Месье Абусария задумался. — Тогда возможно, я мог бы поговорить с вами? Я удивилась. Обычно все вопросы он решал с отцом. — Конечно, месье Абусария, я внимательно слушаю. Индиец повернул голову, словно высматривая что-то, а затем произнес. — Думаю, нам будет гораздо приятнее беседовать не на дороге. Прямо напротив вижу приличное французское кафе, я там бывал раньше, их бламанже понравилось даже мне, коренному жителю Индии. Не хотите ли зайти туда? Я покрутила рукоять зонтика у себя на плече. Мне совсем не хотелось задерживаться еще дольше, я должна встретиться с Эдвардом и все ему рассказать, но и старого друга не могу обделить вниманием. Видимо прочитав замешательство на моем лице, месье Абусария произнес: — Это не займет много времени, я и сам спешу, еду на станцию, — и он указал в сторону черной машины, на заднем сидении которой громоздились чемоданы. — Вы уезжаете, месье? — удивилась я. — Пройдемте, все-таки сядем, и я все вам расскажу — настаивал он, и я согласилась. Мы перешли дорогу и стали подниматься по белым ступеням кафе. Швейцар у дверей окинул индийца оценивающим взглядом, по одежде и манере держать себя он сразу понял, что месье Абусария не слуга, потому широко распахнул перед нами ставни, и мы вошли внутрь. Столик выбрали у открытого окна, выходящего не на дорогу, а во внутренний дворик, зеленый и тенистый с гуляющими по нему розовошейными голубями. — Знаете ли вы о наследстве? — начал с ходу месье Абусария, едва официант отошел от нас. От этих слов я поначалу потеряла дар речи. — О чем вы говорите, месье Абусария, о каком наследстве? Индиец сложил руки перед собой, темно-шоколадная кожа его лица, шеи и рук особенно ярко выделялась на фоне белой одежды и белых занавесок на окнах. — Ваша мать доверила мне это дело незадолго до своей кончины, — начал он, — каждому из своих детей она оставила равную долю. Это где-то по восемьсот тысяч пиастров. Сердце мое забилось сильнее. Восемьсот тысяч пиастров?! Я тогда могла бы уехать из дома, начать другую жизнь. — Подождите, месье Абусария, вы хотите сказать, что и мне и Джи и Даниэлю полагается по восемьсот тысяч? Индиец кивает и говорит медленно: — Да, госпожа. Все верно. — Но почему отец никогда не говорил нам об этом? Почему? — недоумеваю я. — Почему же? Ваш старший брат Даниэль прекрасно об этом знает, — кивает головой Абусария, — согласно завещанию, он получил свою долю, едва стал совершеннолетним. — Правда? — Да. Но насколько я слышал от вашего отца, Даниэль растратил эти средства еще во время своей учебы в Англии. А для получения денег вами и вашей сестрой мадам Кашви Марэ поставила одно условие, — тут индиец сделал паузу, так как официант принес нам наш заказ — два лимонада со льдом и бламанже. Я же, хотя и желала отведать коронное блюдо этого кафе, вдруг потеряла аппетит. Значит мама оставила нам с сестрой наследство, а мы об этом даже не знаем? Мне не терпелось узнать условие, при котором я могу вступить в наследство, но месье Абусария на время с головой ушел в поедание белого прохладного десерта, и я решила последовать его примеру. — Так что за условие? — напомнила я чуть погодя. Индиец аккуратно, не торопясь, протер салфеткой рот, в особенности усы, и, вновь сложив руки перед лицом, произнес: — Брак. Я захлопала глазами, не понимая. — Простите, что вы сказали, месье Абусария? Брак? Вы имеете в виду замужество? — Совершенно верно, госпожа, — качнул он головой в чалме, — ваша матушка хотела, чтобы эти деньги пошли в качестве вашего приданного. Для госпожи Джии и вас. Наследство можно получить только после заключения брака. Плечи мои поникли. Почему такое условие? Для брата не было подобного, он получил свое наследство свободно, для нас же с Джи брак и свобода от отца означало одно и то же. Другого варианта нет. Не видела иной судьбы для своих дочерей и Кашви Марэ. — Джи еще не знает об этом? Абусария качает головой. — Нет, хотел сегодня ей все рассказать перед отъездом. — Вы уезжаете? — удивилась я. — Да, через два дня отплывает пароход в Калькутту. В Индокитае становится неспокойно, госпожа, — он понизил голос, — насколько я знаю, госпожа Джия скоро вступит в брак. — Они с мистером Томпсоном хотели обручиться, — отвечаю. — Я бы посоветовал им поторопиться с браком. Финансовая