не по зубам. Он не человек, и на него ваши уловки не подействуют. — Не тебе судить! — Где и когда вы с ним встречаетесь? — я схватил его за грудки, развернул и ударил о стену. Энтони не ожидал от меня подобного, и только охнул. — Мне повторить вопрос? Нож замер напротив его лица. Глаза политика сошлись на переносице, он смотрел на острие клинка. — Ты не понимаешь… Я сильнее надавил ему на грудь, угрожающе поднял нож. — Под мостом, — с закрытыми глазами выдохнул он. — Под мостом возле часовой башни. В полночь. Я ударил его по шее. Энтони мгновенно отключился и рухнул на пол. Мне оставалось связать его, заткнуть рот кляпом и упрятать в темный угол. * * * Полночь — особое время. Грань между вчера и завтра, между прошлым и будущим. Это лишь условность, но ее таинственность привлекает как романтически настроенных влюбленных, так и разных преступников. Я никогда не начинал своих дел до полуночи, если не рассчитывал закончить их в этот же самый день. Верю, что если не завершить задуманное в положенный срок, то это принесет массу неудобств. К сожалению, оказалось, что судьба не суеверна. Ей было плевать на то, как я прокручивал свои делишки, она ждала удобного момента, чтобы ужалить исподтишка. Флавио заледенела у берега. Мертвые водоросли примерзли к камням. Я кутался в теплое пальто Энтони, затылок грела шляпа из бобра. Богачи выбрасывают уйму денег на одежду, хотя не знают, что такое холод: им не приходится часами стоять на морозе, пытаясь продать свой бесхитростный товар, или спать под ворохом тряпок, чувствуя, как коченеют пальцы на ногах. Тяжелые шаги предупредили о его приближении. Не знаю, почему я думал, будто он появится как дикий зверь, из тьмы под мостом, или будет красться по крышам. Ему нечего опасаться. — Что ты задумал? — послышалось его рычание. — Я уже ответил твоим идиотам, что… Он был ученым и охотником одновременно. Хоть я оделся как Энтони, и даже перенял его манеру держаться, долго эта игра не продлилась. От внимательного взгляда Стоуна не ускользнули существенные отличия в фигуре и росте. Я стоял к нему спиной, но внезапно оказался развернут мощным ударом. Его лицо нависло надо мной. Чудовищный звериный оскал, пустые стеклянные глаза, как у чучела. — Ты пожалеешь! — прошипел он и схватил за ворот. — Лоринг! Живучий мерзавец. Я думал, что избавился от тебя. Что ж, тогда нужно действовать наверняка. Он легко поднял меня, как ребенка, и собрался опустить в ледяную воду, когда раздался хлопок. Стоун резко выгнулся, вскрикнул и попытался достать торчащий из спины шприц. Раздался второй, затем третий хлопок. Он успел перевести на меня выпученные глаза и качнулся вперед. Я завис над водой, и спустя миг окунулся с головой в обжигающе-холодную реку. Меня точно кипятком обдало. Рука Стоуна еще сжимала мое пальто, я никак не мог высвободиться и подняться на поверхность. Одежда впитала воду и стала тяжелой, шевелиться было почти невозможно. Казалось, что от холода у меня лопнут глаза. Но вот кто-то ухватил меня за плечи и вырвал из смертельной ловушки. Я плашмя упал на каменную пристань, кашляя и отплевываясь. Зубы стучали, все тело дрожало. — Потерпите, Лоринг! Сейчас! Одну минуту! Когда были сняты пальто, кофта и рубашка, я сначала почувствовал облегчение, но спустя короткое мгновенье холод принялся обгладывать мое голое тело. И тут спасение — объятия сухой одежды. Мне казалось, что озноб никогда не пройдет, что я раздроблю зубы и кости, и что меня от кашля вырвет собственными легкими. Я даже не сразу понял, что лежу рядом с громадным неподвижным телом Стоуна. * * * Я проснулся от ощущения, будто на грудь высыпали лопату раскаленного угля. Сбросив два пледа, я обнаружил прикрытые полотенцем горчичники. Стоило от них избавиться, и боль утихла, но на коже остались бордовые следы ожогов. Вокруг царила тишина. Стены не были мне знакомы. Мрачные кирпичные своды, отсутствие окон, платяной шкаф, стол с чайным сервизом. У другой стены стояла вторая кровать, она была аккуратно застелена, ни одной лишней складочки. Я отыскал мой собственный наряд, оделся, отметив, что кто-то высушил