Поняв, что сейчас меня могут найти, а отступать уже некуда, проворно взбираюсь на жакаранду, и прячусь среди сладко-пахнущих цветов, подобно майне. На зов отца сразу прибежала нянюшка и Парамит, обе перепуганные. На все расспросы хозяина они сложа руки и дрожа от страха честно отвечают, что чаонинг Киара в самом деле была сегодня с ними в храме, творя молитву и воздавая подношения Будде, но затем исчезла. Обе лао были свято уверены, что юная госпожа отправилась обратно домой. — А вы что за слуги такие?! — взревел отец. — Отпустили мою дочь одну через плантацию. Да вас после этого надо на рынке продать и купить пару молодых буйволов! Пользы будет и то больше. Несчастные лао бросились на колени и стали молить грозного хозяина не делать этого. — Чаонинг должно быть где-то в саду или в комнате сестры, — тараторит Парамит, мешая ломанный французский с лаоским. — Ну так найдите ее немедленно! Что с ней случилось, что уже даже к своему жениху не может выйти, как подобает благопристойной девице. Отец был в ярости. — Месье Марэ, позволите мне тоже поучаствовать в поисках? — обратился к нему Эдвард. — Да, — махнул отец раздраженно, — только время зря потеряете. Эта заноза может быть где угодно. Ума хватит и в лес убежать. Отец зашагал прочь, попутно подзывая других слуг. — Ну а вы чего рты разинули! Немедленно найти госпожу Киару! Эдвард замер на тропинке возле беседки, к нему подошел Даниэль. — Я хотел выразить тебе свою благодарность, — вдруг произносит брат и горячо трясет руку англичанина, — ты первый, кто поверил в меня. Вот увидишь, все будут локти кусать, когда дело выйдет. Слово Даниэля Марэ! Лицо брата сияет от удовольствия, лицо же Эдварда скрыто в тени. — Я в этом не сомневаюсь, — отвечает он сухо. — Чаонинг Киара! Госпожа! — раздается по всему саду. Лао, кто со светильниками, кто с факелами прочесывают заросли. Прячусь поглубже в листву. Пусть сначала Эдвард уедет, потом уж я и спущусь. Больше не слышу брата, видимо он ушел. Я нервно вглядываюсь в смутно различимую в неверном свете фигуру Эдварда. Не понимаю, куда он смотрит, словно в темноту сада. — Киара? Ты здесь? — спросил он полушепотом. И настороженно замер, вслушиваясь в звуки вокруг. Проклятье, а что если этот англичанин обладает слухом будто у тигра? Тогда он сможет уловить мое дыхание. Зажимаю рот, стараюсь унять бешеный пульс, стучащий в ушах будто колокола на башне. — Госпожа Киара! Мадемуазель! — вновь раздались совсем рядом крики слуг. Эдвард повернулся и пошел по дорожке в сторону реки и храма. — Фух, — выдыхаю с облегчением, — еще немного, и я бы задохнулась. Но покидать свое убежище все же не стала. Дождусь звуков отъезжающей машины. Обхватив получше руками толстый сук, я расположилась поудобнее, поджав под себя ноги. Странно, но именно здесь, среди листвы этого величественного и прекрасного дерева я особенно остро почувствовала свое одиночество. Плывшая над головой луна и звездное южное небо, тихий щебет птиц и искрящаяся гладь реки в дали — вот, что делало меня по-настоящему счастливой и свободной. Я была частью этого мира. — Возможно, мне стоило переродиться птицей в следующей жизни? — бормочу, задумчиво облокотясь о ствол. — Буду свободно летать над холмами, и никакой Эдвард Фейн не сможет потревожить моего покоя. Наконец вдали послышался звук заводящегося мотора. — Наконец-то уехал, — шепчу, но сердце болезненно сжимается. Подождав еще какое-то время и убедившись, что в саду тихо, спускаюсь с дерева. Не хочу сегодня домой. Пусть отец сколько угодно бушует. Лягу на ступенях храма и буду глядеть на луну. Сегодня так невыносимо жарко, что в комнате я не смогу уснуть. Подхватываю с низкого столика венок из жасмина и бреду в сторону храма. Его острые шпили отчетливо выделяются на фоне ночного неба. Тяжелые двери плотно закрыты. Я усаживаюсь на широкий парапет мраморной лестницы и рассматриваю венок в руках. Завтра у нас с Эдвардом роспись. Отец будет так счастлив, хоть и конечно не захочет подать виду. Пея даже достала свадебный набор украшений, хочет, чтобы хотя бы, если не Джи, то я надела его. А мама… Мама показывала нам с сестрой индийский танец, который танцует невеста. Она мечтала подарить нам золотые браслеты. И не дожила… Не увидела своих дочерей молодыми девушками. Не увидела мужа Джи, и не увидит меня завтра. А может это и к лучшему? Подношу к лицу жасминовый венок и вдыхаю полной грудью сладкий аромат. — Прости, мама, — шепчу, — я не смогла найти себе мужа. Того, с кем проживу остаток своих дней. Прости. Поднимаюсь на ноги, поправляю юбку, решительным