ситуация в мире так же весьма непростая. Хорошо бы снять эти деньги, как можно скорее. — Думаю, если вы сообщите об этом Джи, она подумает об этом. Но сомневаюсь, что свадьба будет раньше весны. Индиец устремил задумчивый взгляд вперед, мимо меня. — Ну что ж. В любом случае, я передам сегодня ей все документы. Деньги она сможет снять в любом британском банке при предъявлении свидетельства о браке. То же касается и вас, госпожа Киара. Поторопитесь с этим вопросом, иначе, боюсь, эти деньги превратятся в ненужные фантики. Мы встали и пошли к своим машинам. Офицеры давно ушли, и движение на дороге возобновилось. — Вот документы на наследство вас и вашей сестры, госпожа Киара, — говорит индиец и передает мне черную папку, — мадам Кашви хотела, чтобы я передал эти документы вашим будущим мужьям, но ситуация вынуждает меня спешно возвращаться в Индию, и приеду ли я обратно в Лаос — большой вопрос. Вы ведь передадите их госпоже Джии? — Конечно месье Абусария, — киваю я с охотой, — я все расскажу сестре. — Тогда желаю вам всего наилучшего, — поклонился индиец и сел в машину. — Мне будет спокойней покидать Лаос, зная, что я отдал эти бумаги лично вам, а не вашему отцу, — он произнес это уже когда машина начала отъезжать. — Прощайте, месье Абусария! — машу ему вслед, сжимая у груди драгоценную папку. Он на мгновение высунулся из окна и помахал мне на прощание. *** Я потеряла все-таки слишком много времени. Поэтому приехав в Конный клуб, уже не застала там Эдварда. Зато повстречалась с Мишелем Клер. Разговор с ним тоже меня задержал, так как юный француз все не хотел меня отпускать, расспрашивал о моем здоровье после падения в реку, вспоминал о том, в каком он был отчаянии, увидев, что я упала за борт, и надеялся, что я соглашусь отправиться с ним на конную прогулку по окрестностям столицы. — Благодарю, месье Мишель, я обязательно подумаю об этом, — отвечаю вежливо, и затем медлю прежде, чем спросить, — а вы не видели мистера Фейна? Глаза француза сразу грустнеют, из них уходит блеск. — Все-таки ищете Эдварда? — говорит, смотря себе под ноги. — Конечно, ведь это он, а не я, кто спас вас. Значит теперь я вам не нравлюсь? Мне становится неловко от столь прямого вопроса. — Ну что вы, месье Мишель, вы мне очень нравитесь. Француз тут же расплывается в улыбке. — Правда? — Конечно, — киваю я, — вы замечательный юноша, уверена, мы станем хорошими друзьями. Сжимает кулаки и хмурится. — Эдвард сейчас играет в рулетку в английском клубе, на улице Пта. Я попрощалась с расстроенным Мишелем и побежала на выход. Через несколько минут Рахул остановил машину у двухэтажного дома в викторианском стиле с британским флагом над дверью, я поднялась по лестнице и толкнула дверь. В прохладном фойе меня встретил удивленный швейцар. Не успела я ничего сказать, как он открыл рот и пробасил: — Мисс, это закрытый мужской клуб. Видимо, он полагал, что я ошиблась дверью. — Мне нужно видеть мистера Эдварда Фейна, — говорю, и тут же чувствую, как заливаюсь краской. Швейцар неодобрительно окидывает меня взглядом, он явно считает неприличным, что юная девушка ищет встречи с молодым господином. — Идите за мной, — наконец произнес он после длительной паузы. И мы пошли по длинному холлу, освещенному серебряными светильниками с натертым до блеска черным полом. Спустившись по небольшой лестнице, мы оказались в просторной круглой зале, множество мужчин различных возрастов сидело за круглыми столами, они смеялись, курили сигары, громко спорили и что-то обсуждали, речь велась исключительно на английском. Я замерла, оробев. Нам с сестрой стараниями сначала матери, а затем и Пеи внушалось, что женщина должна проявлять скромность и стыдливость, в присутствии мужчин молчать и опускать глаза. И мне вдруг стало не по себе при мысли о том, какое лицо сделает Пея, если узнает, что я поехала во Вьентьян, чтобы встретиться с мужчиной. Пальцы похолодели, и я нервно сглотнула, заметив на себе пристальные взгляды нескольких пар мужских глаз. Джентльмены выглядели озадачено появлением юной девушки в мужском клубе. Наконец швейцар подошел ко мне. — Мистер Фейн играет сейчас в отдельной комнате с адмиралом Уильямсом и сэром Арчибальдом Стивенсоном, я проведу вас туда, прошу, следуйте за мной мисс.