и почистил его. За дверью оказался коридор, в котором витал узнаваемый запах канализации. Теперь стало ясно, где мне посчастливилось очнуться. Спустя пару минут, когда голова снова начала ясно соображать, и восстановилась память, я отыскал вход в лабораторию, за которой еще недавно наблюдал из вентиляционной шахты. Как и ожидалось, Вудроу находился здесь. Он стоял, согнувшись над столом, что-то записывал. На примусе грелся чайник. А на том самом кресле, которое ученые использовали для экспериментов, находился Стоун. Судя по склоненной голове и расслабленным пальцам, он был без сознания. — Вам уже лучше? — Вудроу поднял на меня глаза. — Проходите, я как раз заварил чай. — А где ученые? — я воспользовался приглашением и разлил содержимое чайника по чашкам. Он промолчал. Вудроу был сосредоточен на своих записях, но я более чем уверен, что он слышал мой вопрос. — Вы их убили? — Арчи, — перо остановилось, с его острого кончика упала маленькая капля чернил, — вы иногда удивляете меня. В хорошем плане. Я не ожидал от человека с вашей судьбой столько сострадания к посторонним. Но тут вы ошиблись, они живы и находятся в одной из камер. Мне может понадобиться помощь ассистента, а вы, простите, едва ли в этом подсобите. Напиток был терпким на вкус, немного горчил. Не помню, когда кто-либо в жизни, после смерти родителей, заваривал для меня чай. Также как не помню, чтобы кто-то спасал мою шкуру столько раз. — Спасибо. Вудроу снова посмотрел на меня, в глазах промелькнуло недоумение. — На здоровье, — рассеяно произнес он. — Если хотите, возьмите лимон, еще осталось несколько долек. Я сел в углу и тихо наблюдал за работой ловца. Был ли он ученым, безумцем, убийцей или другом — тяжело разобраться. Я испытывал стыд за то, что сказал ему не так давно. Возможно, Вудроу и не был обычным человеком в общепринятом понимании, но знал ли я кого-нибудь лучше? И разве можно осуждать его методы, если вспомнить, через что ему пришлось пройти? Похоже, я задремал и пропустил, когда Вудроу вышел из лаборатории. Мой отдых был прерван тихим зовом. — Эй, Лоринг! Ты меня слышишь, я знаю. Стоун уже пришел в себя, а возможно, до этих пор лишь притворялся. Впервые он предстал передо мной обездвиженным, и его можно было рассмотреть при ярком свете. Если прикрыть одеждой вздувшиеся мышцы, как у циркового силача, а также напряженные шею и челюсть, то его вполне можно было принять за обычного человека. Но Стоуна будто разрывала изнутри неведомая сила. — Что он тебе пообещал? — продолжал монстр. — Деньги? Ха, конечно! Ему нужны деньги. И только я могу их достать. Отпусти меня, и я заплачу. — Серьезно? Думаешь, я в это поверю? — Почему нет? — у него была странная манера говорить. Он все время дышал ртом, как уставшая после бега собака. — Какая разница, кто отдаст тебе долг? Деньги на моем счету. — Ты несколько раз пытался меня убить. — Только потому, что ты стоял у меня на пути. Нам нечего с тобой делить, Лоринг. Это всё его игры. Он втянул тебя и облапошил, внушил, будто ты сам этого хочешь. Думаешь, он заплатит тебе? Зачем? Как только эксперимент завершится, ты ему будешь не нужен. Что сделает ловец с вором? А? Подумай об этом. Я сделал вид, будто не слушаю его. В конце концов, понятно, зачем он это делает. Если бы только его слова не были созвучны с моими сомнениями. — Думаешь, это я чудовище? — он фыркнул, обдав колени фонтаном брызг собственной слюны. — Он — это я. Мы одно и то же, пусть внешность и обманчива. Вот и подумай: раз не доверяешь мне, почему считаешь, что можешь верить ему? Я повернулся к Стоуну, еще не зная, что собираюсь сказать, когда дверь открылась, и вошел Вудроу. Вместе с ним появились двое ученых, которых нанял Энтони. Они старались не смотреть в сторону пленника, прошли к фотоаппарату, принялись проверять соединения электропроводки. Вудроу достал из упаковки снимок, на котором был молодой, еще не изуродованный экспериментами Стоун. Вудроу установил снимок напротив кресла с подопытным, закрепил на том прищепки с проводами. — Лоринг! — зарычал монстр, — они убьют меня! Ты не увидишь своих денег!