движением срываю с головы сари. — Но я помню все, чему ты меня учила, смотри! Складываю руки на груди и начинаю плавно двигаться. Пусть сегодня лишь луна и река будут свидетелями моего свадебного танца. Руки плавно изгибаются в воздухе, повторяя движения, которым меня учила мама. Я сливаюсь со стихиями ветра, воды, во мне бьется пульс самой жизни, растекается по венам. Кружусь вокруг, изгибаю стан, я вхожу всем телом в водоворот природы. Наполняюсь ее силой, ее звуками. Из центра моего сердца поднимается песнь и звучит громко, наполняя изнутри ликованием. В бок, вперед, и снова живой рисунок рук, рассказывающих повесть. Но тут босой ногой наступаю на острый камешек, боль пронзает ногу, и я падаю на одно колено. Словно внутри резко отпустило пружину. Закрыв ладонями лицо, я опустилась на колени и горько зарыдала. — Киара! — вдруг раздался испуганный голос. Вскидываю голову и вижу фигуру Эдварда. Бежит так, словно произошла беда. Уже возле меня, бросается на колени. В глазах застыли страх и отчаяние. От былого лоска не осталось и следа. — Что с тобой? Ты ударилась? Он принялся ощупывать мою ногу, я же не могла перестать таращиться на него. Среди тишины этого храма, в свете мерцающей луны Эдвард показался мне ненастоящим, каким-то сном или видением. Заметив мой взгляд, Эдвард нахмурился. — Почему ты такая бледная? Что-то случилось? Но поскольку я не отвечала, он продолжал. — Я отнесу тебя домой, твой отец волнуется. И, не дав мне даже возразить, подхватил на руки. Я дернулась, выворачиваясь из сильных рук. — Пусти! Пусти! — Нет, — отвечает хрипло, прижимая сильнее, — тебе надо в дом, вызвать врача. Эта его забота, ничем не прикрытая тревога в глазах ранили в самое сердце, и я с удвоенной сильной заколотила ему в грудь. — Отпустите меня! Отпустите! Иначе я лишусь чувств! Мне противно! Противно быть с вами! От моих слов Эдвард, казалось, оторопел и наконец опустил меня на землю. — Противно быть со мной? — произнес он с болью. — Киара, что с тобой случилось? Меня била дрожь, схватив упавшее сари, поспешила накрыть им голову, спрятаться от горящего взора Эдварда. — Мне противно быть игрушкой в ваших руках, месье Фейн, — отвечаю с горячностью, — почему вы это делаете? То оттолкнете меня, то бежите спасать, то вдруг поцелуете. И затем снова! Вам так нравится? Это такое развлечение для заскучавших джентльменов? Свет луны вырисовывал черты лица Эдварда, делая их жестче, резче, а серые глаза непроницаемыми. — По-вашему, я играю с вами, Киара? — Зачем вы целовали меня тогда в беседке, а до этого после падения в реку? Или я вам кажусь легкой и доступной? Просто дочка французского плантатора из экзотического Лаоса, а не какая-то изысканная английская леди. Боль, горечь, ревность все это сплелось в такой жуткий ядовитый клубок в моей груди, что стало трудно дышать. Эта несдержанность, эти упреки. Зачем говорю это и не могу остановиться? Эдвард молча слушал. Но в застывшей позе читалось напряжение. — Почему вы сблизились с моим братом? — задаю вопрос, особенно сильно мучивший меня в последнее время. — Ведь вы ненавидите его также сильно, как и Джона Картера. Отец этого не замечает, но я то вижу. Ваши глаза, ваши речи. Ваше хладнокровие подводит вас, месье. — Почему ты так изменилась, Киара? — вдруг спрашивает он. — Почему перестала верить мне? Я ведь поклялся, что сделаю все, чтобы ты не пострадала. Это было выше моих сил. Я подалась к нему, за секунду оказавшись лицом к лицу. — Поклянитесь мне, что не навредите Даниэлю! — пронзаю его взглядом. — Поклянитесь под сенями этого священного храма, что мой брат тоже не пострадает! Молчит. Стиснув челюсти. — Я лишь дал твоему брату то, чего он просил. Но как он распорядится этим, целиком и полностью зависит от него самого. — Значит все-таки не дадите клятвы? — отшатываюсь резко. Опускает голову, чтобы спрятать яростный блеск глаз. — Твой брат отныне предоставлен своей судьбе. Бросаюсь прочь по ступеням, но через несколько шагов Эдвард догоняет меня. — Киара! Постой! — сердце царапают хриплые нотки в его голосе. — Не уходи вот так от меня. — Теперь, месье Фейн, я хочу лишь одного, чтобы наша сделка поскорее закончилась, и каждый остался при своем. Я со своим наследством, вы — подальше от меня и моей семьи в горячо любимой вами Англии. Вены опаляет жгучая ярость. Я была слепа, была слаба. Но больше не позволю этому мужчине играть со мной. В глазах Эдварда же горел огонь ненависти и такая же ярость. Пусть лучше так, пусть лучше я буду видеть, что он чувствует ко мне по-настоящему, чем те поцелуи и фальшивая забота.